Священный роман - Кертис Брент. Страница 30

В фантастическом романе К. С. Льюиса «Переландра» главного героя — Рэнсома — отправляют на планету Венера, чтобы помешать планам сатаны соблазнить первую женщину планеты. Он находит ее все еще невинной на плавучих островах, которые, как описал Льюис, покрывают всю поверхность этого небесного тела.

Прекрасная, юная, обнаженная и не знающая стыда, она была языческой богиней — но лицо дышало таким покоем, что показалось бы скучным, если бы не сосредоточенная, почти вызывающая кротость. … Рэнсому не доводилось видеть такое спокойное, такое неземное лицо, хотя все черты его были вполне человеческими. Потом он понял, почему оно показалось ему странным — в нем совершенно не было той покорности, которая здесь, у нас, как-то хоть немного соединяется с полным и глубоким покоем. Вот затишье — но перед ним не бушевала буря.

Перевод Л. Сумм под ред. Н. Трауберг.

Смирение — это не просто ощущение временной утраты, заявляющее о себе вздохом, который дает понять, что что-то не в порядке. Такой вздох может стать сигналом бедствия в том случае, если он не заглушает Вечный зов. Смирение — это отношение к потере как к чему-то невосполнимому, похожее на то, что я пережил в тот далекий ноябрьский день на мосту. Это состояние, при котором мы смотрим на добро не как на что-то изумительное по своей красоте и смелости, а просто как на нечто «приятное». И зло больше не удивляет, а воспринимается как норма.

Именно в таком сердечном смирении многие из нас, возможно, все, страдая от безжалостных Стрел, и отвергают Священный роман. Но наше сердце не может совершенно отказаться от близости и приключений, для которых мы были созданы, и поэтому мы идем на компромисс. Мы превращаемся в любовников, страсть которых не опасна для жизни, а значит, не так сильна будет и боль, которую это чувство может принести, — короче говоря, мы становимся не слишком пылкими любовниками.

Те из нас, кто пришел к пониманию, что Бог — наш Отец небесный, обратившись ко Христу, снова обретут Священный роман — на некоторое время. Нас снова будут терзать муки первой любви. Роман, который, как мы думали, остался далеко позади, вновь возникнет перед нами как возможная цель нашего пути. Господь правит с небес, и все кажется правильным в этом мире.

Но здесь, в нашей земной жизни, даже отношения с Богом ведут нас к необходимости более глубокой работы в своем сердце, без которой мы не сможем продолжать наш духовный путь. В этих пустынных сердечных областях, где мы снимаем с себя маску тех персонажей, которых играем в своих маленьких историях, послание, принесенное Стрелами, снова заявляет о себе. Нам потребуются исцеление, покаяние и вера в самый неожиданный для нас момент. В такой момент нашего пути мы окажемся перед широким и глубоким ущельем, которое не преодолеть, рассчитывая только на свои силы. Господь стремится использовать эти моменты, чтобы сломать последние сердечные преграды и разрушить препятствия, отделяющие нас от Него.

Я пойду пред тобою, и горы уравняю, медные двери сокрушу, и запоры железные сломаю; и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что Я — Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев.

Ис. 45:2,3

Дорога, которую редко выбирают

Образ Божий, предстающий перед нами, дает нам понять, что Он хочет, чтобы мы отправились в путешествие. Это не должно пугать. Большинство из нас осознает, что христианская жизнь требует какого-то рода паломничества. Мы знаем, что мы — странники в этом мире. Но чаще всего редко задумываемся, какой путь нам надо пройти.

«Граница, которая разделяет добро и зло, пролегает не между государствами, не между политическими партиями, а в человеческом сердце», — сказал Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГе». Не понимая, что путь, который нужно пройти, требуется проделать в своем сердце, мы совершаем решающую ошибку. Мы доходим до той точки в нашем путешествии, где слышим призыв Божий. Мы знаем, что Он зовет нас, чтобы мы оставили вероломных возлюбленных, приняли свою наготу и поверили в Его благость.

