В Иродовой Бездне (книга 2) - Грачев Юрий Сергеевич. Страница 46

Нашей внемлет Он мольбе.

Пели с особым чувством, с особенным вдохновением — так, как не поют на воле. Голоса, конечно, были глухие, не такие сильные, но чувствовалось, что пели от всей души, от всего сердца. Ведь на самом деле Бог вел всех детей Своих за руки, помогал в беде, внимал в борьбе и все делал так, как лучше и не придумаешь. И страдать за Него — это такая большая честь, которая выпадает на долю далеко не всех поколений верующих христиан.

Долго беседовал Лева с братом Рогозным. Вспоминали встречи, минувшие дни, труд на воле. Рогозный, продолжая все тот же десятилетний срок заключения, как и Лева, был перекинут из Сибири на Беломорский канал.

Лева высказал свое восхищение Пашей, которая там самоотверженно заботилась о заключенных. Однако Рогозный с сомнением покачал головой:

— Да, она дивная духовная сестра, но боюсь, Бог ее накажет.

– За что? — удивился Лева.

— Она дала в ранней юности обет Господу не выходить замуж, а вот вышла — за Володю Лобкова.

Это известие и порадовало, и опечалило Леву. Ему все еще казалось, что самое лучшее — трудиться для Господа, не связывая себя семьей, и те, кто вступают в брак, уже меньше трудятся для Бога. И все-таки Паше и Володе предстояла жизнь и труд впереди. А вот Валя Алексеева уже взята, как зрелый сноп, туда, к Господу. Приезжавшая к нему мать сообщила, что Валя умерла в Уиле от туберкулеза.

На празднике Первого мая Лева особенно сошелся с молодыми братьями-белорусами: они были такие дружные, любящие. С некоторыми из них он близко познакомился, когда работал на электростанции. Они приглашали юношу приходить к, ним на лагпункт, чтобы больше общаться. Лева обещал, что постарается, как только выдастся свободное время.

Эта встреча в дни Первого мая была для многих большим ободрением. Ведь собрались братья с разных концов огромной страны — России. Получился как бы братский съезд, на котором никаких вопросов, правда, не обсуждали, только в речах, песнопениях и молитвах славили и благодарили Бога. Особенно приятно было, что в эти два дня общения между братьями не было никаких споров, разномыслия. Все сердца были исполнены радостью встречи, ощущением, что Кровь Христа их, первый раз встретившихся, соединила среди этого грешного, несчастного мира в одну радостную, счастливую семью. И эта семья состояла из заключенных, оторванных от семей, лишенных свободы, и Лева невольно думал: а мог ли быть на воле такой счастливый братский съезд, съезд благодарения и славословия Богу, какой получился в лагере в эти майские дни?

Глава 16. Адвентист

На строительстве среди заключенных было немало верующих — не только православных, старообрядцев, евангельских христиан-баптистов, но и молокан (духовных христиан), и субботников. В общении каждый старался держаться ближе к людям своего вероисповедания, но был в лагере один человек, который испытывал любовь ко всем. Невысокого роста, с бледным, осунувшимся лицом, он ходил в сером суконном бушлате и с глазами, полными любви, всех приветствовал: все были ему братья. Этого человека — адвентиста 7-го дня, или субботника, — звали Иваном Ефимовичем Кутумовым.

С ним Лева познакомился, когда приходил посетить больного фельдшера Баутина, который уже не работал, но жил при лазарете и, медленно догорая, погибал от туберкулеза. Баутин был толстовцем. Человек кристально чистой души, он когда-то работал в Москве, в центре движения толстовцев, и был близок к дому Черткова. Будучи учителем по профессии, Баутин весь горел идеей любви, которую почерпул из Евангелия, из Нагорной проповеди, благодаря знакомству со взглядами Льва Николаевича Толстого.

Кутумов тоже навещал этого больного, там-то он и встретился с Левой. Они быстро познакомились, и не прошло и нескольких дней, как Иван Ефимович принес Леве вкусную, им самим сваренную кашу.

— Кушай, брат, кушай, — угощал Иван Ефимович. — Я ведь все знаю: ты по совести не берешь от больных, недоедаешь, а я сейчас работаю дневальным у самого начальника и питаюсь хорошо. Только, конечно, не мясным — я вегетарианец.

