Правила одиночества - Агаев Самид Сахибович. Страница 22

— Здрасьте.

— Здравствуйте, — девушка бросила взгляд на обложку, — наконец-то, мы уже собрались звонить Нелли Тиграновне, нельзя же держать книгу так долго!

— Извините, — сказал Ислам, — я в общежитии живу: кто-то взял из тумбочки почитать — и с концами, насилу разыскал.

— Вот-вот, поэтому наша заведующая никого из общежития не записывает, а за вас поручилась Нелли Тиграновна, — строго сказала девушка, — а вы ее так подводите, хорошо ли это?

— Нехорошо, — согласился Ислам, — я виноват, чем мне искупить свою вину, хотите, пойду повешусь?

— Ну зачем же такие крайности, просто надо возвращать книги в срок; а потом, что нам с того, что вы повеситесь? Мало того, что вы книгу у себя держали столько времени, еще и угрызения совести у нас будут, сплошные убытки библиотеке.

Ислам не стал настаивать.

— Хорошо, — сказал он, — заменим виселицу каторжными работами. Хотите, я вам полы вымою?

Девушка недоверчиво посмотрела на него, затем оглядела полы.

— Знаете, — с сожалением констатировала она, — полы чистые, уборщица недавно мыла.

— А я подожду, — сказал Ислам, — народ же ходит, сейчас опять грязные будут, вот я уже наследил. Вы до скольки работаете?

Девушка приподнялась, наклонилась над столом и посмотрела на его ноги. При этом Исламу удалось заглянуть ей за вырез платья.

— До трех, сегодня суббота, короткий день. А вы что же, так любите полы мыть?

— Ненавижу, просто пока я буду мыть полы, рабочий день кончится, и я вас провожу.

— Вот как? — удивилась девушка. — Зачем?

— А вы мне нравитесь. Девушка удивилась еще больше.

— Довольно-таки неожиданно, — сказала она, — и давно?

— Как вас увидел! С тех пор только о вас думаю.

— Поэтому вы и не ходите в библиотеку? Странная логика.

Ислам наконец вспомнил ее имя.

— Марина, — проникновенным голосом сказал он, — для влюбленного сердца логика — наука чуждая.

Марина взяла тетрадку, лежащую перед ней, и стала махать перед собой.

— Что-то меня от вашей грубой лести даже в жар бросило. А вы брать что-нибудь будете? — сказала она, переводя разговор в более привычное русло.

— Буду, если вы позволите, конечно.

— Ну как же я теперь могу отказать своему поклоннику! Что именно?

— Есенина.

— Какой том?

— Тот, в котором есть такие стихи: «А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму».

Марина некоторое время смотрела на него, затем поманила его пальцем. Ислам наклонился и услышал запах ее тела.

Марина оглянулась по сторонам и тихо сказала:

— Больше нигде этого не произносите.

— Почему?

— Это к Есенину не имеет никакого отношения, это песня из кинофильма про Великую Отечественную войну.

«Ай-яй-яй, — сказал себе Ислам, — оплошал». И вслух произнес:

— Знаете, видимо, мне все-таки не избежать сегодня веревки, хотя это чертовски похоже на Есенина.

— Ну, тонкая лирика, тихая печаль, какие-то нотки похожие, но там дальше слова: «Мы пол-Европы по-пластунски проползли» и т. д.

Ислам почувствовал, как лицо его заливает краска. Спасти положение могла только удачная шутка, острота, но, как назло, в голову ничего не приходило. К счастью, в библиотеку вошел новый посетитель, и еще один появился из глубины зала. Воспользовавшись этим, Ислам отошел в сторону, к ближайшему книжному шкафу, и стал рассеянно изучать корешки книг, украдкой поглядывая на Марину. Скоро взгляд его наткнулся на роман «Двенадцать стульев», он раскрыл книгу и углубился в чтение. Из этого состояния его вывел голос Марины:

— Вы теперь решили здесь читать?

— Да, раз мне больше не доверяют — другого выхода нет.

— Сами виноваты, а что вы читаете с таким весельем? Ислам показал обложку, закрыл ее и поставил на полку.

— Что же вы, читайте, читайте, я не против!

— Да я уже сто раз ее читал.

— Зачем же вы ее читаете?

— Время тяну, — признался Ислам, — жду, когда вы закончите, чтобы проводить вас.

— Послушайте, вы всегда так действуете, напролом?

— Что-нибудь не так? Девушка пожала плечами.

