Раав. Непостыженная - Риверс Франсин. Страница 18
Ссадив с колен племянника, Аминадав встал.
— Ты рискуешь нами, спасая эту женщину и ее родственников!
Дети испуганно озирались по сторонам. Салмон посмотрел на них и перевел взгляд на старшего брата.
— Бог отдал нам Иерихон. Я не знаю, как Он совершит это, но Он вручит нам его. Если Раав со своей семьей выживет в предстоящих событиях, то лишь потому, что смерть пройдет мимо нее так же, как прошла мимо нас. Красная веревка висит…
— Красный — цвет блудницы, — заметил Наасон.
Хотя Салмон чувствовал давление со всех сторон, он не желал сдаваться.
— Красный — цвет крови, крови пасхального агнца.
— Ты действительно так уверен в ней, Салмон?
— Ну, пусть Лия задает свои трогательные вопросы, — с издевкой заметил Аминадав, услышав тихие слова сестры.
Салмон снова посмотрел на Аминадава.
— Сердце этой женщины принадлежит Господу, я уверен в этом. Она провозгласила свою веру так же твердо, как Мириам, сестра Моисея. И разве вас не изумляет то, что из тысяч жителей города именно к Раав Бог привлек наше внимание. Зачем Ему делать это, если Он не собирался спасти ее?
Салмон обратился к детям.
— Господь спас наш народ не потому, что мы были достойны этого. Вспомните, как наши отцы и матери отвернулись от Бога! Они были свидетелями десяти казней; они видели, как расступилось Чермное море! И все равно они не смогли быть стойкими в своей вере до конца. А некоторые вообще отошли от Бога и стали поклоняться ваалам Моава. Нет, мы не достойны. Праведен только Господь. Никто, кроме Господа, не достоин похвалы.
— И все-таки Бог спас нас, — твердо сказал Аминадав.
Салмон встал и обратился к остальным.
— Да, Бог спас нас. Господь избавил нас по Своей великой милости. Он выхватил нас из Египта так же, как выхватит из Иерихона Раав. В эту ночь мы должны вспоминать, что Господь Бог наш освободил нас. Господь избавил нас. Господь избрал нас Своим народом. Наше спасение зависит не от того, кто мы, а от того, Кто Он.
— Кто такая Раав? — дети все-таки хотели добиться ответа.
— Это не важно, дорогие, — мягко ответила им одна из женщин.
— Просто аморрейская женщина из Иерихона, — сказал Наасон.
Салмон сдержал свой гнев.
— Раав — женщина, обладающая глубокой верой. Она спрятала нас с Ефремом, когда царь Иерихона послал воинов, чтобы схватить нас. Она сказала нам, что Господь отдает нам город, — он улыбнулся детям и сестре. — И вы скоро с ней познакомитесь.
— На все воля Божья, — сказал Аминадав.
Раав рассматривала Иерихонскую долину, где в звездной ночи горели тысячи костров. Иовав подошел и встал рядом с ней.
— Что это за звуки?
— Пение.
— Они празднуют, как будто уже победили.
— Они уже победили. Бог на их стороне, — и уже скоро, надеялась она, скоро она с родными будет вместе с ними, будет причастна великому Богу небес и земли.
— Как ты думаешь, почему они ждут?
— Я не знаю. Возможно, их Бог повелел им ждать.
— Почему?
— У меня нет ответа, брат. Я в таком же неведении, как и ты.
— Может быть, они передумали, увидев высоту наших стен, — Мицраим подал голос из глубины комнаты, где он сидел, облокотившись на подушки.
— Они поступят с Иерихоном так же, как поступили с другими аморрейскими городами, — сказала Раав. — Но те, кто приходил сюда, спасут нас.
— Кушать хочу, — захныкала Босем.
Улыбнувшись, Раав сошла со ступени у окна.
— Я приготовлю хлеб.
Она добавила дров к углям на жаровне и уложила сверху металлический лист. Утром они с сестрой намололи муки. Она насыпала ее немного в миску, добавила воды и специй и принялась замешивать тесто.
— Надеюсь, все будет именно так, как ты говоришь, Раав, — сказал Мицраим. — Надеюсь, мы будем спасены.
— Бог заставит их выполнить клятву.
