Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис. Страница 58

На секунду Вайолет задумалась. Потом выдвинула челюсть и взяла Тристу за плечи.

— Нет, — ласково, но твердо сказала она. — Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. Я буду наблюдать за тобой, пока ты спишь. Если твои волосы начнут превращаться в листья или случится еще что-нибудь, я тебя разбужу.

— Обещаешь? — Триста почувствовала, как ледяной айсберг ее паники отступил на шаг-другой. — Ты… не оставишь меня одну и не уйдешь?

— Нет, обещаю, — сказала Вайолет, и решительность в ее голосе не оставила места для сомнения. Ее темные глаза были тверды, как камень.

Длинная тропинка, ведущая к Гриммеру, изменилась. Теперь она стала неровной из-за выступающих корней искривленных деревьев. На траве лежали гнилые яблоки, сморщенные, как лица древних мудрецов. В песнях птиц слышались слова, и листья тихо смеялись. Голыми ногами Триста чувствовала биение пульса в грунте. Впереди среди деревьев она различала гладкую обсидиановую поверхность воды. Чернильная угроза, угольно-черное обещание.

«У тебя нет ничего своего, — сказал Гриммер. — Все, что у тебя есть, ты одолжила, и, когда вернешь, ничего не останется. Даже твое время и то одолженное, и оно истекает. Один день. Остался один день…»

Поднялся ветер, стал ледяным. Триста почувствовала, как он пытается разорвать ее, словно венчик одуванчика.

…Тут она проснулась, дрожа от холода. Она лежала на кровати под одеялом. Рядом в кресле откинулась Вайолет, хмурясь и подергивая головой в попытке не поддаться сну. На соседней кровати крепко спала Пен. Утро крадущимися шагами пробиралось на небосвод. «Утро. Мое последнее утро. Только один день…» Эта мысль крутилась у нее в голове, кристально четкая, холодная и неизбежная, как небо.

От дыхания Тристы шел пар. Она села, растирая ладони. Вайолет вынырнула из полудремы, секунду, пока она осматривалась, ее глаза были стеклянными.

— Ох. — Она пришла в себя и выдохнула. — Все еще с нами, да?

Вайолет подошла и задумчиво осмотрела Тристу, потом провела пальцами по ее волосам, отчего послышался слабый хруст. Она уставилась на сухие листья в своей ладони, сильно прикусив нижнюю губу.

— Могло быть и хуже, — тихо пробормотала она.

— Уже хуже, — еще тише ответила Триста.

— У нас еще есть один день, — упрямо возразила Вайолет.

— Который час? — спросила Триста.

Вайолет приблизилась к окну, выглянула на улицу и произнесла слово, которое не полагается говорить в присутствии детей. Подойдя к ней на цыпочках по холодному полу, Триста сразу же поняла, почему Вайолет выругалась.

Стекло было покрыто изящным кружевом льда, и сквозь его изгибы Триста едва различила словно посыпанные сахаром соседние крыши и поблескивавшие нити сосулек, спускающиеся с водосточной трубы на стене напротив. Небо окрасилось в неуютный серый цвет с оттенком сепии. Цвет непогоды. Тяжелое небо набухло снегом.

Лицо Вайолет застыло, как маска, но по тому, как она стиснула челюсти и повела глазами, Триста прочитала охватившую ее панику и глубоко укоренившийся страх. С ужасом она осознала, на что ради нее пошла Вайолет накануне ночью. Ради Тристы она много часов оставалась на одном месте. А теперь Зима, тщетно преследовавшая Вайолет все эти годы, с неимоверной скоростью надвигалась на Элчестер.

— Ты проклята! — Сонная Пен с недовольной мордочкой села в кровати.

— Сразу после завтрака мне надо уйти, — объявила Вайолет. — Я отправлюсь на Плотмор-хилл — туда, где ты потеряла след полуночных скачек, Триста. Вы обе остаетесь здесь.

Девочки запротестовали.

— Не спорьте, — решительно сказала Вайолет, бросив обеспокоенный взгляд на Тристу.

Завтрак проходил хаотично и несобранно. Джек, по всей видимости, еще спал. Его тетка и зять уже ушли на работу, а две младшие сестры как раз торопились в прачечную. Мать и старшая сестра собирались на рынок, поэтому завтрак пришлось готовить восьмилетней племяннице Джека. Девочка занялась им с ловкостью, свидетельствовавшей о большом опыте. Время от времени она прерывалась на то, чтобы утереть лица маленьких детей, словно мать в миниатюре.

