В Иродовой Бездне (книга 3) - Грачев Юрий Сергеевич. Страница 80

Проснувшись, он с утра мысленно вспомнил Библию и тот текст, который загорался в его сердце, он записывал и брал на размышление день. Это охраняло его от многого плохого как в жизни, так и, в практике работы.

Был тихий, солнечный день, лучи света ярко светили, освещая палату, в которой Лева делал обход. Но вдруг будто померкло все перед ним.

В палату, прямо с работы, внесли молодую женщину. Она была окровавлена, тяжело дышала.

– Что случилось? — наклонившись над больной, спросил Лева.

– Побил бригадир, — был ответ.

Не успел еще Лева закончить перевязку пострадавшей, как в палату вошел начальник колонии.

— Доктор, — обратился он к Леве, — немедленно дайте справку о побоях, мы этого бригадира привлечем к судебной ответственности, она получит новый срок.

Фактически Лева был только фельдшер, но как начальство, так и заключенные всегда его «величали» доктором.

Лева был глубоко возмущен этим избиением и с легким сердцем дал справку о побоях. Эту бригадиршу, Валю, он знал: высокая, сильная девушка, способная в борьбе одолеть и мужчину.

И на амбулаторном приеме и после него все время перед Левой стоял один и тот же вопрос:

«Почему эта бригадирша избила работницу? Что это за проявление злобы, ненависти? Откуда оно?»

Из рассказов пострадавшей он узнал, что Валя набросилась на нее за то, что она не выполнила ее распоряжение. Но почему все-таки избила, а не уговорила ее?

На следующий день, когда бригадирша Валя была уже в изоляторе или в карцере, Лева обратился к начальнику с просьбой доставить ее в город для консультации с психиатром. Начальник согласился. Выделили специальный конвой и подводу, и Лева с бригадиршей отправились в город. Дорогой Валя говорила мало, была озлоблена и угрюма. В городе они попали на прием к опытному психиатру. Это была эвакуированная из Ленинграда пожилая женщина с очень симпатичным лицом. Она долго беседовала с Валей и выдала справку, что описанный случай (избиение Валей работницы) произошел на почве «нарушения психики».

Попутно она наметила план лечения Вали. Прощаясь с ней, она сказала:

— Когда неприятность, рассердишься, озлобишься, — отойди в сторону, постарайся поплакать и тогда не будешь никогда драться.

Валя глубоко переживала свой поступок. Ее временно перевели в прачечную, где она стирала белье, и отстранили от руководства людьми.

Валя приходила к избитой ею работнице, просила у нее прощения, ухаживала за нею.

Лева был рад, что не тюрьмою, не новым сроком закончилось это дело, что все было объяснено с точки зрения «срыва нервной деятельности», психики, и в то же время пострадавшая простила виновнице ее преступления.

Чем больше Лева смотрел на окружающее, на различные ненормальности в поведении людей, тем более ему становилось ясным, что каждый нарушитель, преступник нуждается, прежде всего, в доброте, в сострадании и в какой-то мудрой форме лечения, которое могло бы не погубить, а спасти больного. И, когда Лева вспоминал и размышлял о великом Иисусе Христе, Который пришел в мир для того, чтобы спасти погибшее, ему становилось совершенно ясно, что только путем Христа, путем доброты и сострадания, прощения обид и вознаграждения человека возвращением его к новой жизни можно спасти человечество, которое гибнет, избавить его ото всех ужасов, которыми окружено оно вплотную.

Принесенный Христом в мир закон Ненасилия, закон любви и всепрощения — это единственное реальное средство избавления людей от обрушившихся на них бед и несчастий.

Глава 13. Освобождение

«Отпустить измученных на свободу».

Луки, 4, 18

Тот, кто был в тюрьме, кто знает неволю, решетку, колючую проволоку и штыки, — только тот может осознать, как дорого то, что называется свободой. Когда страшный преступник, бандит или вор хочет убедить своих собеседников, что он говорит правду, он подтверждает свои слова своеобразной клятвой:

— Вот, свободы мне не видать!..

