Пока есть шанс... (СИ) - Золотаренко Татьяна. Страница 2

- Ясно. Врачам проще верить. Но знаешь, говорят, всё всегда к лучшему. Откуда ты знаешь, каким ребенок мог родиться? Может, Бог не дает тебе дитя во благо? Тебе это покажется жестоким, но я по себе сужу: мучиться с инвалидом тоже нелегко - и ему жизнь в тягость, и тебе... и тебе зияющая рана в сердце до последнего дня.

Помолчала чуток, потом опять продолжила:

- И все же уверенна, что меня Бог за аборт наказал. Ведь кто из нас  хорошо головой думает, когда на детоубийство соглашается? Я когда аборт делала, от людей-то позор скрыла... Какой это был позор в те времена - забеременеть не от мужа! - запричитала, схватилась за голову. - И вот что получилось: от людей позор скрыла, а пред Богом нагишом стала...

- Каким нагишом? 

- Да всю грязь в своей душе напоказ выставила. От людей спрячешься, а от Бога - нет.

«Да зачем я вообще с ней разговариваю? - пронеслось в мыслях. - Когда она уже выйдет? Зацепилась на мою голову... И так тошно...»

- А я вот... - старушка отвела грустный взгляд в окно, - я так жалею, что когда-то не послушала совета одного человека - своей мамы... может тогда хотя бы младшему смогла помочь. А теперь всё так сложно!.. Хоть и не невозможно! - с последними словами старушка приободрилась. - Мало кто понимает, что Бог может всё. И только Ему подвластно то, что врачи сделать не в силах. Потому что врачей тоже создал Бог. Ну да ладно...

Заметив, что стала нагружать собеседницу, бабулька улыбнулась и с ободрением произнесла:

- Ты не отчаивайся, всё хорошо будет! Всегда можно взять себе карапуза из приюта. Ему ты нужна не меньше, чем он тебе. А вон, и сестра моя... со своей сворой.

Какая сестра? Алина вздернула голову и увидела перед собой еще одну бабульку, а вокруг нее толпа детей: чумазые, худенькие, кто без одежды, кто в лохмотьях. А один - вообще на руках, малюсенький совсем.

- Господи, так это моя ведь бабулька! - выдохнула девушка. - Бабуль, как ты тут?..

Но та будто и не замечала родной внучки, а обернулась к той бабке, что сидела рядом с ней:

- Марусь, есть просят... смотри, сколько их! А где я возьму им? Говорят, к Алинке пойдут просить. Да может, и правда, она накормит?

- Да она бездетная, может и возьмет кого... - махнула головой та в сторону Алины.

- А ведь все мои! Все мои!  - вдруг зарыдала баба Уля. - Куда я, глупая, смотрела? О чем думала, когда убивала? Господи, всю жизнь от вины терзалась... А теперь они за мной, как хвостики. Алин, покорми детей... дай им покушать чего-нибудь, а то душу мою съедят по частицам...

Господи, сумасшествие какое-то! Что происходит-то?

- Баба Уля, ты ведь умерла... - пролепетала тяжелыми губами Алина. - Как ты могла их убить?

А у самой вопросов в голове крутилось куда больше. Что за бред-то?  Разве бабуля была способна на такое? Всю жизнь всех любила да жалела.  И что за дети? Как их покормить?

- Да как она еще могла убить? - вдруг проговорила бабка Маруся. - Раньше так и делали аборты: убивали, доставали да выкидывали. Бывало и сами делали, когда денег не было. Уже знали, как да что. Выпьешь гадость какую... и ждешь...

- Ужас какой... выкидывали, - продолжала лепетать опешившая Алина.

- Конечно ужас! А ты думала, куда их? Ну да, сейчас не выкидывают. В лаборатории сдают...

Начинало тошнить. Алине казалось, что вот-вот и она вырвет прямо здесь. Голова кружилась... Больше не хотелось ничего слышать. Перед глазами картина, как ее бабуля закапывает окровавленные трупы детей.

- Вот и ты поэтому забеременеть не можешь... еще и аборт делать собираешься... лучше этих возьми, покорми... - причитала бабка Маруся. - Покорми детей, слышишь? Дочка! Дочка!

Последние слова расплылись эхом, а лицо бабульки почему-то устремилось на Алину и стало навязчиво шептать:

- Девушка! Девушка!

