Бесценный приз - Милн Нина. Страница 6

Легендарные губы Кэндис искривились в усмешке; стройная, в блестящем золотом платье, она скользнула на стул по правую руку от Оливии.

— Вот так диковинка.

— Что вы сказали?

— Вы слышали. — Супермодель положила ногу на ногу, чтобы показать разрез платья, доходящий до бедра, для пущей эффектности. — Ты — просто очередная дешевка, охотница за деньгами Адама и желающая переспать с ним ради того, чтобы угодить на обложки журналов.

Ядовитые стрелы достигли своей цели, но будь она проклята, если покажет это. Сжав руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь, она вытеснила из сознания воспоминания о детских насмешках и посмотрела Кэндис в глаза. «Не горячись, Лив».

— А вы?.. — спросила Оливия, чувствуя, что мысль о том, что ее не узнали, ранит эго супермодели — или, по крайней мере, помешает ей так же успешно нападать дальше.

Шипение показало, что Оливия попала в яблочко, но прежде, чем Кэндис успела ответить, Оливия услышала, как слева от нее отодвигается стул.

— Это Кэндис, она заплатила немаленькие деньги, чтобы попасть сюда в надежде поймать Адама.

Оливия обернулась: еще одна постоянная участница модных дефиле, Джесси Т., в ярко-синем облегающем платье, грациозно опустилась на сиденье. У Оливии засосало под ложечкой; это и правда было повторением кошмара ее детства — только вместо девчонок с косичками ее окружали женщины с модельными прическами. На какое-то мгновение она чуть не поддалась порыву перевернуть стол и пуститься бежать.

Но Джесси подмигнула ей, коснувшись кончиком пальца с ногтем бирюзового цвета ее щеки.

— Вообще-то дай подумать… Я полагаю, что Кэндис считает себя охотницей «высшего класса», которой предстоит ночь нежной любви, а потом она даст откровенное интервью «Фриссон» или «Глоссип». Я права, Кэндис? — Джесси ухмыльнулась, когда Кэндис отодвинула стул и поднялась. — Она просто злится, что ты разрушила ее планы, дорогая.

Повернув голову с фирменным пучком на голове, Джесси как будто потеряла интерес к сопернице, будучи, по-видимому, невосприимчивой к ядовитому взгляду последней, и сидела так до тех пор, пока Кэндис своей плавной походкой наконец не удалилась к подиуму.

— Привет, Оливия, я…

— Джесси Т., я знаю. И… м-м-м… Спасибо.

— Не за что. Адам попросил меня присматривать за тобой. Ему пришло в голову, что ты можешь стать мишенью для нападок женщин, которых здесь предостаточно.

Оливия моргнула, чувствуя, как в груди снова разливается коварное тепло. Пусть Адам и использует ее как прикрытие, но в то же время он защищает ее.

— Не смотри так удивленно. Адам — хороший парень. Ох, дорогая, если бы я не была счастлива в браке, я бы с тобой посоперничала.

Прежде чем Оливия успела сообразить, что на это ответить, Джесси грациозно поднялась.

— Приятного вечера. Но будь осторожнее с Кэндис; она может поставить все вверх дном, если что-то идет не так, как ей хочется.

Темноволосая женщина повернулась и легонько хлопнула ладонью о ладонь Адама, который подошел к столу, и направилась к группке, в которой находился ее муж — голливудский продюсер.

Оливия взглянула на Адама, и ее пульс участился.

— Спасибо, что попросили Джесси приглядывать за мной. И… — она кивнула в сторону подиума, — какую великолепную работу вы там проделали!

— Не за что и спасибо.

В его голосе прозвучала гордость. Гордость и что-то еще: глубоко личное, что заставляло его быть внимательным к каждой детали, и то, как он общался с теми гостями, кто столкнулся в жизни с этой ужасной болезнью — раком.

— Это очень важный повод, — мягко сказала она.

— Да, именно. — Между ними повисла тишина, и он провел ладонью по лицу, словно хотел стереть непрошеные мысли. — Пришло время танцев.

— Я предпочла бы отказаться. — Потому что если ей до сих пор и удавалось держать свое тело под контролем, танцы с Адамом вряд ли помогут ей в этом.

