В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич. Страница 19
– Как? Кто нарушает законы? — удивился Лева.
– А вот вы сами участвуете в нарушении. Тут есть сектанты, и вы с ними связаны, и вы собираетесь, устраиваете всякие сборища. А есть порядок, закон, что религиозная община должна быть зарегистрирована и только тогда верующие получают право собираться.
– Но, насколько я знаю, — сказал Лева, — здесь никого нет против регистрации. Только, вы сами знаете, старички да старушки — они уже подавали вам заявление, чтобы регистрироваться.
– Я не могу их зарегистрировать, — сказал уполномоченный, — надо чтобы был пресвитер, имеющий удостоверение от Всесоюзного Совета евангельских христиан (баптистов), я вызвал вашего пресвитера, у него никаких удостоверений нет, он не рукоположен, просто, может, самозванец какой…
– Да это, безусловно, все уладится и из Москвы ему пришлют удостоверение, — сказал Лева.
– Ну вот, когда уладится, тогда и получите право собираться и молиться. А без этого устраивать собрания — это поощрять беззаконие. Я приехал сюда категорически запретить всякие собрания. Когда зарегистрируетесь — пожалуйста.
– Собственно говоря, почему вы со мной говорите о регистрации? — спросил Лева.
– Мы знаем, вы имеете влияние на сектантов и, как только приехали, активизировали их.
– Ничего плохого, — сказал Лева, — у нас нет. Вот собрали подарки в госпиталь. Все это доброе…
– Не прикрывайтесь подарками. Мы знаем, ваша главная цель – развитие сектантства, ловля душ человеческих. Слушайтесь меня, я не желаю вам зла.
С тяжелым сердцем Лева вышел из сельсовета. Придя домой, он все рассказал сестре — хозяйке дома. Они вместе преклонили колени и молились Господу. Старушка-хозяйка никогда громко не молилась, а только все шептала что-то про себя. Лева молился своему лучшему Другу и рассказывал о своем и братском положении.
На следующий день он повидался с братом Иваном Петровичем и старцами, и решили тут же, не откладывая, вновь написать заявление о регистрации общины в количестве 27 членов и послать его уполномоченному. Написали также в Москву, во ВСЕХБ.
Вот копия этого письма:
«Возлюбленные братья! Мир и радость вам да умножатся! (Деяния апост. 16, 9).
В селе Тяглое Озеро Пестравского района, Куйбышевской области нас, верующих евангельских христиан-баптистов, имеется 27 человек. Необходимо провести регистрацию согласно существующему положению. Для этого умоляем вас, братья, милостью Божьей:
1. Утвердите нам выделенного из нашей среды руководящего Федюнина Ивана Петровича. Брат в течение трех лет исполняет возложенные на него обязанности, прощен в 1925 году братом Т. Тимошенко. Брат хлебороб, колхозник-пастух. В жизни беспорочный.
2. Не замедлите прислать к нам брата для рукоположения И. П. Федюнина.
Помещение под молитвенный дом имеется. О нем подано заявление уполномоченному по делам религиозных культов по Куйбышевской области. Ответ сообщите письмом или телеграммой. Нам отвечайте по адресу: Куйбышевская область, Пестрав-ский район, село Тяглое Озеро, И. П. Федюнину».
Отправили и ждали ответа. Но братья из Москвы ответной телеграммы не дали, и письма от них так и не было получено.
В чем дело? Бог знает!
Прошло несколько дней, и в село на легковой автомашине приехал секретарь партии. Все задвигалось, все как-то по особенному подтянулось.
Леве сообщили, что вечером в избе-читальне будет собрание жителей всего села, что к секретарю партии вызваны пресвитеры — молоканский и баптистский и что с них взяты подписки, что они соберут в избу-читальню на собрание всех верующих.
К вечеру в сельсовет пригласили и Леву. Секретарь партии встретил его, как будто перед ним был злейший враг его.
