Дневники св. Николая Японского. Том Ι - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич. Страница 67

24 марта 1880. Понедельник

4–й недели Великого Поста

Проспавши утром до семи часов, стал писать речь и принялся переписывать, надеясь кончить хоть завтра, так как речь до сегодняшнего утра была в отрывках. Пришли от о. Исайи спросить о теплой рясе его, одолженной Дмитрию Дмитриевичу, и ныне неизвестно, где находящейся. Обещался узнать у брата — Дионисия. Пришел А. [Александр] Сергеевич Бирюков, болтун, имеющий, как видно, страсть к вмешательству в духовные дела. Сказал, что спешу кончить речь к вечерне, и полчаса лишь потерял. Пришли в два часа Андо и Петров–Батурин, азиатский сотрудник «Голоса», согласно вчерашнему извещению Андо. Батурин, может, и способный публицист — не знаю, является порядочным самохвалом: «Биконсфильд, если бы знал его, не знаю, что сделал бы» (повесил бы, подсказал простодушный Андо), «Чунхоу из–за меня казнится — я внушил ему, Кульджа вся не может быть уступлена, а прежде он высоко держал голову», и прочее. Известил Батурин, будто уже двадцать тысяч регулярного китайского войска вторглось в пределы Владивостока, — соврал, нужно полагать. Вообще, после нескольких минут возвышенного разговора о себе как–то опустился. Угостил чаем и портвейном. — Таким образом, было мало помех, и речь поспела к вечерне. Понес к Владыке. Еще рано было; между тем пришла огромная почта ему — и газеты, «Московские Ведомости» и провинциальные епархиальные, и письма. — Я удивился, что так много приходит; а мне ответили, что в день шесть раз приходит такая почта. Господи, когда же он успевает читать и делать все! А успевает! Никто не жалуется на застой дел. И при этом ему 80 лет. — После унесения почты сейчас же позвали и меня. Подписывал что–то, потом, зажегши в спальне восковую свечу, запечатал и, ушедши позвонить вместо того, чтобы велеть мне сделать это, так как и удобнее было, отослал пакет. «Почитай, что написал», — обратился ко мне. Я стал читать. Кое–где — небольшие литературные заметки («текущая» пресса — «настоящая», значит), но вообще слушал речь с видимым удовольствием; никогда не видел такой смеющейся его физиономии. Во время чтения заходила речь о католиках, по поводу корреспонденции о. Владимира, что мой портрет казнили; я рассказал, что видел здесь одну карточку казненную с надписью. «А как это у вас там христиане уважают Конфуция до вешания его изречений на стенах?» О. Владимир не сумел объяснить в корреспонденции японских «гаку». — По окончании чтения сказал, что нужно докончить речь, а то слишком обрывисто кончается, — «удалился от предмета; нужно выразить надежду, что–де многолетний опыт»… — «Вы изволили сказать однажды, что моя надежда на обращение Императора — гордость, я очень ценю Ваши слова, поэтому–то о надеждах тут мало». — «Да надежда не есть уверенность», — и прибавил: — «Такая большая речь не может быть сказана наизусть, придется по тетради, а то выйдет то же, что с Воронежским Митрофаном, а у него и речь была небольшая», — и, смеясь, стал опять припоминать. Я сказал, что постараюсь выучить. — Наречение будет в четверг, хиротония в воскресенье: «Сегодня и указ подписал». Касательно места: «Народ желает, чтобы в Исаакиевском Соборе происходили посвящения, потому что любит церковные церемонии; но нам трудно; туда покуда едешь, устанешь, оттуда еще больше». Значит, в Лаврском. — Сегодня на всенощную и завтра на литургию назначен был служить, в чем и расписался — Встретили у входа Преосвященного Гермогена; было шесть архимандритов и четыре иеромонаха. Служба сегодня на всенощной и завтра Обедня особенно торжественная, так как в Лавре праздник — престольный в Церкви Благовещения (около Духовской). Было — Великое повечерие, утреня и 1–й час (без кафизм). Великие поклоны с молитвой Святого Ефрема Сирина были по три после утрени и 1–го часа. Священнослужащие выходили на литию в мантиях и клобуках, на «Хвалите» — в ризах и митрах. Великое славословие сегодня по уставу читали. Целовали образ Благовещения, Евангелия не оставляли на аналое. Высота благолепия постирается до того, что для открытия сосудов освящения выходят два иподиакона. Преосвященный окадил весь Собор; в это время певчие пели «Архангельский глас» — первое — трио из маленьких, второе — всем хором тоже — бесподобно. Монашествующие — тоже недурно. — Слезы печали подступали к сердцу — я стоял почти последний раз в числе братства: скоро придется стать одиноким — на кафедре: легко ли это? — За всенощной был и Бирюков со своим сыном, одиннадцатилетним Евгением, славным мальчиком; я показал ему делать правильный крест, и он после преусердно исполнял; в девять часов я убедил отца повезти его, почти спящего, домой. Всенощная кончилась около половины десятого. — После Иван от Путятиных привез корзинку, где пояс работы Ольги Ефимовны с крестом, варенье, херес, зеленый чай и жареная рыба. Что за заботливость!