Не видать свободы для заключенного, это значит — быть похороненным заживо, это значит — впереди только могила. Поэтому когда заключенные бывают вместе и говорят, то самая любимая тема — о свободе. Ее они видят во сне, о ней мечтают. И тогда, когда до конца срока остается меньше года, большинство переживает это очень мучительно: считает не только месяцы, но и дни, часы, когда, наконец, откроются ворота тюрьмы и они могут стать свободными, выйдут, никто уже не будет кричать: «Повернись направо!», «Подтянись!»

Они могут пойти, куда хочешь и делать то, что хотят.

Приближались дни освобождения и Левы. Не первый раз случалось так, что его освобождали из тюрьмы, поэтому никаких особенных переживаний ожидания свободы у него не было.

Он жил другой свободой — свободой, которую дает Христос. И нужно прямо сказать, что эта неволя тяготила его, как других заключенных: он знал, что если он даже заболеет (а физически он был очень слаб от недоедания, от переутомления) и если умрет здесь, в заключении, то это не несчастье. Вся жизнь, вся свобода остается там, впереди, там, за гробом, и эта высшая свобода вдохновляла его.

Начальство относилось к нему внимательно, даже добавили к его пайку сто граммов хлеба, что, кстати, разрешалось делать только особо хорошим работникам из так называемой «хозобслуги» и технического персонала.

Санитарное начальство сменилось, и новый начальник санитарной службы был особенно внимателен к нему. Как-то раз, обходя с Левой бараки, начальник сказал:

– Вы скоро кончаете срок. Я хлопотал о том, чтобы вас оставили вольнонаемным, но, знаете, не разрешили. Говорят, вы какой-то особенный человек, вера у вас какая-то вредная.

– Вера у меня не вредная, — возразил, улыбаясь, Лева. — Полагаю, самая лучшая.

– Ну, я в верах не разбираюсь, — развел руками начальник, — но должен вам сказать: она вас губит, крепко губит… Но вот что я должен вам сказать, — добавил начальник. — Вы очень худой. Я сегодня дал распоряжение на кухне, чтобы вам готовили особо. Будет жареная рыба и кое-что еще.

– Это из каких ресурсов? — спросил Лева.

– Да без ресурсов, — добродушно добавил начальник. — Просто из общей пищи вам будут готовить, и все…

– Нет, я так не могу, — ответил Лева. — Очень благодарен за вашу заботу, но пищу эту брать не буду.

– Тут ничего плохого нет, — возразил начальник. — Ведь фактически это ничтожная крошка от каждого. А вы нужный работник и вас следует поддержать.

– Нет, я не могу, — твердо заявил Лева. Внутри его не было никаких колебаний, и он не был внутренно искушен этим лестным для него предложением.

– Так что же, вам ваша совесть, вера не позволяет? — с любопытством спросил начальник, глядя на него.

– Да, вера, совесть не позволяет, — подтвердил Лева.

Шли дни. И вот, наконец, настал день освобождения, конец срока. Лева собирался на свободу. Но, увы, его не вызвали для того, чтобы оформить документы на освобождение, но пришел начальник санчасти и сообщил:

— Не расстраивайтесь. Вы понимаете, какое у нас положение: вас заменить некому. Запросили центр, чтобы выслали врача или фельдшера, — ответили, что замены пока нет. Оставить такое количество людей без медицинской помощи мы не можем. Хотели вас освободить и оставить жить вблизи колонии, чтобы вы могли обслуживать больных и продолжать работать здесь, но, оказывается: вы — опасный человек, можете там организовать такие моления, что всем за вас влетит. Поэтому решили, что вы будете продолжать находиться в заключении, пока не найдут врача, который вас заменит.

Это известие нисколько не огорчило Леву. Он отлично понимал, что оставить здесь, в стационаре, многих больных, также всю колонию без медицинской помощи — нельзя.