— Вы что тут, с сектантами связались? Вы интеллигенция на селе. Мы это терпеть не можем, мы меры примем, я это не покрою, я это выявлю перед всем народом…
Лева пытался доказать, что, как верующий, он имеет право общаться с верующими, исповедовать свои убеждения; что эта вера, которую вместе с ним исповедуют его братья и сестры, ведет на селе только к развитию честности, к усилению в народе элементов правды и трудолюбия. В подтверждение доброй деятельности сельчан верующих Лева привел их заботу о раненых, что все они отцы и матери тех, кто сражается на фронтах. На все это секретарь отвечал однотипно и невразумительно: что этот дурман тормозит, мешает, что он этого больше не потерпит.
И невольно из этой беседы Лева извлек для себя одно мудрое правило: Его завещал нам великий русский поэт А С. Пушкин:
«Хвалу и клевету приемли равнодушно».
Изба-читальня, как никогда, была полной. Пришли все верующие, пришли люди из деревни Садовка. По существу повестки собрание должно было быть посвящено вопросу о проведении посевной: как лучше и успешнее провести весенний сев. Слово для доклада было предоставлено секретарю партии. Он недолго говорил о посевной. И, засунув руки в карман, зло взглянул на сидевшего за столом рядом с руководителями села Леву и начал обвинительную речь, которой мог бы позавидовать любой прокурор.
— Вот мы прислали к вам в село фельдшера, посмотрите на него, посмотрите на этого фельдшера, на его физиономию. Человек учился на советские деньги, учился на ваши народные деньги, дали ему место работы, лечи людей, поправляй, даны тебе знания к этому, а вы знаете, товарищи, чем он занялся? — Он поднял руку и замер: — Он занялся религией, да какой религией — самой поганой: баптистской!
В дальнейшей речи оратор обрисовал перед народом баптистов, как самых подлых мошенников, приводил всякие примеры, вроде того что баптисты якобы спаивают людей вином-водкой (!), и снова напускался на Леву и клеймил его, как самого страшного злодея.
«Что делать? — думал Лева. — Возмущаться, встать и выступить с опровержением? Нет, это ни к чему». Он вспомнил Христа. Христос молчал, и Лева решил молчать, сидеть совершенно спокойно. Он смотрел на народ и внутренне молился за этого секретаря, чтобы простил ему Бог, ибо он не знал, что делал…
А люди, сельские люди, смотрели на Леву, и ни единого злого взгляда он не встретил. Сострадание, сочувствие — вот что читал он в глазах колхозников. На глазах некоторых сестер он заметил слезы.
Когда кончилось собрание, он подошел к руководству и, совершенно не касаясь тех оскорблений, которые относились к нему, стал говорить о том, что необходимо для каждого полевого стана закупить аптечки, чтобы вовремя могла быть оказана помощь.
На другой день Лева увидел, какое большое впечатление произвела речь секретаря. Тот рассчитывал, что он оттолкнет народ от фельдшера, что народ, может быть, потребует убрать его, но получилось наоборот. Везде, от всех верующих и неверующих, он слышал только слова сочувствия. Сестры говорили ему: «Смотрим мы на вас, брат, когда вас ругали, и видим: брат-то, видимо, молится. И мы молились за вас».
Потянулись дни за днями, каждый день Лева ожидал какую-нибудь неприятность.
«Что может быть? — мысленно спрашивал себя он и мысленно же, отвечал самому себе: все может быть!»
И когда он ложился и после молитвы засыпал, то, если послышится ему, что где-то едет автомобиль, он невольно спрашивал себя:
— Не за мной ли? Увезут, и опять начнется тюремная страда… Но он не пугался этого, он знал, что Иисус никогда его не оставит, и спокойно засыпал…
Верующим не давали собираться, разгоняли. Они собирались маленькими группками по домам и читали Слово и — пели, пели. Пение продолжалось далеко за полночь. В нем выражались глубокие скорбь и тоска, изливаемые к Господу.