Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис. Страница 20
Ковер странно хрустел под ногами Трисс, когда она шла по коридору, — мягкий, но колючий, тонкий, но волокнистый. Стены очень напоминали бархат, который местами побрили, чтобы получился узор. Когда она протянула руку, чтобы потрогать его, обнаружила, что кончиками пальцев прикасается к перьям. Она погладила стену, и по узору пробежала едва заметная дрожь, как будто стена была живым существом и встопорщила перья.
Пен оставила дверь приоткрытой, и Трисс устроилась у щелочки, чтобы наблюдать за происходящим. Она увидела маленькую, едва освещенную комнату, частично закрытую фигурой Пен, которая остановилась сразу за порогом. Слабый белый свет мигал, как в зале, из которого она только что ушла.
— Мисс Пенелопа Кресчент. — Кто-то подошел пожать Пен руку, какой-то очень высокий мужчина.
Хорошо поставленный голос, уверенный и будто созданный для того, чтобы отдавать приказы. В то же время в его интонации угадывалось нетерпение, как будто его отвлекали мысли о чем-то очень важном. Он снова отошел, оказавшись на линии взгляда Трисс, и она наконец смогла его рассмотреть.
Ее первой реакцией был шок. Незнакомец был не просто красив, он был прекрасен, как кинозвезда. Короткие, аккуратно причесанные волосы блестели, словно мед, и у него были маленькие светлые усики, как у Дугласа Фэрбенкса, на кончиках загибавшиеся вверх. Он был одет не в приличествующий дневному времени суток костюм с пиджаком и жилетом вроде тех, что в будние дни носил ее отец, а в то, что ее родители называли «спортивный комплект» — по последней моде. На нем был свитер с V-образным вырезом поверх выглаженной до хруста белой рубашки, удобные свободные брюки, именовавшиеся оксфордскими мешками,[7] и двухцветные туфли — белые со светло-коричневым. На плечи он набросил идеально скроенное серо-коричневое пальто, и Трисс решила, что он явился сюда с какого-то куда более шикарного мероприятия.
— Всегда рад. Прошу вас. — Он сделал еще шаг назад и вытянул руку широким приглашающим жестом.
Трисс показалось, что она заметила блеск под его манжетой, кажется, металл. Пен приняла его приглашение и прошла в глубь комнаты. Трисс сглотнула и рискнула приоткрыть дверь комнаты еще на дюйм-другой, чтобы лучше видеть.
Источник прерывистого света оказалось легко определить. Вся стена справа представляла собой бурлящую трепещущую массу серо-серебристых движущихся объектов. Это было кино, никаких сомнений, но Трисс не видела ни проектора, ни белого луча, который пересекал бы комнату и падал на экран. Трисс изумленно смотрела, как немая героиня, воплощение оскорбленной добродетели, отрицательно качала головой и отвергала дары некоего гладковолосого Лотарио. Только когда по экрану пошли титры задом наперед, Трисс поняла, что, должно быть, смотрит на обратную сторону экрана кинотеатра.
Трисс слышала, что некоторые дешевые кинотеатры, экраном в которых служила натянутая простыня, иногда ставили несколько стульев с другой стороны экрана и брали полцены с тех, кто смотрел фильм в зеркальном отражении. Но поверхность, на которой двигались фигуры, выглядела как стена, а не как простыня. И если она достаточно тонкая, чтобы пропустить свет, почему она больше не слышит пианино и возгласов публики?
Остальная часть комнаты была удивительна своей обыкновенностью. Если не считать стен, отделанных такими же не то обоями, не то перьями, как и коридор, она выглядела совершенно заурядной гостиной: кресла с цветочным узором на обивке, бабушкины часы, накрытый скатертью стол с чайным сервизом и радио. Трисс не могла взять в толк, как такая комната могла оказаться по ту сторону экрана; мерцающий белый свет заставлял все в ней казаться беспокойным. Тени прыгали и бились, словно крылья.
Пен несколько неуклюже устроилась на большом позолоченном кресле лицом к перевернутому экрану. Ее ноги не касались земли, и она спустила рукава так, чтобы они закрывали ладони, — верный знак, что она на грани.
