Священный роман - Кертис Брент. Страница 6

Это были слезы испуганной девочки, несмотря на то, что ей уже было к тридцати, которая не могла привести в соответствие свои обязанности матери и жены с потребностями собственного раненого сердца, никогда не ощущавшего взаимопонимания и любви между матерью и отцом, таких необходимых, чтобы чувствовать себя уверенно и защищенно. Я не смог тогда выразить все это словами, но понял, что главный враг сейчас — это страх, который нужно срочно уничтожить. Если у сердца был такой противник, что с ним не могли справиться даже взрослые, то мой мир был еще более уязвим, чем я думал. Я бросился на помощь маме, чтобы уничтожить врага самым лучшим способом, который я знал.

По-моему, я накрыл ее руку своей и сказал что-то типа: «Все будет хорошо». Помню, что даже тогда я испытал чувство разобщенности, которое удержало меня от обращения «мамочка» или «мамуля». Я не понял, что Стрела уже сидела в нас обоих. Мать посмотрела на меня сердито, оттого что кто-то может верить в такие глупости, и ответила примерно так: «Ничего подобного. Ты еще ребенок и даже не представляешь, о чем говоришь».

Моего отчима не было там, чтобы показать мне, как отражать Стрелы, подобные этой, поэтому они пронзили меня и, как я понял позже, застряли достаточно глубоко. А потом я убедился, что он тоже не знал, как защитить от этого врага себя или меня.

То послание, которое несли Жалящие Стрелы в ту осень и зиму, повлияло на меня так же сильно, и даже еще сильнее, чем послание летних певцов на берегу реки. Помню, как сидел в школьном кафетерии один, пытаясь вытащить Стрелы или хотя бы как-то спрятать их, чтобы так же добродушно подшучивать надо всем, как это с легкостью делали мои друзья.

Помню, как стоял утром в пижаме на кухне нашего старого фермерского дома, мне было тогда лет пять — шесть, когда двое мужчин в фетровых шляпах и длинных плащах пришли узнать, где мои родители. Они задавали какие-то вопросы, на которые я отвечал неизменным «не знаю». Наконец они с отвращением отвернулись и сказали на прощание: «А ты не очень-то много знаешь, приятель».

Были и другие Стрелы за эти годы, которые ранили так же глубоко. Стрелы, которые сообщали, что у меня слишком большие уши и что покинувший нас отец ни разу не позвонил и не написал. Мой отчим, который был ковбоем, говорил моей маме, что я городской ребенок; а еще один отчим как-то исчез и никогда больше не появлялся. Была девочка, в которую я влюбился, а любить не смог (для близких отношений нужно открытое сердце, а мое было сковано неосознанным страхом и горем) и поэтому позволил ей уйти; а также полная неразбериха в том, какую профессию я хочу получить или к чему имею способности. Стрелы летели, и казалось, что все бьют в одно и то же место, давая понять, что я один в этом холодном, безразличном мире. И даже если были те, которые попадали не туда, я оставался уверен в своем безысходном одиночестве. Мне хотелось, чтобы послания были хотя бы последовательны и несли с собой весть о том, что этот мир — совершенно ужасное место.

Помню, как однажды зимним днем, мне было в то время чуть за двадцать, я пришел постоять на том мосту через речку, которая казалась мне такой волшебной, когда я был ребенком. Это было спустя два года, как я вернулся домой из колледжа. Я проучился больше пяти лет и все эти годы пытался уловить Романтику в вечеринках, алкоголе, наркотиках и уверял себя, что вокруг меня происходит что-то стоящее. Я боялся, что если упущу какую-то возможность, то мимо меня пройдет волшебство и я разминусь с ним навсегда. И на какое-то время Стрелы, казалось, оставили меня в покое, так как я находился в постоянном ожидании — «что-то вот-вот произойдет». Так много разочарований скрывалось за иллюзией, что настоящая жизнь еще не началась. Стрелы не тревожили меня до тех пор, пока безразличный административный работник не вложил в мои руки диплом, даже не подняв на меня глаз, и я, стоя за воротами колледжа, не пришел к выводу, что меня здесь больше ничто не держит.