Невозможно было не принять кашу от Ивана Ефимовича, он предлагал ее с таким радушием и с такой любовью, что Лева брал и благодарил — его и Бога.

Об Иване Ефимовиче ходили всевозможные рассказы. Жена начальника приходила лечиться к врачам лазарета и рассказывала и о своем дневальном:

– Удивительный это человек дневальный! Субботник! Уж такой фанатик, такой фанатик!

– Да чем же он фанатик? — спрашивали врачи.

– Сколько он перестрадал, когда был на общих работах!.. Не хочет работать в субботу, и только. Уж как к нему ни подходили. Здоровье, конечно, у него некрепкое, устраивали уборщиком, говорили: «Ты хоть в субботу в конторе стол передвинь» — так и стола не передвинет. Ну, начальник с ним побеседовал и решил взять к себе дневальным.

– На исправление? — иронически спросил кто-то из врачей.

– Ну, до исправления далеко…

И жена начальника продолжала свой рассказ:

– Работает, все-все делает, И честный, такой честный! Вот, представьте: собралось у нас недавно общество. Ну, известно, все наши. Мой муж и посылает его: «Сходи, купи папирос», А он мнется, не идет. Муж настаивает: «Иди скорей, скорей!» А он не идет, говорит: «Я не пойду». Это у них, выходит, — не делай другому, чего себе не желаешь. И представьте, мне пришлось встать из-за стола и пойти за папиросами. А он себе сидит.

– Теперь послушайте дальше, до чего доходит его фанатизм. Придет мой муж поздно, усталый, измученный, нервный, говорит ему: «Иван, ложусь спать. Если только телефон будет звонить, скажи, что меня дома нет». А он все свое: «Не могу, гражданин начальник, не могу». И вот, представьте себе, легли спать, начальник ему приказал: не будить. Только мы уснули, там в прихожей, телефон зазвонил. Слышу я, подходит, и что же? Представляете, говорит в трубку: «Да, дома, приказал не будить», и вешает ее. Когда опять позвонили, мне пришлось самой встать и мужа разбудить.

— Еще был такой случай, — с упоением рассказывала жена начальника. — Пошла я с ним в ларек за мясом и вообще — за разными покупками. Смотрю: продают прекрасную свинину. Я сразу купила полтушки — такая не часто бывает; купила еще многое по мелочи — в корзинку. Мелочь приготовила для себя, думаю — понесу, а ему и говорю: «Бери мясо, неси». Он этак взглянул на меня и отвечает: «Не могу нести, свинина — это уж совсем не годится». И вот, представьте себе: тащу я на своем горбу мясо, а он рядом с корзиночкой идет. Врачи засмеялись.

— Так зачем же вы его держите? — поинтересовался один из них. — Плохой он вам помощник.

— Ну, нет, — возразила жена начальника. — Помощник он очень хороший; услужливый, все-все делает, а главное — он такой фанатик, на него уж можно положиться, как ни на кого другого. Мы с мужем уходим и знаем, что все у нас будет в сохранности: ничего не возьмет. И просто он хороший, словно родной человек. Ну, а как только наступает суббота, кланяется и уходит– на весь день. «У меня, — говорит, — по закону Божию полагается этот день Господу». Начальник было сначала ласково пытался говорить, убеждать, но ничего не получается. И махнул рукой.

— А питается он от вашего стола? — спросил кто-то,

— Что вы! — воскликнула женщина. — Если бы у нас стол был даже царский, то и то он бы не прикоснулся ни к чему. Он живет, как говорит, подобно каким-то юношам: Сидраху, что ли, там, и Мисаху. Питается одними овощами и крупами, даже рыбу совсем не ест.

— Да, видно, совсем святой человек, — заметил кто-то. Отличительной чертой Ивана Ефимовича от многих верующих было то, что он от души старался ко всем относиться по-братски, и даже толстовцы, которые, по мнению Левы, отвергали Христа как спасителя, а признавали только как великого учителя, были близки его сердцу, и он нередко вспоминал слова известного толстовца Ивана Ивановича Горбунова-Посадова: «Будем беседовать о том, что нас объединяет, и не касаться того, того разделяет». Кстати, с Горбуновым-Посадовым Кутумов был знаком лично.