Дороги Аннуина (СИ) - Бичем Джулс. Страница 3

— Давай договоримся, — сказал он, — ты даешь мне честное слово, что не будешь курить. А я даю тебе слово, что привезу подарок, которому будут завидовать все курильщики вокруг тебя.

Такое предложение было весьма заманчивым. Да и дать честное слово было огромным шагом вперед, во взрослую жизнь.

— Хорошо, — согласилась Сага. Эдуард присел перед ней и заставил смотреть прямо в глаза:

— Если взрослый дает слово, он его держит. Так что, ты должна держать своё и никогда не курить.

Было необычным смотреть ему прямо в лицо. Сага вдруг заметила, что глаза у него не просто серые, а с россыпью солнечных крапинок. Словно солнце оставило свои следы.

— Я буду держать слово, — пообещала она.

— Вот и отлично, — широко улыбнулся Эдуард, поднимаясь на ноги.

Прошло почти полгода, прежде, чем Сага получила обещанный подарок. За это время листья успели облететь с деревьев и рассыпаться желтым полотном. Затем выпал снег, засыпав все улицы и крыши. Но ни дожди, ни зимние холода не могли погрузить город в сон. Он продолжал жить, каждый вечер превращаясь в небесный призрак, стоящий одной ногой на земле. Розовые разводы облаков цеплялись за его крыши. Скованные льдом каналы молчали, пряча под холодной коркой черную тихую воду. Рождество уже прошло, и в школе начались занятия. В тот день было не так холодно, и девочка порядком успела наиграться в перемену на школьном дворе. Казалось, что снег набился не только в сапоги, но и за шиворот, и под рубашку.

К тому времени как Сага оказалась дома, на улице уже темнело. В окнах зажигались огни, и луна поднималась вверх, над городом. На столе, где девочка обычно делала уроки, лежал конверт. Она повертела его, рассматривая со всех сторон, пока не наткнулась на собственное имя, выведенное там, где треугольник приклеивается к белой поверхности.

Внутри лежали фотография и небольшой лист бумаги, свернутый пополам. Осторожно вытянув их наружу, Сага первым делом занялась фотографией. Изображение на ней поражало воображение цветом и размерами.

Ни у кого в классе не было фотографии настоящего военного космолета. Сага разглядывала каждую деталь, каждую черту, восхищаясь. Вспомнив о письме, которое сопровождало фото, она развернула бумажку.

«Я попросил отца сделать фотографию специально для тебя. Уверен, что тебе понравится. Это один из самых мощных кораблей, способных летать в космосе, и он почти уже достроен».

Это был великолепный подарок. И то, что Эдуард сделал это для неё, заставляло Сагу ощущать себя гордой до невозможного.

Зима, в которую Саге исполнилось двенадцать лет, запомнилась чередой траурных дней, когда ушел её отец. Он умер тихо, во сне, и женщины, которые пришли помочь и поддержать мать, говорили, что отец умер легко и хорошей смертью. Сага не понимала — что может быть хорошей смертью. Она вообще не могла понять — куда ушел отец. Вроде, он там, в гробу. А получается, что там не он.

Родители Эдуарда были теми, кто пришел и оставался с матерью до последнего. Пока его отец помогал распоряжаться на счет похорон, его моложавая мать была с вдовой и не давала той соскальзывать вниз, в глухое горе. Сага плакала, когда отца закрывали крышкой гроба. Эдуард позволил ей всхлипывать, уткнувшись носом в свой рукав, который вскоре почти промок от её слез.

После этого в квартире стало тихо. Раньше родители вдвоем тащили на себе ярмо работы, теперь же оно целиком легло на плечи матери, тяжело переживавшей уход отца. Возможно, сейчас люди жили гораздо лучше, чем несколько десятилетий назад. Но кто — то по — прежнему не имел средств для того, чтобы обеспечить себе комфортное и беспечное существование.

После Судного Дня, когда сильнейший вулкан нарушил прежние границы тектонических плит, заставив их разъехаться, как неисправные жалюзи, мир изменился. Несмотря на то, что человечество усердно обсуждало и готовилось к всевозможным катаклизмам, все же этот день оказался неожиданным. Империя создавалась и до Судного Дня; но теперь, когда половина материков ушла под воду или вздыбилась как буйный жеребец новыми горными хребтами, люди предпочли оставить старые политические разногласия и объединиться.

