Жена Лесничего (СИ) - Вайнштейн Стелла. Страница 9
Так и повелось у них — неделю вместе и две врозь. Встречи и расставания, слова любви и ненависти. Именно тогда ее окутала темнота — каждое расставание забирало еще частицу души, а примирение — надежды. Если прежде Чармэйн и смогла собрать себя, то теперь взлеты и падения разбили в щепки.
Тогда и случилось в первый раз — эльф взял силой то, что прежде доставалось ему даром по велению любви. Назвал своей суженой и привязал навсегда заклятием — сшить рубашку без нитки и иголки, без единого надреза.
Чармэйн перестала выходить наружу, заперлась в горнице. Мир превратился в колодец, ничего не трогало, не имело значения. А меньше всего — она сама.
Когда эльф пропал на месяц, Чармэйн наконец решилась. Если его привлекала в ней красота, то нет ничего легче, чем красоту уничтожить. Она поправилась, перестала прихорашиваться, сшила новое платье, сидевшее на ней мешком.
Шел день за днем, эльф не появлялся, и Чармэйн решила, что план сработал. Она сумела освободиться не спряв рубашки, но спокойствия не обрела. Ее мучила то тоска по эльфу, то страх того, что он вернется.
Чармэйн без сил откинулась на подушки, отходя от рассказа. Вспомнила, где находится и кому выговорилась. В горле встал ком. Чармэйн сжала зубы, попыталась собраться с силами. Не говорят, никогда не говорят любимому мужчине о прошлой любви. Вышло сумбурно и неправильно, а Дэмиену не полагалось слышать и десятой части. Она должна была просто сказать — да, была связана с Тейлом, но сбежала, хочу быть с тобой, только с тобой.
Чармэйн попыталась сгладить впечатление. С нажимом произнесла:
— Это был не мой выбор, понимаешь? Не мой.
— А разве любовь это выбор? — наконец ответил Дэмиен, нарушая долгое молчание. — Нет Чармэйн. Я не знаю, почему именно тебя, но буду любить и завтра и всегда, что бы ты не делала и как не менялась.
Сказанные ровным голосом слова пристыдили Чармейн, будто любовь по выбору родня той, что по расчету.
— А что плохого в том, что я хочу любить не только мужчину, но и человека? Хочу просыпаться каждое утро, уверенная в том, что ни на кого бы тебя не променяла. Быть твоим другом и опорой в трудную минуту. Вот, чего я хочу и ничего другого. Вот мой выбор, а все остальное тлен. Посмотри на меня, Дэмиен, по своей воле я бы никогда не нарушила клятвы, данные в день свадьбы. Ты веришь мне?
— Я хотел бы верить, Чармэйн. Но твой голос дрожит, когда ты говоришь о нем, и тверд, когда обо мне. А я тоже многого хочу. И не знаю достаточно ли "любви по выбору".
Дэмиен осторожно взял в руки плошку, отошел и рассеянно поставил на край стола. На мгновение обернулся, вспомнив что-то, и поднес к кровати Чармэйн полный кувшин воды. — Вернусь к вечеру, — коротко сказал он и вышел прочь.
Из под печи вылез брауни, стараясь не смотреть на Чармэйн достал из под лавки таз, сложил в него всю грязную посуду.
— Скажи, дедушко, как спрясть рубашку без нитки и иголки?
— А почто мне знать? — вздохнул брауни. — Ох, горький воздух в доме, хозяюшка. Я уж, пожалуй, помогать тебе сегодня не буду, все из рук валится. Прям поплохело от криков...
— Мы же тихо разговаривали.
— Значит тут кричали, — домовой указал пальцем на висок, еще раз тяжело вздохнул и пропал за очагом.
Чармэйн и сама чувствовала себя ужасно. Может лучше уйти, освободить Дэмиена от необходимости прогонять ее. Нет, нельзя ему вернуться в пустую хижину без объяснений. Лучше подождать до вечера, а потом принять любое решение мужа. А пока следует приготовить вдоволь еды на неделю. Забыть о слабости и встать на ноги.
Чармэйн, покачиваясь подошла к окну. Так вот чем оно затянуто. Прозрачной пленкой из стрекозиных крылышек, рассыпающих солнечные лучи цветным всплеском по полу. Еще одно чудо, которое она пропустила. Дом иногда менялся за ночь — на печной заслонке появлялась резьба из виноградных лоз, или горшки красило в белый с голубым. Домовой говорил, что не он, что Хозяин Леса ворожит. И Дэмиен иногда Хозяина Леса поминал, а в деревне о нем не говорят, только шепотом.
