Всадники. История Адама Борута (СИ) - Перунов Антон. Страница 32

  Помолчав, добавил:

  - Если точнее, то в городе много парней, которые не прочь встать под знамена достойного вождя. 'Сотни две наберется' - это ее слова. И с бандами хотят драться, и опять же, нет предводителя. Так что куда ни кинь, все упирается в тебя, Адам. Но думаю, после сегодняшних и вчерашних наших дел понимание, кто достоин стать их вождем у гребенцов появилось. - Он довольно пристукнул кулаком об ладонь левой руки.

  - Добре, - сказал Адам, - хорошие вести, есть еще что-то? К слову, а Шатун? Ты мне утром сказал - нужный нам человек...

  - Мутный тип. Знает, что ты и есть Лютый, бандой нас назвал...

  - Не хорошо, надеюсь, ты, Микола, ему доступно объяснил, чем мы от банд отличаемся? - Резко приподнявшись, Сашко враз посуровев лицом уставился на Орлика.

  - Ты на меня, братушка, так не смотри, это ж не я сказал, а Шатун. Не переживай, все я ему пояснил. Главное, от работы не отказался, мол, как надо будет, свистните. Он Марфе дичину таскает. Сегодня кабана приволок на плечах, а там туша - пудов десять - не меньше.

  - Ого, - удивленно воскликнул Скворуш. - Силен мужик!

  - Да, и не глуп, и знает много, а раз с Марфой связан, значит, нам не враг пока. Надо поскорее с ним знакомство свести. Давай-ка завтра с ним по горам прогуляемся, посмотрим, чего да как. - Решил Адам.

  - Понял тебя, командир. Все сделаю. - дисциплинированно отозвался Микола.

  - А что с Куцым? - спросил Скворуш, сплевывая травинку и срывая новую, - ты не думаешь, командир, что его надо бы прихватить, да расспросить с пристрастием?

  Адам покачал головой, глядя на бурное течение Ужицы, шумно несущей свои прозрачные воды по каменистым перекатам русла. Солнце играло бликами на мокрых камнях. А возле самого берега на высоком валуне, почти сливаясь с поросшей мхом верхушкой, грелась ящерка, иногда открывая один глаз, словно прислушивалась к разговорам людей.

  - Не будем спешить, - наконец сказал он, - знает он много, это точно. И опасен. С бандами повязан очень плотно, но пока мы силы не соберем, рано ворошить это осиное гнездо. Не так все просто здесь, в долине. Сначала разберемся, что и как. А шашкой помахать и допросить с пристрастием - успеем. А раз ты, Тадек, пришелся по вкусу девчонке, вот и займешься - вместе с Мареком. Только по осторожней там. Не подставляйтесь по глупому.

  - Слушаюсь, командир, - сказал Тадек, - я и один могу.

  - Прав командир, лучше вместе, - не согласился Марек, - пусть Тадек Снежану раскручивает, а я могу и с Куцым подружится. Он вроде не против, думает - молодые - глупые, хе.

  - Ты, Марек, конечно лихой разведчик, - заметил Скворуш, - только зря думаешь, что Куцый глупее тебя. Чтоб так дело поставить, да с разбойниками дела иметь, надо обладать очень тонким чутьем как минимум, а судя по всему, наш корчмарь этим чутьем обладает в избытке, битый волчара.

  - Да какой волчара, шакал он! - Начал горячиться Марек.

  - Скворуш прав, - оборвал Хортича Адам, - так что это мы еще обсудим. И никакой больше самодеятельности, каждый шаг только с моего разрешения, повезло нам всем, в другой раз иначе выйти может если дуром переть будем... А сейчас, пожалуй, пора к замку возвращаться. И внимательнее там, приглядитесь ко всем. Не уверен, что удастся сразу, но человека Куцего надо вычислить. Не исключено, что он врал Гамсунгу. Может и нет у него никого. Значит, приведет, а мы уж его встретим, как следует. Ты, Сашко возьми это на себя.

  - Понял, командир, - четко и серьезно ответил Скворуш.

   - И отлично. Марек, распутай коней - пора уже. Да и с графом еще потолковать надо.

  ***

  Вернувшись в замок, Адам первым делом провел Бурана в конюшню, сам расседлал, не спеша вычистил коня, потом задал ему корма в ясли и угостил заранее припасенной горбушкой с солью. Буран, прихватив хлеб мягкими губами, благодарно ткнулся носом в плечо князя и стукнул копытом о деревянный пол просторного, светлого денника, будто говоря хозяину 'Я готов скакать и нести тебя, хозяин!'.