Несмотря на то, что Империя была утомлена нескончаемыми локальными войнами, которые не утихали и продолжали периодически вспыхивать, как тлеющий костер, она упорно поднималась вверх по ступеням технологического прогресса. Конфликты возникали вновь и вновь, ведь собрать под своё крыло миллионы — это одно, а удерживать этот Вавилон в узде — совсем другое. Но перебрасываемые в зоны боевых действий отряды гвардии всегда справлялись с конфликтами. Их слаженные ряды, проходившие по праздничным дням маршем вдоль главных улиц города, демонстрировали не просто красоту синхронных движений. Высокие люди будто состояли из сплошной силы, и так оно и было. Их оснащением занимались ведущие центры вооружения, а попасть в ряды гвардии было заветной мечтой каждого подростка. Люди знали, что это — гарантия их безопасности.

Старшеклассники гоняли футбольный мяч по полю, изображая из себя команду из далекого прошлого той эпохи, когда футбол был национальным видом спорта. Сейчас на смену ему пришли новые увлечения, но мяч по — прежнему заставлял детей ожесточенно бороться, защищая свои ворота.

Эдуард сидел на скамейке возле поля, наблюдая за игрой. Признаться честно, Саге льстило, что он каждый раз как бывает свободным от занятий или работы, заглядывает в школу. Это создавало ощущение твердой опоры, надежной и несокрушимой, как старое дерево. Несмотря на то, что Эд слишком часто подшучивал надо Сагой, она знала, что он никогда не перестанешь слушать, понимать и уважать её мнение, которое в семнадцать лет приходилось слишком часто отстаивать от чужих посягательств.

Сага приветственно махнула рукой, показывая, что видит товарища, и побежала по краю поля к скамейкам. Она была уже не той дурындой, которая могла вести себя как безумный пеликан, прыгая и вопя во все горло. Сейчас Саге очень хотелось выглядеть хоть немного так же, как другие девицы — высокие, накрашенные и обладающие относительным подобием фигуры, чего самой Саге, кажется, было не видать, как собственных ушей. Такие девушки, в отличие от неё, не мчались по полю с разбитыми коленями и грязными руками, а мирно сидели на скамейках, как стайка разноцветных птиц.

Рукава светлой рубашки Эдуарда были закатаны, и можно было видеть уходящие вверх по рукам голубоватые вены. Он ухмыльнулся, похлопав Сагу по плечу:

— Как дела?

— Все хорошо, — отозвалась Сага, невольно топая ногой в досаде на то, как слабо отбивались защитники на воротах.

— Как с оценками? — Эдуард всегда интересовался её учебой, а она частенько пыталась уйти от этой темы. Не то, чтобы Сага плохо училась, просто ей было лень тратить время на лишнюю писанину в тетради. Саге хотелось большего. Приключений. Новизны. Дороги за горизонт.

— Да я же говорю — всё хорошо, — ворчливо ответила она.

— Хорошо, если это так, — хмыкнул Эдуард, явно не веря ей. Затем, немного помолчав, произнес, — я уезжаю.

Интерес Саги к игре моментально испарился.

— Куда это ты уезжаешь? — Подозрительно поинтересовалась она. Эдуард как — то неопределенно повел плечом, словно пытался подобрать правильно слова.

— Служить, — наконец пояснил он, — меня берут в гвардию.

— И надолго? — Вся неожиданно открывшаяся перспектива оставаться в одиночестве открылась перед Сагой. Выглядела она крайне уныло и безрадостно.

— Думаю, что к тому времени, как ты соберешься на выпускной вечер, я уже вернусь и как раз приду посмотреть на тебя.

От шутливого тона легче не стало. Сага слишком привыкла к тому, что Эдуард был рядом с тех пор, как умер отец, а затем через несколько лет — и мать, и теперь испытывала подступающий к горлу ужас, сродни тому, который одолевал её после похорон при мысли, что отца больше нет. Захотелось ухватиться за большую руку и умолять никуда не уезжать. Но она поджала губы и продолжила упорно смотреть на дурацкий мяч, летающий по полю.