— Прекрасный выбор. Лучшее место из всех. — Незнакомец с кинематографическими усами подошел и остановился рядом с ее креслом, глядя на экран. — Самый хороший способ увидеть, что происходит, — это смотреть с тайного места. Подкрадись к миру сзади, застигни его врасплох — и поймешь, что он такое на самом деле…
— Мистер Архитектор! — решительно перебила его Пен. — Я хотела поговорить с вами.
«Мистер Архитектор»? Трисс взглянула на него с новым интересом. Отец говорил, что в ее падении в Гриммер может быть виноват человек, с которым он связан по работе. Как инженер, отец работал с большим количеством архитекторов. Может быть, и с этим тоже?
Внимательно рассматривая Архитектора, Трисс испытывала растущее чувство дискомфорта. Он был очень хорош собой, она это видела, но, если присмотреться, трудно понять, чем именно он хорош. Его очарование было как солнечный свет, бьющий в глаза и смазывающий подробности. Когда она изо всех сил сосредоточилась, она обнаружила, что смотрит на осколки и обломки, совсем не напоминающие Дугласа Фэрбенкса. У него были очень светлые глаза, и она осознала, что не может запомнить их цвет. Зубы слишком белые, аж отдающие в голубизну, узкий подбородок. Когда он улыбался, уголок рта как-то так изгибался, что наталкивало на мысль о предательском гвозде, торчавшем в ковре на лестнице.
— Насколько я понял из нашего телефонного разговора… — Архитектор долго разглядывал Пен. — Вы просили о встрече… И вот мы тут.
Мысли Трисс метнулись к торопливому отступлению Пен из кабинета отца. «Значит, она все-таки звонила по телефону! Она звонила этому человеку! Но… почему оператор это не зафиксировал? И вообще, зачем она ему звонила?»
— Говорят, картина стоит тысячи слов, — продолжал Архитектор, — и ваше лицо, мисс Кресчент, — это картина. До сих пор я полагал, что увижу на нем тысячу счастливых слов, но нет.
— Разумеется, я несчастлива! — отрезала Пен, привычно находя уверенность в приступе ярости.
— Нет. — Он рассматривал ее своими бледными очами. — Полагаю, вы из людей того сорта, которые никогда не бывают счастливы, но которые делают мир куда более интересным в попытках это счастье обрести. Ну хорошо. Не будем об этом.
Пен моргнула, и Трисс практически почувствовала, как слова Архитектора прошли мимо нее, как аккуратные маленькие ручейки обтекают неподатливый камешек.
— Я несчастлива, — упрямо продолжила Пен, — и вы знаете почему. Вы меня обманули!
— Обманул. — Это был не вопрос и не возмущение. Архитектор просто уронил это слово, как мог бы бросить на стол непонятный предмет, чтобы изучить его. Несколько секунд он молчал, задумчиво выгнув брови, затем покачал головой. — Не уверен, что понимаю, о чем вы.
— Нет, понимаете! — нахмурилась Пен и стукнула пятками по ножкам королевского кресла. — Мы заключили сделку! И я сделала все, что вы попросили! Я принесла страницы из дневника, и расческу, и все остальное! Я даже заставила Трисс прийти к Гриммеру! Вы сказали, если я все это сделаю, вы ее заберете!
Прячущаяся за дверью Трисс зажала рот обеими руками, чтобы не вскрикнуть. Охватившая ее злость была настолько всепоглощающей, что казалось, это чувство существует где-то снаружи, словно огромное животное, наблюдающее у нее из-за плеча и горячо дышащее в шею.
— Да? — Архитектор проявлял не большую озабоченность, чем кошка, греющаяся солнечным днем на заборе.
— Я думала, вы заберете ее и все кончится! Я просто хотела, чтобы она исчезла. Я не просила… об этом! — Пен дико взмахнула рукой в неопределенном направлении, как будто показывала в адрес кого-то, видимого только ее мысленным взором.
— Я всегда держу слово. — Высокий мужчина улыбнулся. — Через несколько дней она исчезнет. Несколько дней.
Трисс сглотнула, и ее ярость снова сменилась страхом. Значит, она все-таки в опасности.
— Дней? — взорвалась Пен. — Дней вот этого? Это не то, что я хотела, и вы это знаете! Это ужасно! Ненавижу!
— Я не обещал дать вам то, чего вы хотели. Только то, что вы просили. — Мужчина безразлично пожал плечами.