Православно-догматическое Богословие. Том I - Митрополит (Булгаков) Макарий. Страница 11

Обстоятельства, подготовлявшие его, были следующие. С самого отделения своего от Церкви вселенской, римские первосвященники постоянно за­няты были мыслью подчинить себе православный восток и в частности православную Россию, как свидетельствует непрерывный ряд их попыток, представляемых историей. Но никогда эти попытки не были так сильны, так близки к успеху и опасны для православия, как с шестнадцатого века. В Греции им благоприятствовали падение империи (1453) и последовавший за тем упадок просвещения; в России — недостаток просвещения и присоединение западной части ее к Польше (1569). Главным орудием как здесь, так и там явился новоучрежденный (1540) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильне и на Во­лыни, для воспитания в своем духе детей православных; по­всюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых, считавшихся ее чадами от колыбели — и несчастная Уния, возникшая в западном крае России к концу XVI века, была первым плодом этих усилий. [110] Также быстро проникли достойные ученики Лойолы в Грецию, завели свои училища в Галатах и даже в Константи­нополе, выдавали себя за безвозмездных учителей юношества, ста­рались быть духовниками народа, и рассеивали пагубные для православия сочинения, [111] между тем как за пределами Греции, в знаменитых университетах и академиях запада, куда, за недостатком собственных училищ, спешили греческие юноши, жаждавшие просвещения, они незаметно напитывались тем же духом, опутывались теми же сетями, и папа Григорий ХIII в самом Риме основал греческую коллегию, где безвозмездно воспитывал всех приходящих Греков и Русских. [112] Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровой реформой: лишившись, вследствие ее, бесчисленного множества древних чад своих, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе Церкви восточной, и не щадили для сего никаких средств. Но не оставались бездеятельными и протестанты: они также (особенно лютеране и кальвинисты) спешили распространить свое учение между восточными христианами, и уже в XVI веке имели свои храмы в воеводствах подольском, киевском, галицком, волынском и в Белоруссии, проникли в Валахию, утвердились в Греции, где в самом Константинополе составили себе сильней­шую партию, противоборствовавшую иезуитам; [113] также стара­лись распространять между православными свои сочинения, и для совращения Русских переводили на славянский язык свои катихизисы, [114] а в Греции издали под именем константинопольского патриарха Кирилла Лукариса Исповедание веры, совершенно проникнутое духом кальвинизма, и произведшее столько волнений во всей восточной Церкви. [115] Таким образом православные находились посреди двух огней: паписты усиливались привлечь их на свою сторону, доказывая им, между прочим, будто Церковь восточная всегда была согласна в своем вероучении с западно-римской; протестанты влекли на свою, утверждая напротив, что не римское, а собственное их, протестантское вероучение согласно с восточным. [116] Что оставалось делать в таких обстоятельствах в охранение православия? Требовалось, прежде всего и бо­лее всего, составить возможно-точное и подробное исповедание православной восточной Церкви, из которого бы ясно увидели чада ее, как издревле веровала она и научала верить, и разнится ее истинное учение от учения папистов и протестантов; требовалось потом основать для православных собственные училища, где преподавалось бы, между прочим, и православное Богословие во всей обширности, и откуда бы выходили не только достойные учители православной веры, но и ученые защитники ее от не православных. На оба эти требования, которые ясно сознавали тогда многие и в Греции и в России, [117] пламеннее всех других отозвался Петр Могила, митрополит киевский. Он изыскал средства составить Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной, и первый ввел в свою киево-могилянскую Коллегию преподавание Богословия в такой обширности, в какой преподавалось оно в тогдашних училищах Европы, и таким образом положил начало (1631-1647) для нового, третьего периода в истории православного догматического Богословия.

Православное исповедание, по истине, составляет эпоху в этой истории. Доселе сыны Церкви восточной не имели особой символической книги, в которой бы могли находить для себя подроб­нейшее, данное от имени самой Церкви, руководство в деле веры при ученом раскрытии и защищении догматов, но довольствовались только краткими символическими вероопределениями святых Вселенских и Поместных Соборов и правилами святых Отцов, поименованных собором трулльским, а вслед затем уже и всеми другими отеческими писаниями, которые, однако, не могли иметь такой важности. Православное Исповедание Петра Могилы, рассмотренное и исправленное на двух соборах — киевском (1640 г.) и ясском (1643 г.), рассмотренное и одобренное потом всеми четырьмя вселенскими патриархами и патриархами русскими — Иоакимом и Адрианом, явилось первой символической книгой восточной Церкви. Здесь в первый раз изложены все догматы её от её имени в возможной точности, и притом так что, направлены не только против ересей древних, но и против новых заблуждений, возникших на западе со времени отпадения его от вселенского православия. Здесь, следовательно, дано подробнейшее и вместе надежнейшее руководство в деле веры как всем православным, так в частности и православным богословам при обстоятельном раскрытии догматов. Введение православного догматического Богословия в школы составляет также своего рода эпоху в истории этого Богословия, ибо отселе соб­ственно оно в первый раз становится наукой, входит в ряд других наук и неизбежно подчиняется, сколько позволяет свой­ство откровенных истин, всем условиям науки и школы, — тогда как все прежние опыты Богословия, хотя имеют в боль­шей или меньшей степени некоторые свойства науки, написаны были совсем с другой целью, — не для школы, а для жизни.

Со времени введения православного догматического Богословия в наши отечественные школы, — в развитии его можно различать три частнейшие отличия.

Сначала, впродолжение первых восьмидесяти лет (1631-1711), оно преподавалось в виде отдельных трактатов, без всякой почти систематической связи между ними и без строгого отделения догматов веры от других христианских истин. Потому и называлось Богословием вообще, а не Богословием догматическим, хотя по преимуществу рассматривало догматы. Все это известно из трех-четырех учебников киевской Академии, сохранившихся в рукописях. Древнейшим из них (читан. с 1642 по 1646 г.) в размещении трактатов следует порядку известного Богословия Фомы Аквината, [118] где видны еще следы некоторой системы; во втором учебнике (1693-1697) трактаты не связываются уже между собой ничем внутренним, а только внешними словесными переходами от одного трактата к другому, помещаемыми в на­чале каждого; в третьем (1702-1706) и в четвертом (1706-1711) учебниках по местам недостает и такой внешней связи. Рассуждая о Боге, о воплощении, о Церкви, о таинствах и дру­гих догматах веры, все эти учебники имеют трактаты и о грехах и о добродетелях, т.е. о предметах Богословия нравственного. Метод в раскрытид истин господствует здесь чисто схоластический. Это ряд состязаний (disputatio), из которых каждое разлагается на несколько вопросов; вопросы делятся на новые вопросы, выражаются в частнейших положениях; затем следуют доказательства, многочисленные возражения, опровержения. Направление в этих учебниках — в духе Церкви право­славной и строго полемическое, особенно против папистов и протестантов, от чего спорные предметы рассматриваются с вели­чайшей обширностью, и им посвящаются, после раскрытия истин с положительной стороны, еще особые состязательные трактаты (tractatus Theologiae controversae). Почему школьное Богословие явилось у нас сначала в таком не систематическом виде и с таким методом, это объясняется тем, что, по форме, оно пере­сажено к нам из Европы, где воспитывались почти все пер­вые наставники киевской Коллегии, и где, в лучших училищах, продолжала еще господствовать схоластика. [119] Направление же объясняется духом и вместе тогдашними обстоятельствами православной Церкви, которая и в Греции, и в России, как юго-западной, так и восточной, подвергалась тогда сильнейшим нападениям со стороны римских католиков и протестантов.