В Иродовой Бездне (книга 3) - Грачев Юрий Сергеевич. Страница 46

В те годы был день, когда проводилась всесоюзная перепись населения, и Лева, находясь в этом лагере, знал, что придется ответить на вопрос: верующий ли или же атеист. Многие заключенные перешептывались между собою и говорили, что это страшная анкета, что тех, которые сообщат о себе, что они верующие, будут держать на особом учете, а потом «примут меры». И тогда в страхе некоторые люди отрекались, как Петр, и давали о себе ложные сведения — «неверующий», хотя и верили в Бога. Когда дошла очередь заполнения анкеты до Левы, он попросил записать: «верующий» — «баптист». Заполнявший анкету пожилой работник штаба вскинул на Леву глаза и с недоумением спросил: «Баптист?»

– Да, баптист, — ответил Лева.

– Я лучше запишу просто — «верующий». А то как бы вам не попало, что вы остаетесь баптистом.

— Пишите — баптист, — настойчиво сказал Лева. — Это славное имя христиан, которые, стремясь жить по учению Христа, много страдали в прошлом и страдают за истину и теперь. Я до конца останусь под этим именем христианина, что бы отсюда ни последовало…

— Ну, смотрите, смотрите, — сказал производивший перепись и написал: «Верующий — баптист».

Лева был счастлив тогда, что он исповедал имя христианина, крещенного по вере. Но в обычной жизни Лева всегда молчал о своих убеждениях. И тут, в этом путешествии, он так и не решился побеседовать о своей вере.

Они подошли к большой колонне. Это были большие бревенчатые бараки, огороженные проволокой. Около зоны поднимались строения складов, здания для охраны и — ни одной души. Как будто вымерло все. Но здесь еще никто и не жил. Это были здания, приготовленные для принятия заключенных, которые должны были строить здесь трассу железной дороги Бузанчинского направления.

Наконец они разыскали охранника, который в то же время был заведующим складами. Это был молодой человек с небольшим сроком, которому было поручено находиться здесь. Он был очень рад пришедшим.

– Я просто здесь одичал без людей, неделями никого не вижу.

– Вы голодаете? — спросил его Лева.

– О нет. Здесь столько завезенных продуктов, и все они начинают портиться.

– Вот мы для этого сюда и явились, чтобы проверить их качество и актировать.

Работы предстояло много. Был целый склад с бочками, наполненными капустой. Вскрывали бочки. Это, должно быть, была прекрасная кислая капуста, но сейчас вся она почти была испорчена. Составляли акты на испорченные продукты питания. Заведующий складами оказался очень гостеприимным и угостил пришедших прекрасными, вкусными мясными щами.

Так прошли они несколько колонн, актируя испортившиеся продукты. Все было сделано честно, добросовестно, на совести Левы было спокойно.

Возвращались той же дорогой. Одно мучило Леву — что он не сказал этой женщине, с которой проработал несколько дней, ничего о Христе.

Последнюю ночь перед возвращением в свою колонну они ночевали в амбулатории одной работающей колонны. Долго не ложились спать. Лева рассказывал о своих надеждах поступить учиться в институт, о стремлении посвятить свою жизнь науке по примеру Луи Пастера, академика И.П. Павлова.

— Мечтать никому не запрещено, — сказал фельдшер этого участка. — А вот мои годы ушли, я уже двигаюсь к старости, и одно желание — освободиться и пожить со своими детками, с женой, и больше ничего.

Женщина из управления, откинув со лба свои светлые волосы, сказала:

— И у меня уже нет мечты, кроме освобождения. Здоровье некрепкое, думать о том, чтобы создать семью, уже поздно. Выйду, освобожусь, как в пустой двор. Приехала в Россию, а никого у меня здесь нет: ни родственников, ни близких знакомых. Родина, тосковала я, хотела увидеть родную землю, вот и приехала… чтобы получить срок. Но и впереди никаких перспектив. Особенно печально, что это клеймо — бывшая заключенная — будет преследовать меня всюду.

Лева снова включился в прежнюю свою работу. Эта поездка была для него своеобразным отпуском. Он выключился на время из привычной обстановки и теперь с новыми силами принялся за работу.

