В Иродовой Бездне (книга 2) - Грачев Юрий Сергеевич. Страница 54
– А как же иначе, Лева? Ведь наша профессия — самая человечная, и кто, как не мы, врачи, должны жалеть людей и сострадать им?
– Откуда же такая ваша доброта? — продолжал спрашивать Лева.
Старенькая доктор задумалась и ответила так:
– Могу рассказать, как я получила образование. Звание доктора мне было присвоено в России, когда женщине стать врачом было чрезвычайно трудно. Училась же в Германии, и только завершила получение образования, как началась первая мировая война и я попала врачом на фронт, где лечила и перевязывала русских солдат. (Сама я русская, только замужем была за иностранцем.) Сколько ужасов довелось увидеть мне на войне!.. Так что врачом, как видишь, работаю уже давно.
– Но, Ольга Владимировна, — мягко возразил ей Лева, — все таки только этим вашу доброту не объяснишь. Тут, вероятно,.что – то другое.
По осторожность помешала старушке проявить излишнюю откровенность с незнакомым молодым фельдшером, и она промолчала.
На следующий день после обхода Лева заметил странную вещь: Ольга Владимировна, получив премиальные за работу в прошлом месяце, купила на них в ларьке сливочного масла и стала оделять им самых тяжелобольных.
— Кушай, голубчик, мажь на хлеб, это тебе будет очень полезно, лучше всякого лекарства…
А «голубчик», какой–нибудь рецидивист, жестокий человек, вытирал с глаз слезы. Может быть, первый раз в жизни назвали его голубчиком; он, может быть, первый раз в жизни видел такую ласку и заботу о себе. И сердце жестокого человека таяло,
—– Спасибо, спасибо, мамаша! — благодарили ее больные,
— Необыкновенная женщина, необыкновенная! — думал с ней Лева. — Как же она относится к Богу? Не может быть, чтобы она была безбожницей.
И однажды вечером когда перевязка больных была закончена Лева, не выдержав, сказа:?:
— Ольга Владимировна, вы меня не бойтесь. Я верующий человек. Скажите правду: вы любите Христа?
Глаза старушки просияли:
— А как же? Как же! Ведь мы Им только и живем! Я — православная христианка, молюсь. И в Ленинграде всегда заходила в церковь. Правда, я еще очень любила театр, но церковь для меня дороже.
Лева был несказанно рад такой встрече, они беседовали о многом, и Ольга Владимировна высказала мнение, которое Леве показалось странным.
—– В настоящее время, — сказала она, –– одновременно быть врачом и христианином несовместимо.
– Мне это не совсем понятно, — возразил ей Лева. — Я, наоборот, считаю, что христианину быть врачом — это значит быть милосердным самарянином, от души помогать, лечить…
– Быть христианином-врачом. — продолжила Ольга Владимировна, — это значит быть человеком добра, милосердия и сострадания, во всем поступать справедливо, как подсказывает совесть. А вот меня осудили! Я старалась ко всем проявлять любовь, милосердие… Вот говорят: симулянты они, не больные. А я рассуждаю так: если человек симулирует, то уже сама симуляция и есть болезнь, потому что если человек бежит в болезнь, значит, он нездоров. Нормальный человек бежит от болезни, он рад здоровью, труду… Вот я и давала больничные листы. Как же меня ругали, как поносили! А за что? Я верила людям, я хотела, чтобы все было по любви, как заповедывал Христос. И вот — получила срок. И в лечении то же самое. К примеру, надо прописать больному то или другое лекарство, а в аптеке говорят: его нет. А сами шепчут на ухо: если доктор заболеет или какое-либо высокое должностное лицо, то присылайте рецепты — дадим. А как я, врач-христианка, могу так поступать? Я выписываю дефицитные лекарства для самого простого человека и прошу их дать, а мною недовольны.
— И когда начальству правду в глаза скажешь, — говорила о на болевшем старушка, — оно тоже смотрит на тебя, как на врага. А я прямо скажу: в старые годы мне было легче работать врачом. Сейчас же я чувствую, что поступаю не по-христиански. Ведь раньше я могла тяжелобольному напомнить о молитве и утешить Господом, — так ведь должен поступать врач-христианин? А теперь я делать это не могу. На Бога смотрят как на страшилище, борются со Христом, а нас, верующих людей, повсеместно обзывают мракобесами. Или умирает человек: как не сказать ему о Милующем Христе? Я врач и христианка! Нет, нельзя теперь, в наше время, быть врачом и христианином.
