Видеть Бога как Он есть - Сахаров Софроний. Страница 19

Бога, который в существе Своем превыше всякого понятия, всякого имени или образа, Церковь Христова знает в своем вековом опыте. И Отцы наши, чрез опыт крайней для человека возможности, сделались причастниками сего познания, оставленного ими нам в наследие драгоценное, неотъемлемое (Лк. 10, 42). Смиренный Бог наш не презирает нашего ничтожества и не отказал в блаженстве знать Его в меру благоволения Его к человеку (ср. Мф. 11, 27).

Наш путь к познанию Бога лежит не через книгу, но через веру слову Христа; вера сия низводит ум наш в сердце, объятое пламенем любви ко Христу. Мы нисходим в бездонность сего океана, которым является сердце человека. Мы знаем труд сего погружения: оно обусловлено тяжестью страданий. Там на дне рука Божия нежно обнимает нас и возносит на небо. Впрочем, и на небо подъем возможен, если на то имеется энергия боли любви.

В этой книге я часто говорю о «боли», и часто приходит мне боязнь, что не все корректно поймут этот аскетический термин. Та боль о которой я пишу, есть лейтмотив моей в Боге жизни. Я не могу о ней забыть. Она вовсе не похожа на физические или психические боли, хотя нередко захватывает и сей нижний план. Это есть боль любви Божией, которая вырывает молящегося из мира сего, возводя его в иной мир. Чем сильнее эта духовная боль, тем мощнее тяга к Богу; чем динамичнее наше погружение в глубины безбрежного океана страданий, тем вернее восход нашего духа на небо. Когда же он, дух, возведен в светоносную сферу небес, тогда боль прелагается в также невыносимую радость торжествующей любви. Опять то же по существу положение: крайнее страдание сливается воедино с предельной радостью. Именно это растяжение характерно кающемуся. Духом Святым он поставляется на непредвиденные рубежи, где ему сообщается некий зачаток Божественной универсальности. Присмотритесь ко Христу: как Он жил в условиях Земли после падения Адама. В Нем сочеталось Божественное могущество с немощной плотью. С нами происходит нечто подобное: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп. 4, 13). Что Господь есть по существенному Божеству, то человеки имеют по благодати. И тот, кто подобен Христу в своих земных проявлениях, тот естественно подобен Ему и в плане Божественном.

Духовные страдания — реальность невесомая и большинству незримая. Любовь Божия порождает внутри нас целую гамму различных мучений духа, о которых следует говорить как о вышеестественных, метафизических. Внешне такие страдальцы могут находиться в условиях не худших, чем таковые у других людей, но душа их не удовлетворяется никаким богатством, никакой роскошью, никакими привилегиями и властью, ни даже славою в мире сем. В своем влечении к Богу безначальному из тесноты настоящей данности страдает душа, ощутившая дыхание Духа Святого. Скорбь ее (души) острее, чем у матерей, плачущих над умершими детьми.

Первое слово Господа, по выходе Его из пустыни, было: «покайтесь; ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4, 17). Он Сам и есть сие Царство. И вот, мы, люди, видим Его: Он встал пред нами так близко, что можно было не только видеть, но и «руками осязать» (1 Ин. 1, 1). И когда «осязаемый» образ предвечного Бога в величии Своей любви уязвит нашу душу, то последняя никогда не может забыть о сем чуде. «Подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, нашедше одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее» (Мф. 13, 45–46). В этих притчах Господь говорит о том, что я сейчас имею в виду. Узрев духом Красоту Бога, человек уже все, что и имеет в пределах Земли, оставляет, чтобы стяжать то «сокровище», ту «жемчужину».

Когда Дух Святой являет духу нашему во Свете несозданном Божию действительность, тогда душа нуждается найти мужество поверить данному видению: оно безмерно превосходит все, что мы знаем в обыденной жизни. Переживший сие состояние может как-то понять колебания Святой Девы Марии при благовестии Архангела Гавриила. И только тогда Ей были открыты и те страдания, с которыми связано Ее служение миру, — «Мария сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел. Вставши же Мария во дни сии, с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин. И вошла в дом Захарии, и приветствовала Елисавету. Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее, и Елисавета исполнилась Святого Духа, и воскликнула... „благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева твоего! И откуда мне сие, что пришла Матерь Господа моего ко мне?.. Блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа“. Получив такое подтверждение истинности данного Ей откровения, Мария сказала: „Величит душа Моя Господа; и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем“ (Лк. 1, 38–47). „...увидев Его, Апостолы поклонились Ему; а иные усомнились“, ибо происходившее превосходило меру человека» (Мф. 28, 17; см. также: Лк. 2, 35; Мф. 20, 22; Деян. 9, 15–16).