— Не знаю, от вашей прямоты меня даже оторопь берет.

— Да нет, не всегда, бывает, что и соврешь.

— А кому вы врете?

— В основном мастеру, учителям — бывает, урок прогуляешь, а говоришь, что живот болел, чтобы не расстраивать.

— Понятно, — весело сказала Марина. Ее все это чрезвычайно забавляло — парень был младше ее лет на пять. — Однако до трех еще полтора часа.

— Я подожду вас на трамвайной остановке, — сказал Ислам и, не дожидаясь ответа, вышел.

Девушка некоторое время с улыбкой смотрела на закрывшуюся за ним дверь, затем покачала головой и стала заполнять лежащий перед ней формуляр.

Выйдя на улицу, Ислам с облегчением вздохнул: он не ожидал от себя такой прыти — все произошло спонтанно, как говорится, стих нашел. Чтобы как-то скоротать время, он отправился к ближайшей станции метро, поболтаться в тамошних магазинах.

— Однако, завтрак мы проспали, — мрачно произнес Али, глядя на товарищей.

— А шляться меньше надо по ночам, — иронично заметил Виталик, — кстати, к обоим относится.

— А как же любовь? — спросил Виталик Маленький.

— Любовь приходит и уходит, — ответил Виталик Большой, — а кушать хочется всегда.

— Какой ты циничный все-таки, — сказал Али, — у человека чувство, можно сказать, первое, а ты так говоришь! Сам-то завтракал небось?

— А вот это ты врешь, уважаемый, как раз-таки я не завтракал — когда ты глаза открыл, я еще в койке лежал.

— Ты мог позавтракать, потом прийти опять лечь, с тебя станется!

— Я не завтракал, — твердо сказал Виталик, — это во-первых. Во-вторых, до обеда осталось всего три часа, не помрешь.

— Я без завтрака не могу, — тяжело вздохнул Али, — если я не позавтракаю, мне весь день не по себе.

— Виталик тоже часто не завтракает, и ничего.

— Ну да, поэтому он такой худой, кожа да кости.

— И я часто не завтракаю.

— Ну ты-то вообще! Если бы я раз в неделю люля-кебаб ел, я бы не то что не завтракал — я бы даже не обедал.

— Слушай, как ты меня достал этим люля-кебабом! — в сердцах сказал Виталик.

— А не надо было трепаться, этим самым ты нанес нам моральный ущерб.

— И что мне теперь делать?

— Купи чего-нибудь позавтракать.

— Денег нет.

— Ну, тогда сиди и не возникай. А у тебя? — спросил Али у Виталика Маленького.

Виталик покачал головой.

— Да-а, тяжелый случай, — горестно молвил Али, — я вам, ребятки, одно могу сказать: если я в течение часа не съем что-нибудь, в общежитие может произойти уголовное преступление. Попросту говоря, я кого-нибудь убью.

— Кого? — с любопытством спросил Виталик.

— Не знаю, кто под руку попадется. Смотреть не стану, друг или враг — все равно. Так что в ваших интересах найти мне еду.

Хлопнула дверь бокса, кто-то вошел и, насвистывая, стал приближаться.

— Дичь? — вопросительно произнес Виталик.

— Сейчас посмотрим, — ответил Али.

В дверном проеме появилась фигура невысокого круглолицего паренька, он с любопытством оглядел присутствующих и сказал: «Салам, че сидите здесь?»

— Салам, салам, — ответил Али и добавил, — когда с утра видишь таких людей, как Новруз, [15] сразу на душе становится хорошо, как будто праздник весны наступил, потом весь день настроение повышенное.

Удивленный Новруз от смущения зарделся, у него даже появились ямочки на щеках. Похвала Али была ему вдвойне приятна, потому что он побаивался его.

— Новруз, ты на завтраке был? — спросил Виталик.

— Был, — ответил Новруз.

— Чем кормили? — причиняя себе страдание, спросил Али.

— А-а, чем обычно — пшенная каша, — пренебрежительно сказал Новруз.

— Не наелся, значит, — продолжал Виталик.

— Разве этим наешься?

— А мы вообще на завтрак не ходили.

— Почему?

— Эти двое кобелировали ночью, поэтому завтрак проспали, а я из солидарности не пошел, друзья все-таки, как я им в глаза потом смотрел бы, а? Вот как ты сейчас нам в глаза смотришь, сытый, и нас голодных не разумеешь?