Когда мы стоим на распутье, слыша Божий призыв, мы смотрим на две дороги, лежащие перед нами и ведущие в двух разных направлениях. Первая дорога резко поворачивает и исчезает из поля зрения. Мы не видим отчетливо, куда она ведет, но уже недалеко от нас над ней сгустились зловещие тучи. Трудно сказать, несут ли они с собой дождь, снег или град или еще идет процесс формирования того душевного климата, который ждет нас впереди. Если постоять еще немного, наблюдая за дорогой, то чувства тревоги нам не избежать, эта тревога грозит перерасти в неизлечимую боль и постоянную неудовлетворенность. Мы открываем свой чемодан и достаем не современную карту местности, а изорванный и грязный пергамент, на котором записаны истории и предостережения нескольких путешественников, которые прошли этот путь сердца до нас. Они подбадривают и убеждают нас следовать за ними, но их записки не дают настоящих ответов на наши вопросы о том, как идти по этой дороге.

«На пути каждого сердца есть свои виражи и непредвиденные обстоятельства, — говорят они. — Лишь Господь знает, куда ведет ваш путь. Ступайте смелее вперед. Это дорога очищения, и цель ее благая». Столкнувшись с такой таинственностью и раздражающей неопределенностью, мы обращаем свой взор в другом направлении. Вторая дорога идет прямо так далеко, насколько мы можем видеть, кроме того, ближайший ночлег обещает быть достаточно близко, мы даже можем его разглядеть. Каждая миля заботливо отмечена знаками, обещающими быстрый успех тем путникам, которые внимательно следят за разметкой и выполняют предписания. Новенькая карта, которую мы достаем из чемодана, еще сохранившая запах типографской краски, вселяет в нас уверенность, что сердечный багаж не требуется в этом путешествии и будет приобретен по пути.

Взглянув еще раз на старый пергамент, мы натыкаемся на запись, оставленную предыдущим путешественником: «Не бойся чувства разочарования, которое у тебя возникнет, знакомое оно или новое. Также не пугайся необъяснимой радости. Они — знаки на пути, который ведет домой. Продолжай идти дальше. Твой навеки…»

Мы презрительно фыркаем от этой старомодной сентиментальности, и наш выбор сделан: мы засовываем подальше древний пергамент и выходим на прямую дорогу дисциплины и обязанностей. Какое-то время все идет прекрасно, иногда годами, до того момента, пока мы не начнем отдавать себе отчет, что больше практически ничего не чувствуем. Мы с трудом можем плакать и радоваться вместе со всеми. По большей части мы не беспокоим людей, заглядывая им в глаза. Ведь они могут связать нас обязательствами, а мы не ощущаем в себе стремления к этому. Наша страсть начинает проявляться в неподходящих фантазиях и желаниях, перемежающихся депрессиями, тревогой и злостью, которые, как нам казалось, мы оставили позади. Мы понимаем, что наше сердце незаметно покинуло нас в самом начале пути, оставшись в багажном отделении. Оно путешествует с нами, но против воли.

Мы начинаем уделять еще больше внимания дисциплине, чтобы заставить его подчиниться, но оно отказывается. Некоторые из нас в конце концов убивают его, чтобы оно больше не надоедало, когда мы заняты чем-то важным. И лжеспасительная деятельность продолжается. Мы оглядываемся назад, пытаясь понять, верим ли мы по-прежнему. Другие решают, что смерть — слишком высокая цена, и соглашаются оставить сердцу тайную жизнь на стороне. Мы даже пытаемся внести страсть в нашу веру, но тлеющие угли, которые когда-то питали ее, превратились в холодный серый пепел, свидетельствующий о том, что когда-то здесь была жизнь.

Я стою на распутье…
Уходят вдаль два незнакомых пути.
Как жаль, не дано нам заранее знать,
Что странников ждет впереди.
Роберт Фрост. На распутье