  Потрепав белоснежного коня по шелковой гриве, Адам ласково поговорил с ним некоторое время, шепча с детства знакомые слова. Когда Адаму исполнилось десять лет, отец, уже получивший чин княжьего воеводы в доме Борутов, подарил единственному сыну молодого жеребца-однолетку. Адам назвал его Ветром и без устали занимался с ним, проводя в конюшне и на лугу со своим новым другом все свободное время. Жеребчик оказался с норовом, никого и близко к себе не подпускал, кусался, норовил ударить копытом. Только Адам составлял исключение, недаром тогда же прозвали его ведуном братья-княжичи.

  Было что-то волшебное в том, как прислушивался конь к словам мальчишки, реагировал на каждое движение, отвечал, словно читая мысли наездника. Такого единения с животным, не могли добиться лучшие воины Борутов. Так как он - успокоить коня не мог никто, разве что Орлик. И говоря сейчас с белоснежным красавцем, он чувствовал, как возвращается то полузабытое ощущение уверенности, что Буран - предназначен судьбой именно для него... Уходить не хотелось, но Адам пересилил себя, с сожалением попрощался, услышав в ответ негромкое ржание...

  Следующим местом, которое Борут решил посетить, стала комната отца Филарета, временно преображенная в лазарет. Поднимаясь по вытертым каменным ступеням, Адам думал о Кречере и его месте вожака местных банд. Прежде им доставались лишь обрывки информации об устройстве горских разбойничьих отрядов. И вот теперь, оказавшись в самом сердце Ермунганда, в ставшей для многих полулегендарной Чернагоре, он куда ближе подошел к разгадке тайн горцев.

  Монах словно ждал Борута, рука князя не успела подняться, чтобы постучать в дверь, как она сама распахнулась, открыв светлое, просторное помещение, на пороге которого стоял в потрепанной серой рясе сам отец Филарет.

  - День добрый, княже, - приветствовал он Адама негромким голосом, - заходите. Кризис уже миновал и раненый просто спит. Скоро должен проснуться.

  Он посторонился, пропуская Борута внутрь и открывая вид на высокую кровать, стоявшую возле дальней стены. Горец, разметавшийся во сне по белым простыням, выглядел уже гораздо лучше. Лицо, покрытое прежде мертвенной бледностью и запекшейся кровью, сейчас было чисто вымыто, а на лбу и заросших щетиной щеках появился слабый румянец.

  Теперь, при свете дня, без этих страшных окровавленных тряпок, Адам смог лучше его рассмотреть. На вид он был не намного старше его самого. Аккуратная повязка из бинтов полностью охватывала его голову, скрывая цвет и длину волос, зато воинственно торчащие рыжеватые усы, жесткие и густые, заодно с недельной щетиной того же цвета, ясно указывали на вагрские корни горца. Грудь и живот его тоже были перевязаны. Он спокойно спал, лишь иногда непроизвольно пытаясь коснуться рукой раны на боку, в такие моменты монах аккуратно отводил его руку в сторону, негромко увещевая.

  Борут хотел уже уйти, когда горец вдруг вздрогнул и открыл мутноватые от боли светло-карие, почти желтые как у рыси глаза, глядя прямо на него.

  Минуты две они молча смотрели друг на друга, пока Адам первым не нарушил молчания:

  - Ты сейчас в безопасности...

  - Я пленник? - хрипло перебил его раненый.

  Адам пожал плечом и поинтересовался:

  - Хочешь что-нибудь? Можешь говорить?

  Горец закашлялся, попытался сесть, но отец Филарет спокойно и настойчиво уложил его обратно:

  - Нет, нет, лежите, не пытайтесь встать, друг мой, вам пока рано делать столь резкие движения. Вы вполне можете ответить князю лежа.

  - Князю? - удивленно переспросил горец, послушно откинувшись на подушки, с таким видом, словно даже попытка сесть, отняла у него все силы. Чувствовалось, что беспомощность тяготит его, а возможно и злит, судя по молниям, на миг мелькнувшим в необычных глазах. - Так вы князь? Монах сказал, что мы в Чернагоре... Не понимаю...

  - Да в Чернагоре. Замок графа Шлоссенберга. Я - князь Адам Борут.