Врач Букацик, здороваясь с Левой, двусмысленно улыбался:

– Ну, тебе повезло, повезло. Значит, отвел душу и тело с этой представительницей. Только смотри, не заразился?

– Мне смотреть нечего, — сказал Лева. — Какое может быть заражение, когда я абсолютно не касался ее.

Тишин тоже улыбался и пожимал ему руки.

— Ну, ты, конечно, там тово…?

Эти разговоры были Леве чрезвычайно неприятны. Но, видимо, то, что они были на этой работе вдвоем, и дорогой только вдвоем, — это и дало повод к подобным разговорам и грязным намекам. Перед Богом Лева был абсолютно чист, хотя он ощущал близкое присутствие женщины, но и в мыслях не допустил никакого греха с нею. И это объяснялось не тем, что он хорошо воспитан. Многие люди получают хорошее воспитание, но потом падают. Здесь причина, что он остался чист, была только в том, что он был с Иисусом, он молился. И когда замечал, что эта сотрудница в их работе минутами была особенно расположена к нему, он особенно обращал взор свой к горам, откуда приходит помощь. И только поэтому в данном случае он избежал искушения и падения.

Но из этого случая Лева особенно отчетливо понял, как нужно не давать повода ищущим повода. Он припомнил, как ему рассказывали о бывшем еще до революции пресвитере Самарской общины Всеволоде Ивановиче Петрове, память о котором глубоко чтили все знавшие его. Однажды он как-то шел после посещения с юной сестрой, и она предложила ему пройти через Струковский сад, где было обычное гуляние. И хотя их путь в самом деле пролегал через этот сад, Всеволод Иванович сказал:

— Нет, лучше пройдем мимо сада, малютка, чтобы не давать повода, чтобы не подумали, что мы с тобой гуляем в саду.

Лева вспомнил прекрасного семьянина Николая Александровича Левинданто, который был особенно строг к тому, чтобы не подавать никаких поводов, и старался никогда не оставаться наедине с отдельными сестрами и даже когда дорогой он встречал кого-либо из молодых сестер, то здоровался и спешил удалиться, чтобы не вызывать каких-либо лишних разговоров. «Не лучше ли было бы и мне, — размышлял Лева, — отказаться от участия в экспедиции, чтобы не вызывать двусмысленных улыбок этих врачей?»

Лева был особенно благодарен Богу, что Он сохранил его от искушения, и на душе его было спокойно и чисто. Да не подумает никто, что Лева сохранялся в чистоте своею силой. Нет, это результат того, что в эти дни он был близок к Иисусу, и это его сохранило. Тогда, когда он духовно охладевал или впадал в суету и не имел глубокого внутреннего общения с Иисусом, — пыль, грязь окружающего проникали в душу. Проникали грязные мысли, и он вел себя так, что приходилось оплакивать, и лишь опять прикосновение Иисуса очищало и прощало, давало силы идти вперед, не оскверняясь от мира.

Глава 19. Своими путями усмотрит Сам Бог

«Что Я делаю, уразумеешь после… теперь ты не знаешь»

Иоанн 13,7

Лева по-прежнему продолжал работать в районной больнице на лагпункте. Начальник санчасти — «борода» и его жена — врач куда-то уехали. Санитарной частью Горно-Шорского отделения Сиблага стала заведовать вольная, сравнительно молодая женщина-врач. Она энергично взялась за работу и, как все новые начальники, сделала кое-какие изменения в личном составе. Так, в частности, она перевела доктора Тишина в другую часть лагеря.

– До свиданья, до свиданья! — говорил Тишин, пожимая Леве руку. — Не поминай лихом!

– Желаю счастья! — искренно сказал Лева. — Вы мне плохого ничего не сделали, от вас я имел только хорошее…

Врачу Букацику работы прибавилось, и он поручил Леве вести стационар, заявив, что он вполне доверяет Леве это дело, хотя Лева и фельдшер. Медработников не хватало, медсестру отправили в дальний этап. Через некоторое время прислали из управления другую, молодую женщину — москвичку Валю Данилевскую.