25 марта 1880. Благовещение. Вторник

4–й недели Великого Поста

Вставши и приготовившись к служению, отправился в Собор. Смешение Предтеченского с Образцовым (первый, не оборачиваясь: «Мы родные братья», когда я и не назвал Образцова — сходство лысин замечательное). При облачении досада на ордена; лента Святого Владимира никак не хотела укладываться, как ей следовало; пришлось обратиться чрез посредство ризничего к его митродержцу и вместе портному. Служба торжественная: Митрополит и два викария его (в Исаакиевском Соборе литургию совершал Рижский Преосвященный Филарет), — восемь архимандритов и четыре иеромонаха (четвертый был, впрочем, не иеромонах, а возводимый в сан протоиерея — Предтеченский). После литургии молебен Пресвятой Богородице. По окончании службы все отправились в монастырскую трапезу. Об этом еще раньше было предуведомлено: в книге расписания на службы архимандритов замечено было, что после службы оо. архимандриты приглашаются в трапезу. Был и новопроизведенный о. протоиерей. Сам Владыка Исидор пришел в трапезу и в архиерейской мантии восседал на первом месте; по левую руку его — два викария, по правую — Филарет Рижский, около него — мое убожество, о. Иосиф, цензор и прочие. Напротив Митрополита — Наместник. Стол был рыбный, официантский, — превосходный, конечно. — О. Иосиф сострил, начав давать наставления через стол о. архимандриту Макарию (очередному): «Вот Вам не нужно писать устав для Б. (забыл, какой, — монастыря, управляемого им); стоит только описать сей стол, а чего недостанет, то требовать от Святейшего Синода». Владыка Исидор побуждал о. Наместника угощать. Филарет все время прислушивался к нему, и к другим — ни слова. О. Арсений, иподиакон (что о Преосвященном Павле Кишиневском — ляск по лысине) громогласно читал превосходнейшую вещь (кажется, проповедь Митрополита Филарета); в заключение подошел принять из рук Владыки рюмку хересу, которую тут же и выпил, поцеловал прежде и после руку Владыки, — я заметил: «Начало положено», на что о. Арсений улыбнулся. — За жарким тосты — сначала о. Наместника — за Владыку, потом Владыка за «гостей братии и за процветание обители». Тосты пились шампанским. — Нужно заметить, однако, что стол не везде был тот же, как там, где сидел Владыка и главные монахи; на двух продольных — длинных столах — вина были хуже, стерляжьей ухи не было, как после объяснил о. Моисей, сидевший за главным столом и просивший все «лафиту». — После обеда с очень обременным желудком я отправился к Феодору Николаевичу; долго прождал его, беседуя с Ольгой Петровной и больным Колей; поговорил потом с ним (он назначен на производство в протоиереи в следующее воскресенье; Владыка: «Он об Японии заботится»…). От него отправился к Путятиным; поблагодарил Ольгу Ефимовну за присылку угощения и тотчас же, так как поздно было, простившись, отправился к Тертию Ивановичу Филиппову. Сей муж принял весьма любезно; переоделся из халата в сюртук, расцеловался трижды и в беседе посетовал, что, по случаю наречения в Епископа, нет обеда: «Ведь это торжество Ваше; следовало бы Митрополиту догадаться и сделать обед на счет Лавры; не кусок рыбы дорог, его можно купить и в трактире, но взаимное преломление хлеба»… Прав и он, не неправ и Митрополит. «Существенная» — то польза какая, хотя удовольствие и есть? — О том, что его прочат в городе, в речах духовенства, в Обер–прокурора, заметил, что «полезно было бы (ему быть), хотя бы для того, чтобы унизить званье Обер–прокурора»… Правда и это. Но малость подозрительно, не будет ли он Обер–прокурор с некоторыми особенностями (хотя бы насчет Греции и прочего)? — Вернувшись, поспел к десяти часам.