Пальцы у всех онемели от холода, но камин не разжигали. Чай на вкус был словно вода из лужи. Завтрак представлял собой ломтик хлеба с маргарином. Вайолет проглотила его в считаные секунды и теперь ерзала, ожидая остальных.

— Но я не наелась! — запротестовала Пен. — Почему им дали добавку?

Младшим детям в семье Джека дали еще по ломтику хлеба с маргарином, завернутому в бумагу.

— Это их обед, Пен, — поморщившись, пробормотала Вайолет. — Они возьмут его с собой в школу.

При любой возможности Триста ловила взгляд Вайолет и пыталась заставить ее услышать свой безмолвный призыв. «Пожалуйста, не оставляй меня с Пен! Я не знаю, будет ли она со мной в безопасности!» Но Вайолет упрямо избегала смотреть на нее и не отводила глаз от матери и сестры Джека. Триста едва заметила, как захлопнулась входная дверь, но немного удивилась, когда старшая сестра Джека вернулась на кухню, снимая только что надетые шляпку и пальто.

— Мама ушла за хлебом и яйцами, — жизнерадостно сказала она, — так что ваш завтрак будет больше похож на то, к чему вы привыкли. Я вернулась приготовить вам чаю. Подождите и устраивайтесь поудобнее. — Она побежала вверх по лестнице, видимо, убрать пальто и шляпку.

Вайолет сразу же встала со стула, стараясь не скрипеть.

— Мы уходим, — тихо произнесла она. — Быстро и беззвучно. Сейчас же.

Когда они втроем оказались на улице, сбитая с толку Пен уставилась на дом.

— Почему мы ушли? Они собирались покормить нас еще завтраком!

— О нас написали в газетах, — ответила Вайолет. — Готова поспорить на что угодно. Газету доставили, пока мы ели. Мать и сестра Джека прочитали ее и ушли шептаться в прихожую. Потом сестра Джека вернулась проследить, чтобы мы не ушли. Мать Джека, судя по всему, пошла в полицию. Видимо, объявили награду.

— Они предали нас за деньги? — ошеломленно воскликнула Пен. — Я вернусь и разобью их окна!

— Не смей! — одернула ее Вайолет, потом вздохнула и сердито посмотрела на Пен. — Пен… деньги кажутся недостойной причиной, только когда тебе можно о них не думать. Большинство людей думают о них постоянно. Деньги не означают пирожные и бриллианты, они означают, что ты сможешь заплатить долги своему домовладельцу, пекарю и сборщику налогов. Что у тебя есть монеты, чтобы включить газ, и тебе не надо будет рубить свои полки на дрова. Что еще какое-то время волк будет держаться подальше от твоей двери. Она ничего нам не должна, Пен, и если она не позаботится о своей семье, это не сделает никто другой.

«Волк будет держаться подальше от твоей двери».^[14] Голод — это волк, подумала Триста. Она уже много раз чувствовала, как его зубы вгрызаются в ее внутренности. Она сосредоточенно и отчаянно сражалась с ним и никогда не думала, сколько людей проводят жизнь в состоянии, когда этот волк все время на шаг позади. Может быть, она все еще в ловушке иллюзий Трисс, будто весь мир крутится вокруг ее собственных потребностей и страданий. Ее частная история внезапно показалась такой незначительной. Потом страх снова начал пожирать ее, и она схватила Вайолет за рукав.

— Вайолет! Я оставила платье Трисс на чердаке.

— О дьявол! — Вайолет в замешательстве взглянула туда, откуда они ушли. — Триста… Извини. Мы не можем вернуться. Это слишком опасно. Скажи мне, когда почувствуешь себя голодной… и я что-нибудь придумаю.

— Так что, мы идем на встречу с рэкетирами? — поинтересовалась Пен, когда они припарковались на Плотмор-хилл. — У них есть пистолеты? Ты их напарница?

— Нет, Пен! — Вайолет закатила глаза. — Пистолеты есть только в кино и в Америке. И я не напарница, бог с тобой! Большей частью я просто доставляю грузы. Для этого мне и нужна коляска — чтобы загрузить в нее что-то или кого-то, желающего добраться куда-то быстро. И я хороший механик, который не задает вопросов — даже если в машине, которую чиню, большой груз контрабандного консервированного сыра.