Я закончил колледж, так и не встретив свою любовь, так и не получив профессию. Взрослые, которых я знал (которые так часто пытались найти для духовных проблем практические решения), говорили мне, что пришло время успокоиться, остепениться и подойти к жизни со всей ответственностью. Я же чувствовал, что только начал терять покой. Чувствовал, что меня ни к чему по-настоящему не тянет, что как бы ни складывалась жизнь у моих друзей или членов семьи, моя собственная жизненная повесть состоит из бесцельных глав, единственное содержание которых сводится к пустому времяпрепровождению. Я страстно тосковал по ландшафту тех летних, давно прошедших вечеров, и эта тоска снова привела меня на мост в тот день. Я надеялся, что наконец обрету ясность мыслей в тех местах, которые так любил ребенком.

Я стоял там ноябрьским днем, глядя вниз на маленький темный поток, окаймленный безжизненной серой растительностью и бесцветной опавшей листвой. Вода равнодушно текла, минуя преграды из листьев и прокладывая свой путь, будто утомленная необходимостью постоянного движения. Во многих местах ее поток, несмотря на небольшое сопротивление, успокаивали зимние завалы. В нескольких сотнях ярдов справа от меня стоял наш старый фермерский дом, пустующий, с большой дырой в крыше. Амбары, сараи и загоны для скота, которые давали ему возможность существовать, исчезли. Сорная трава беспорядочно разрослась на месте когда-то радовавшей глаз пшеницы. Усталость от всего этого навалилась на меня в тишине, сменившей августовских певцов тех далеких лет.

Помню чувство острой боли в груди, которое я заглушил холодной злостью. Я подумал, что был полным дураком все эти годы, когда верил в то летнее послание. Прямо передо мной в свете дня предстала реальность, какой она, очевидно, была всегда. В этот момент я перестал верить в обман. Загадочная Любовь и Любимая моего детства были ложью.

Теперь я знаю, что тем днем впустил последнюю Стрелу в свое сердце и позволил ей пройти его насквозь. Я сделал это, чтобы уничтожить слезы горя, которые доказывали бы, что я что-то потерял. И все же Вечный Зов по-прежнему звучал во мне. Лишь спустя годы я понял, что сам убил его или попытался сделать это. Если бы я позволил чувству утраты, которое я испытывал, вылиться вместе с моими слезами, то ищущий зов того далекого лета вернулся бы. От боли, которую я ощущал внутри, я отгородился стеной бесчувственности, отказываясь слушать Вечный Зов и даже извратив осеннее послание: что-то потеряно, но снова вернется.

На каком-то этапе нам всем необходимо принять решение — что делать с теми Стрелами, которые в нас попали? Возможно, это лучше выразить так: к каким действиям они подтолкнут нас? Что бы ни принесли нам Стрелы: какую-то потерю и связанное с ним чувство брошенности или боль, которую мы ощущаем как оскорбление, их послание будет всегда одним и тем же — убей свое сердце. Отъединись от него, пренебреги им, убеги от него или успокой его каким-нибудь обезболивающим средством (или наркотиком). Вспомните, как вы справлялись с несчастьем? Как вас поражали Стрелы? Куда они попали? Там ли они еще? К чему это привело?

Говорить, что все мы принимаем какие-то решения, когда нас настигают Стрелы, — значит вводить вас в заблуждение. Ведь в результате все кажется таким рациональным, как будто у нас есть возможность хладнокровно оценивать ситуацию и выбирать логический ответ. Жизнь совсем не такая — сердцем нельзя управлять на расстоянии (особенно когда мы молоды и когда Стрелы наносят самые серьезные раны). Это скорее похоже на занозу, и мы реагируем на нее на физиологическом уровне. Возможно, словами это так и не удастся выразить. Самые прочные наши установки формируются без участия сознания, но в результате в нашей душе происходят глубокие изменения. Из этого вытекают решения никогда больше не попадать в подобные ситуации, чтобы не испытывать еще раз такую же мучительную боль. Как следствие это затрагивает то, что принято называть личностью. Если вы внимательно посмотрите на свою жизнь, то, вероятно, сможете проследить, как личность приобрела свои типичные черты под воздействием Стрел, о которых вы знаете, и под воздействием тех убеждений, которые вы приобрели в результате. Стрелы к тому же поражают и нашу духовную жизнь и отчасти управляют ею.