Свет нетварный сначала открывает нам наше состояние, которое ужасно; и мы сходим в нашем сознании в преисподнюю нашего ада и видим себя в нашем уничижении, как мы есть. Но когда Свет приходит уже иным образом, во славе, тогда смирившаяся душа нуждается, чтобы Сам Бог взял ее в руки Свои и дал ей силу понести несказанный дар.

Грех начинается услаждением, а кончается трагической гибелью. Спасение от власти греха над нами начинается болезненным покаянием, но конец его — благое торжество. Не раз я слышал от людей нашего времени: «готов принять религию, если она дает мне радость». Но они думают о радости с самого начала их веры, что не всегда возможно. И те же самые люди действительно понесут огромный труд, чтобы создать для себя базу в борьбе за насущный хлеб или за некоторые привилегии. Еще больший подвиг необходим для артистов, чтобы усовершиться в избранном ими роде искусства. Нередко даже всю свою жизнь поэты и живописцы, писатели и музыканты легко идут на всякие лишения из-за любви к искусству. Так и еще более с радостью терпят все те, кому дано было преимущественно прикоснуться к небесному пламени.

Возьмем учение Христа: «Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное». Уже теперь блаженны они, или только в грядущем Царстве? «Блаженны алчущие и жаждущие правды... блаженны милостивые... чистые сердцем... миротворцы... блаженны изгнанные за правду... блаженны вы, когда поносят вас... злословят за Меня. Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на небесах...» (Мф. 5, 3–12). Возможно ли сие осуществить без великой брани со своими страстями, без сокрушительного плача, без множества скорбей, без жгучей печали? Конечно, нет. Но как это ни странно, лучи светоносного Царства Небесного уже с самого начала веры во Христа-Бога начинают нас достигать. «... истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время, и в век будущий жизни вечной» (ср. Мк. 10, 30; Лк. 18, 29–30).

Все, о чем говорит Господь, стяжевается многими страданиями ищущей Бога души, влекущейся к Нему силою любви. Сия любовь устремляет дух человека к Богу с такой властью, что в нем прекращают действовать многие, усвоенные ранее рефлексы и реакции. Дух человека предстоит как ум — Уму Первому, в совлечении всего видимого, преходящего. Это состояние у аскетов называется «чистою молитвою». Человек при этом бывает вне земных категорий: он ни старый, ни молодой; ни эллин, ни иудей, ни скиф, ни варвар; ни царь и ни раб; ни богат, ни беден; ни ученый, ни неуч. Даже больше того: ни муж, ни жена. Он тогда «новая тварь» во Христе Иисусе (ср. 2 Кор. 5, 17; Гал. 6, 15; Гал. 3, 26–28).

Когда покаяние христианина достигает наибольшего напряжения, тогда он вступает в битву с «князем мира сего» (Ин. 12, 31; 14, 30; 16, 11). Ум Врага — космических измерений. С ним у нас идет невидимая брань. С большим основанием можно сказать, что все, что есть в пределах духовного мира, встретит дух христианина, кающегося до дна. Так должно быть потому что покаяние приближает человека к подобию Христу — Господину мира. Чтобы сообщилась человеку полнота богоподобия и в Господстве, он, человек, подвергается испытаниям на всех уровнях. Ему предстанет множество видений, возможных и в не-христианских мистических опытах. Но встречается он со всем сим в иной перспективе, как бы обратной: то, чего ищут адепты иных учений, к чему они стремятся, что они принимают за истину, христианин переживает как выпады из подлинной жизни. Явившийся ему Свет Божий дает видеть бездны ада; но так, что он распознает призраки истины, влекущие к себе неопытного подвижника. «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас» (Мф. 24, 4). На чужих же путях состояния христианского духа — неведомы. Прежде всего в этом порядке стоит Свыше сходящая любовь, объемлющая состраданием всю тварь.