В какие-то секунды морщинистые и добродушные черты собеседницы разгладились, превратившись в моложавые и малоприятные. С испугом осмотревшись, Алина не увидела ни бабулек, ни детей. Только эта женщина... кондуктор?.. Нет, водитель трамвая.

Бросив взгляд в окно, пассажирка подскочила. Боже, конечная! Алина перепуганно оглянулась по сторонам. С ума сойти, возвращаться на несколько остановок! Господи...  что вокруг? Где я? Где карточка? Где люди?

- Девушка! Выходите! - торопила ее водитель. - Мне в ДЕПО заходить надо.

И только дуновение свежего прохладного воздуха привело Алину в чувство: ей по-прежнему двадцать, она та же «залетевшая» от нерадивого возлюбленного студентка... И ехала она как раз в больницу на операцию по устранению нежелательной беременности...

 Спустя какое-то время она очнулась на земле: стоя на коленях, сжимала в руках землю. И только сейчас поняла, что рыдает во все горло. Странно как! Че плакать-то, если ошибка еще не совершена?.. Сон казался таким реальным, что весь стресс происходящих в нем событий Алина пережила всем своим несчастным существом.

Внутри нее прошла какая-то волна... Может ребенок зашевелиться? Нет, еще не время. Хотя врач говорила, что плод уже большой...

Нужно взять себя в руки. Нужно немного подумать. Время? Она посмотрела на часы. Ах да, сейчас она должна быть на операционном столе. Уже все, опоздала, проспала, проехала. Значит, так надо. «К лучшему», - объяснилось в голове.

Сейчас надо углубиться в сон, пока еще все помнится. Столько информации дано!.. Понять надо, что к чему.

Почему баба Уля-то приснилась? Марусю эту Алина никогда и не знала! Аборты в те времена делались как попало, - это да. Баба Ульяна в церковь ходила, - да. И говорила часто, что за какой-то грех Бог никогда ее не простит... Может в этом как раз дело?

"Вот и ты забеременеть не можешь!" Да она-то смогла! Но намек, кажется, был на то, что цепочку этого греха остановить надо, а то род страдать продолжает. Слышала она, Алина, о родовых грехах... слышала!

Так. Опять каша. Что получается? За то, что баба Уля делала аборты якобы пострадала ее дочь и едва не пострадала внучка... Ага, племянница бабкина тоже удочеряла детей - не было своих... А у той племянницы братья были... Точно! Один из них инвалид - правда!  Алина даже вспомнила, что в отрочестве была у него на похоронах.  Все сетовали вокруг: «прожил жизнь зря, мучаясь», «боль матери», «наказание». Но никакой Маруси она не помнит. Мать того инвалида умерла еще до его смерти.

Что получается? Сделай она аборт, то не смогла бы забеременеть, потому как добавила бы себе искупления по полной программе и за предков, и за свое? Поверить в это тяжело, но как сон легко объяснился и увязался с реальностью! Как тут не верить?

То, о чем просят во сне умершие, говорят, надо выполнять. Детей покормить... как покормить погибших, убитых абортом детей? Обычно на кладбище поминальное носят, что-то там в церкви заказывают, а тут у детей-то ни имени, ни могилы...

- Тётя, дай денежку, - устало подняв голову, Алина устремила заплаканные глаза на мальчишку лет восьми.

Беспризорник? Лицо чумазое, одежда грязная, местами рванная, худющий, и глаза тоскливые, смотрящие на нее то ли с мольбой, то ли с жалостью... Так похож на тех, которых она рядом с бабой Улей видела.

- Кушать хочется? - спросила Алина.

- Да, - кивнул мальчишка.

- Почему не в приюте?

Тот молчит.

- Сбежал?

Кивает.

Задумчиво зажав губы, она не знала, что и делать -  продолжать изумляться, или истерически хохотать. Просто потому, что сегодня не успевает появиться вопрос - возникает ответ.

Господи, бедные дети! Ведь они всегда страдают не по своей воле! За себя они не страдают - разве у них есть свои грехи? Грехи или карма (очень модное слово, между прочим) - без разницы! Вывод один: думать надо о том, что делаешь уже сейчас, а не когда-нибудь на пенсии. Потому что дети страдают за грехи взрослых. И порой это непоправимые страдания. Вот мальчик этот... Она посмотрела на него с грустью: мальчишка-то, наверное, осиротел?