Третье пришествие. Демоны Рая - Точинов Виктор Павлович. Страница 10
Но русло подземного ручья все сильнее забирало вправо. После часа пути стало ясно: теперь мы движемся почти под прямым углом к первоначальному направлению. Но выбора нет и нет никаких боковых ответвлений, куда можно свернуть. И еще один момент начал тревожить: ход постоянно понижался. Все правильно, воды вверх не текут, но путешествие к центру Земли в мои планы не входило, как-то и когда-то надо выбираться на поверхность…
Позади, в отдалении, грохнуло. Ага, бойцы Лопаты добрались до пещеры и напоролись на растяжку, установленную отцом. Ход, ведущий из склада, мы кое-как замаскировали тележкой-штабелером с установленным на ней ящиком, но не сильно надеялись на маскировку.
– Ты заложил там большой заряд? – спрашиваю у отца.
– Не особенно… Одна шашка ТП-200.
– Маловато… Ход не завалит, своды здесь прочные.
– Нечем было толком заминировать… Почти все истратили на подрыв Царскосельского моста.
– Сейчас совсем ничего не осталось?
Я знаю, как мой запасливый папаша любит прибедняться. И никогда не поверю, что у него совсем уж ничего не осталось, не такой он человек.
– Ну-у-у… – неопределенно тянет в ответ Максим свет Кириллович.
– Поставь еще один заряд. Здесь, в каком-нибудь узком месте.
– Петя, у меня действительно остались кошкины слезы… Набить в замок и вскрыть дверь, на большее не хватит.
– Все равно минируй… Не помешает. Бабахнет – будем знать, как далеко погоня, сколько у нас форы.
Отец тяжело вздыхает и скидывает с плеча лямку рюкзака. Мы идем замыкающими, и я свистом подаю условный сигнал остальным: пятиминутный привал.
– Готово, – сообщает отец недолгое время спустя. – Растяжку поставил фальшивую, без заряда, они сейчас идут настороже, присматриваются. А чуть дальше настоящая мина, с датчиком движения. Но теперь взрывчатку истратил в самом деле последнюю.
В свете фонаря вижу, как он внимательно уставился на меня: понял ли отпрыск, что это значит? Да понял я, понял… Если в ближайшее время не найдем путь наверх и погоня не отстанет, чтобы задержать ее, придется тратить бойцов. По одному. Оставляя в удобных для обороны узких местах с оружием и запасом патронов.
Остается лишь надеяться, что выход на поверхность есть и мы его отыщем.
– Рех-х-х-х-ха, – докладывает Наг-Каа со своей бесподобной дикцией. – Там тешш-ш-ш-ш-шет рех-х-х-х-ха. И ш-ш-шумит.
– Какая еще река? – недоумеваю я.
– Ш-ш-ш-шамая наш-ш-ш-штояш-ш-ш-шая.
В мертвой тишине подземелья нам послышались впереди какие-то едва различимые звуки, и я отправил Нага на разведку. Для такой миссии он, способный проползти в любую щель, подходил лучше всех. И вот с каким известием змеевидный мутант вернулся.
Река, значит… В общем, логично. Наш ручеек должен был куда-то впадать, не в подземную реку, так в подземное озеро. Стать притоком городской ливневой канализации ему уже не суждено, мы находимся уровнем ниже.
Но что за река? Я знал, что в мегаполисах зачастую малые реки, отравленные сточными водами, убирают с глаз долой, опускают под землю. Но в Хармонте… нет, ничего подобного не вспоминалось.
Разберемся… Лишь бы найденная Нагом река не заполняла полностью свое русло. Заплыв в подземных водах, тем более под Зоной, не вдохновляет. Хотя до сих пор никаких проявлений Зоны нам под землей не встретилось. Вообще ничего аномального. Странно, под питерской Зоной такого добра в избытке, но нам сейчас лишь на руку.
Опасался я напрасно. Новая пещера оказалась в разы шире и выше прежней, река текла почти по ее центру, занимая примерно треть ширины. Текла в низких берегах, вполне проходимых для нашего отряда.
Так себе река, не Волга и не Миссури. Скорее речонка… И я вдруг сообразил, как эта речка могла называться в своей прежней, надземной жизни.