— Это было не предложение. — Снова в его голосе появились стальные нотки, выдавая в нем человека, который привык получать то, что он хочет.

— А я не повинуюсь приказам. — Когда она посмотрела на него, ее возбужденные нервы пришли в еще более раздраженное состояние.

— Хелен сказала, что она сделает снимки, мы будем танцевать, и я думаю, мы должны это сделать. Она не дура. К тому же она вряд ли не заметила, как вы нервничаете.

— Конечно, нервничаю. Изображать вашу спутницу не так-то легко. Особенно потому, что я ничего о вас не знаю, даже элементарных вещей.

— Большинство моих девушек ничего обо мне не знают; я бы об этом не беспокоился. — Он протянул ей руку. — Давайте, Оливия. Не отказывайтесь. Это должно быть весело.

Одним ловким маневром он выбил у нее из рук все ее моральные убеждения. А что до его улыбки… Горячая волна пробежала у нее от диафрагмы до кончиков пальцев на ногах.

— Я правда не умею танцевать.

— Я поведу, следуйте за мной.

— Лучше бы вы перестали так говорить.

— Давайте, — снова поторопил он ее. — Мы должны развеять подозрения Хелен.

— Я не уверена, что этому поспособствует ее наблюдение за тем, как я топчусь по танцполу, — заметила Оливия, вставая. — Но с другой стороны — как насчет небольшого публичного позора?

— Вы не можете быть настолько плохи.

Оливия глубоко вздохнула.

— Нет, могу. У меня полностью отсутствует координация движений. Пингвины танцуют лучше, чем я. Не заставляйте меня выставлять себя полной идиоткой.

— Держитесь за меня покрепче, и все будет в порядке.

А за какую часть тела лучше держаться? Держаться за какую угодно часть тела Адама казалось ей очень плохой идеей.

Что же с ней случилось? Ее тело никогда в жизни не реагировало так ни на одного мужчину.

Они стояли на этом треклятом танцполе, и Адам обнимал Оливию за талию, его пальцы словно прожигали тонкий шелк ее платья. Ее охватил жар; он был слишком близко… Его дыхание щекотало ставшую неожиданно очень чувствительной мочку уха.

— Тебе нужно расслабиться.

Как будто это было так легко!

Она видела, как Хелен, сидящая за столиком на краю танцпола, указывала на них фотографам.

— У тебя хорошо получается, — пробормотал он. — Но помоги мне еще немного. Попробуй обнять меня за шею.

Она последовала его указаниям и, покраснев, прижалась к его широкой груди. У нее перехватило дыхание, когда она увидела, что карие глаза Адама потемнели, а на шее у него забилась жилка. Она запустила пальцы ему в волосы, все еще не в состоянии нормально дышать.

Внезапно неумение танцевать перестало быть для нее главным поводом для беспокойства. Ее мозг начал отдавать команды. «Не раскатывай губу. Не покачивай бедрами. Не клади голову ему на грудь. Не прижимайся к нему слишком сильно».

Но было уже слишком поздно. Ее глаза закрылись. Ее тело двигалось, прижавшись к его. Ее бедра покачивались. Вожделели. И встретили ответную реакцию.

Оливия забыла, где находится. Кто она. Что она. Только то, что происходило сейчас, было важно. Музыка смолкла.

В ее душе медленно поднималось чувство стыда, она вспоминала, как буквально приклеилась к нему; они могли бы с таким же успехом заняться любовью прямо на танцполе.

Мгновение, растянувшееся в вечность, она ощущала под своей ладонью его учащенно бьющееся сердце и смотрела в его глаза, превратившиеся в расплавленную медь. Затем он моргнул, и теперь в его взгляде нельзя было прочитать ничего, кроме задумчивости.

— Это должно было помочь, — сказал он.

— Чему помочь?

— Развеять всяческие подозрения в голове у Хелен. И освободить меня от любых притязаний других женщин.

Ее охватило чувство унижения. Адам все это сыграл — продуманный спектакль ради того, чтобы убедить даже самых скептически настроенных репортеров. Но он не мог сыграть все. Ни за что на свете он не смог бы симулировать то, что происходило у него в брюках. Что все еще происходило в его брюках. Пока она все еще прижималась к нему.

Отступив назад, она посмотрела на него, ожидая ответов.