Дэмиен вернулся к вечеру, шлейфом занося запах хвойных шишек и пожухлых листьев. На Чармэйн не смотрел, не начинал разговора, но вроде не прогонял. Она боялась подойти к мужу, молча поставила перловую кашу на стол, села не на обычное место наискосок от него, а около стены на лавке.
— Тебе не стоило за меня выходить, — наконец сказал Дэмиен. — Это во-первых.
— Я знаю...
— Подожди. Ты сказала, что хочешь быть мне другом, а сама... Я о тебе ничего не знаю, Чармэйн. Все что знаю, могу на пальцах пересчитать. Ты человек, который способен месяц лгать, ничем не выдавая себя. Да что там месяц, кажется, твоя семья о Тейле и не слышала, выходит, умеешь скрываться годами! А я простой человек, Чармэйн. Я люблю, когда все на ладони, когда у друга нет второго дна. И вот я думаю — ты одна такая или все женщины горазды притворяться? И еще одно. Ты наверное была права утром. Зачем она нужна, слепая любовь? Ты меня заразила ею, и я даже не могу вычеркнуть тебя, начать все сначала.
— Я не хотела... причинять тебе боль, Дэмиен. Прости меня.
— Простить? Может Тейла и могу, а то молчание... нет Чармэйн.
— Подожди, не решай ничего сгоряча. Я докажу, что мне можно доверять.
— Дать тебе время? Сколько Чармэйн, год?
— Сколько захочешь.
— И Тейл не вернется?
Чармэйн запнулась. Он прав и этот разговор — пустой. Тейл может вернуться в любую минуту и она ничего с этим поделать не сможет. Как бы она не хотела доказать Дэмиену обратного.
Она заклята, или проклята и теперь судьба Чармэйн в чужих руках. Дэмиен вернулся и теперь смотрит на нее с затаенной нежностью, значит все таки дает ей шанс.
Глава 4
Мелькая днями, пробежал месяц, и между Чармэйн и Дэмиеном установился хрупкий мир. Она провожала его на работу по утрам, стоя у ворот дома, держа руки под передником. За день успевала поухаживать за огородом и рогатой коровой, а вечером встречала Дэмиена наваристым супом. Чармэйн старалась изо всех сил угодить, а Дэмиен ничего не принимал как должное.
Это внешне, а по сути их первый брак закончился. Рассеялась, не исполнившись, радужная дымка в сердце, сопровождавшая первые дни замужества. Надежда на постепенное сближение — первые поцелуи, ласки, желание в глазах друг друга… Всему этому не суждено сбыться. Доверие утеряно.
Дэмиен остался с ней, так как был не в силах отказаться. И пусть оба были вежливы и обходительны друг с другом, между ними висела прозрачная и непреодолимая завеса, в которой вязли робкие попытки Чармэйн на сближение.
Дэмиен уходил в лес не только по велению заданий, а в поисках Тейла. Он хотел узнать у фейри, что же произошло на самом деле. Как в женах лесничего оказалась избранная эльфом девушка из деревни?
Если Тейл захочет утаить правду, то Дэмиену ничего не добиться — в искусстве говорить загадками нет равных лесному народу. Но все же, вдруг через подтверждения рассказа Чармэйн, он сможет найти дорогу к ней в своем сердце.
Поиски оказались напрасными: Тейл как намеренно избегал лесничего, скрываясь в зарослях цветущего багульника, выдавая свое убежище лишь позабытой голубой бабочкой, трепыхавшейся в острых шипах кустарника.
Пару раз Дэмиену удалось увидеть Кувшинку, сестру Тейла, стоявшую по колено в лесном ручье, тоскливо глядевшую на него из под венка из цветов водосбора. По ее тонкому и гибкому телу стекала вода и темными лентами вились водоросли. Дымчатые глаза полные слез, в обрамлении черных как смоль ресниц о чем-то умоляли, но только он сделал шаг по направлению к ней, лесная дева как всегда исчезала.
В отличие от Тейла, Кувшинка никогда не говорила с лесничим. Он даже подумывал, не нема ли она, но как-то раз услышал ее негромкий разговор с братом.
Кувшинка обитала в водоемах, отвечала за их чистоту и население. Между ее длинными пальчиками тянулась тонкая пленка перепонок, а спину и плечи покрывала серебренная чешуя. Она любила купаться, и в прошлом, частенько звала с собой Дэмиена, а затем всласть целовала его холодными губами, обвив длинными темно-зелеными волосами, мокрыми и гладкими. Поцелуи, как и их обоюдная привязанность, должны были оставаться в тайне от Тейла, поэтому Кувшинка всегда молчала в присутствии лесничего. У фейри свои правила.