Она раскатала кусок теста, пока он не стал тонким. Затем Раав положила получившуюся лепешку на раскаленный металлический лист. Тесто запузырилось, от него пошел пар. Заостренной раздвоенной палочкой она проткнула его в нескольких местах, а потом осторожно перевернула. Дом наполнился ароматом жареного зерна.
Авив крутился рядом, наблюдая, как она готовит.
— Хлеб скоро будет готов, малыш. Попроси своего папу налить вина.
К тому времени, как первая лепешка пропеклась, Раав успела приготовить вторую. Она положила первую на тростниковую салфетку, чтобы дать ей остыть, и принялась за третью. Отец отломил кусок и передал старшему сыну. Сначала ели мужчины, потом дети. Раав разделила круглую лепешку на четыре части для сестер. В глиняной миске осталось немного теста, чтобы сделать маленькую лепешку для себя.
Мицраим долил вина отцу.
— Может быть, они ждут, когда мы выйдем за водой или едой.
— На это могут уйти месяцы! — сказал Иовав. — Скорее они ищут, где можно пробить или поджечь ворота.
— Они не смогут подобраться достаточно близко. Царские лучники стоят на стенах.
— Вы все еще не понимаете, — сказала Раав. — Думаете, Бог пожертвует жизнями тех, кто чтит Его? Бог Израиля не таков, как боги Ханаана. Он хранит Свой народ. Он не жаждет их крови. Вы напрасно волнуетесь.
Мицраим не обратил внимания на ее слова.
— Когда начнется битва, израильтяне будут в замешательстве и панике.
— Паника будет в городе, брат, — горячо сказала она. — Там замешательства нет. Они спокойны. Бог готовит их к сражению.
— Ну почему ты снова и снова говоришь об их Боге? — крикнула мать.
— Должен же быть какой-то другой путь к спасению, — сказал Иовав. — Возможно, нам стоит попытаться выбраться из города сейчас, пока не началась битва.
— Мы будем ждать, как нам было сказано, — в отчаянии проговорила Раав. — Если мы попытаемся защитить себя сами, мы погибнем так же, как и все остальные в этом городе. Нет. Мы доверимся людям Божьим. Они увидят красную веревку и вспомнят свою клятву. В этом доме мы в безопасности.
Она отломила кусочек от своей лепешки, обмакнула в вино и съела.
Все равно братья не успокоились, они продолжали ворчать и жаловаться. Почему человеку так трудно переносить бездействие? Раав старалась быть терпеливой. Она старалась быть сострадательной. Отец и братья провели в этом тесном доме долгие дни. Они начали уставать от общества друг друга. Женщины были не в лучшем состоянии. Все эти разговоры тревожили их. Насколько сильно любила Раав своих родных, настолько тяжелым испытанием были они для нее. Сколько бы она ни напоминала им об обещании, сколько бы ни ободряла их, они все равно до конца не верили ей. Они не могли перестать волноваться о своем будущем, как собака не может выпустить из зубов кость.
— Давайте доедим хлеб и ляжем спать, — предложила Раав. — Утром все встанет на свои места.
Она нуждалась в тишине и покое.
Когда все устроились на ночь, Раав вернулась к окну. Удовлетворенно вздохнув, она подперла щеки ладонями и принялась рассматривать израильский стан. Ночь была такой тихой, как будто все застыли в ожидании, когда Израиль начнет войну. Она провела рукой по толстой красной веревке, свисающей из окна. Прошло еще довольно много времени, прежде чем она легла в свою постель. Легла и закрыла лицо руками, пытаясь сдержать слезы.
Приди, о, Господь небес и земли! Пожалуйста, приди! Разрушь ворота и возьми город! Пошли Своих людей спасти нас из этого скорбного места! О, Бог всего сотворенного, я прошу Твоего милосердия. Да настанет день избавления!
Когда закончится сражение, позволят ли ей евреи стать одной из них? Ефрем не был дружелюбен и открыто осуждал ее. Если ее будущее будет в руках такого же человека, то на что ей надеяться? Он сдержит свое обещание и спасет ее семью, но его обязательства на этом закончатся. А она ждала большего. Имеет ли она право просить большего? Умолять? Эти мысли сводили ее с ума. Все, что она могла делать, — это ждать… и надеяться, что Бог более милостив, чем Его последователи.