– А вот Вы все-таки, несмотря ни на что, остаетесь и христианкой, и врачом, — сказал Лена.
— Да, стараюсь, стараюсь, — ответила Ольга Владимировна. — За это-то и попала сюда, в тюрьму.
По утрам, когда Лева дежурил в лазарете, он наблюдал удивительную картину. Ольга Владимировна в мягких туфлях, с белой сумочкой в руках, тихо, как ангел, обходила палаты. Она не предлагала Леве следовать за ней, а ходила одна, и он наблюдал издали, как она. наклонялась над теми вольными, кто не спал, и спрашивала шепотом: «Почему не спите? Что болит?» При этом она вынимала из сумочки порошок болеутоляющего или снотворного, приносила воды и давала больному.
Ольга Владимировна — снова спрашивал Лева старушку на следующий день, после того, как был окончен обед и в лазарете на ступила тишина («мертвый час» для больных), — меня очень интересует, скажите: и давно Вы по утрам так рано встаете, обходите больных, даете страдающим порошочки?
– Давно, давно, — ответила Ольга Владимировна, — это с германской войны. Я тогда дежурила в лазарете, а в него с фронта непрерывно поступал поток раненых. И вот, я заметила, что по утрам те. кто не могут уснуть, особенно тяжко страдают. И я начала обходить раненых, давать им успокаивающее, обезболивающее. И теперь вот — лягу спать, а ночью проснусь и все думаю о наших больных: может быть, кто страдает? Знаю, что вы у меня хороший фельдшер, можете, конечно, оказать помощь. Но уж я не могу лежать, встаю сама, тихонько делаю обход, и если кто не спит, мучаясь от боли или от тоски (а тоскуют здесь обычно по дому), я дам кому валерьяночки выпить, а кому и обезболивающее. Облегчила страдания человеку — на сердце легче, ложусь, сама спокойно засыпаю.
Смотрел Лева на старого доктора, православную христианку, и думал, как далек от нее он, познавший истину Христова учения в смысле нравственного совершенства. Он тоже всей душой стремится любить, жалеть, но как часто он бывает угловат, даже резок в обращении! А она, чтущая обычаи своей Церкви, в учении которой ока воспитана, — она всей душой слилась с Богом любви и, пребывая в этой любви и милосердии, пребывает в Боге…
И тут впервые в голове Левы четко сформулировались мысли, которые как бы жили подспудно в его подсознании. «Кто знает, — думал он про себя, — может быть, не одни только баптисты, евангельские христиане, являются Христовой Церковью, а остальные — только мертвыми трупами, напрасно носящими звание христианина? Кто знает, может быть, и тут, и там в любой, даже самой языческой вере, могут быть и есть угодные Богу сердца, и они придут и будут с Господом. Ведь сказано же в Писании, что во всяком народе боящийся Бога и поступающий по правде угоден ему. И, наоборот. — разве нет лжехристов, обманщиков, лицемеров и, более того, вредителей и предателей среди тех. кто наружно, лицемерно считает себя верующим во Христа как к личного Спасителя, а сам предает дело Божие?
И у Левы защемило сердце. Он вспомнил любимого брата Ивана Ивановича Бондаренко (Филадельфийского) — красноречивого проповедника, любимца верующей молодежи, работника братства во всесоюзном масштабе. Впав в роскошь, он пал и духовно, стал Иудой-предателем, Ходили слухи, что он и другой выдающийся брат Колесников, возглавив братство баптистов в Москве, стали вести распутную, ресторанную жизнь. Они, понимающие догмы первохристианства, отвергнувшие все наносное, все правильно трактующие и поучающие других, не сумели понять глубину Евангельских слов: «…Кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Марк. 8:35).
Не имеющие никакой жертвенной любви к ближним, не желающие страдать за Христа, они пали, ликвидировав тем самым и союз баптистов. А вот эта старушка-врач, не имеющая никакого видимого назначения в деле Божьем, много не понимающая, — она всем сердцем познала заповедь Христа, заповедь любви, и живет по ней, и страдает за нее, и все отдает ближним.,. Не ближе ли она к Господу, нежели многие ученые учители христианства, много рассуждающие, но ничем не жертвующие?