Trout-Creek, иначе говоря, Форелевый ручей. Для ручья поток был, по моим понятиям, великоват, а форель в нем, по рассказам старожилов, действительно водилась, в верховьях до сих пор водится. Речка эта в давние времена протекала через территорию будущей Зоны и впадала в Нижнюю далеко за ее пределами. После Посещения перестала впадать. Русло в среднем и нижнем течении резко обмелело, рыбу ловили руками в оставшихся лужах, потом и они высохли. Позже выяснилось, что в Зоне река уходит под землю, в провал, исследовать который никто не рискнул. А Питер Пэн со товарищи теперь, значит, сподобился…
Вниз или вверх по течению нам двинуться? Вверх, однозначно. Пора бы уж выбираться наружу, владения Носорога остались далеко позади.
Не факт, что наш берег и дальше будет так удобен для ходьбы. Возможно, что потребуется переправляться, на вид река не особенно глубокая, переходимая вброд.
Пытаюсь осветить фонарем дальний берег, посмотреть, что там. Без успеха. Обычная история: Зона, как энергетический вампир, очень быстро «осушает» любые источники энергии.
Хочу попросить у отца его фонарь, свежий, пока не задействованный в нашем подземном походе. И в этот миг с того берега доносится спокойный голос:
– Привет, Питер! Не ждал, что ты сюда доберешься.
Голос кажется знакомым, но совершенно здесь неуместным.
В отличие от прочих хармонтских аномалов семейство Хогбенсов ни к сталкерам, ни к их детям отношения не имело.
Они просто здесь жили. Всегда, с незапамятных времен. Не стану утверждать, что прибыли они в Новый Свет раньше пассажиров «Мейфлауэра», но первые поселенцы, основавшие факторию в долине реки Нижней, уже застали живущих здесь Хогбенсов.
Семейство было большое, настоящий клан, впоследствии распочковавшийся на два. Но мне (и моему отцу, и деду) довелось знать лишь Хогбенсов-с-холма.
Хогбенсы-с-реки, жившие в тридцати милях южнее, куда-то исчезли еще на заре позапрошлого века: просто взяли и все бесследно испарились, оставив дом и хозяйство в полной неприкосновенности.
Холм Хогбенсов угодил в Зону – оказался возле самой ее границы, но все же внутри Периметра. Разумеется, военные пытались их выселить. Разумеется, не получилось. Хогбенсы как облюбовали свой холм несколько веков назад, так и будут жить на нем, пока самим не надоест.
Огромный, уродливый, обросший неимоверным множеством пристроек дом-лабиринт на вершине холма был лишь видимой и малой частью владений Хогбенсов. Под холмом имелся лабиринт куда более обширный и запутанный, протянувшийся, по слухам, на многие-многие мили. Про Хогбенсов вообще ходило много слухов…
Однако Сэмуэл «Волдырь» Хогбенс с младенчества рос не в семейном гнезде – в «детском саду» под присмотром Элайи Эбенштейна. Некоторые свойства малыша Сэмми показались чересчур экзотичными даже его родителям, личностям далеко не заурядным.
Сэмми (предположительно) аномал-ультразвуковик с очень широкими возможностями, – живой локатор, живой звуковой лазер. Обладает звуковой сверхчувствительностью: посылать специальные звуковые сигналы, как у сонара, ему не обязательно, достаточно собственного биения сердца, которое к нему же и возвращается в отраженном виде, принимается (предположительно всей поверхностью черепа) и преобразуется в зрительные образы. В мозгу рождается достаточно четкая картина окружающего мира.
Все это, повторюсь, предположительно. Абсолютно умозрительная теория Эйнштейна. Прямому и непосредственному изучению Волдырь недоступен. Все приборы, пытающиеся «заглянуть» ему внутрь, сгорают мгновенно. И те, что пытаются снять параметры внешними датчиками – электрокардиографы, электроэнцефалографы и т. д., – сгорают тоже.
В свое время Эйнштейн, крайне раздраженный поломками дорогостоящей аппаратуры, недрогнувшей рукой вписал Сэмми Хогбенсу в карточку аномала маркировку «Волдырь». А в графе «тотем» накорябал слово, каким выражаться в приличном обществе не принято. Впоследствии нехорошее слово заменили четырьмя вопросительными знаками, но Волдырем Волдырь так и остался, больно уж подходило это прозвище к его бугристому мягкому черепу…
А еще Сэмми отличался необыкновенно ранним и бурным умственным развитием, он был умнее всех мутантов «детского сада», вместе взятых. А в России стал умнее не только всех мутантов Вивария. На сотрудников, вздумавших померяться с Волдырем интеллектом, я бы ставку делать не стал…