Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям. Страница 21

Это было первое чудо, которое совершено просто, божественно, спокойно, в котором нет ничего выдающегося. Такой образ совершения чудес превосходит наши понятия, потому что мы при чудесах предполагаем особую торжественность, гром восклицаний и удивления. Современники Его толковали тоже, что будто бы на Нем, — для Которого горы и моря представляются ничтожеством, пред очами Которого звездное небо кажется светлой точкой в неизмеримой пустыне, — на Нем лежала обязанность совершать Свои чудеса перед учеными, которые могли бы правильно оценить их. Но Иисус ведал, что род сей лукав и ищет знамения [140], а потому утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам [141]. Он с укором говорил современному народу: вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес [142]. Поэтому для истинно верующего Сын Божий останется Сыном Божиим, хотя бы Он и не творил чудес, — подобно Иоанну. Совершенные Им чудеса направлены были не для удовлетворения праздного любопытства, не для убеждения холодного скептицизма: это были дела смиренной веры и всеобъемлющей любви, которая не только не отказывала страдальцу, просящему о помощи, но предупреждала нередко просьбы. Чудеса были несущественными, а только случайными знаками Его великого назначения; главным предметом их было облегчение страждущих, откровение священных истин, а в настоящем случае, при браке в Кане, восстановление невинной радости между огорчившимися в день женитьбы и в день веселия сердец их. Незначительная деревушка, простая свадьба, скромный дом, несколько человек гостей из простого звания были свидетелями первого чуда, как несколько пастухов были свидетелями сверхъестественных событий, совершившихся при первом появлении на свет Иисуса.

Пусть иные для лучшего понимания или разъяснения чуда предполагают, что это претворение воды в вино было ускоренным природным процессом, или что вода была намагнитизирована, или наконец, что гости были в особом настроении ко всему сверхъестественному. Не будем обвинять их в суеверии и уступках духу скептицизма для того, чтобы не показаться насильственно требовательными фарисейскими богословами, Иисус преподавал уроки милости и правды всем вообще людям, как принимавшим, так и отвергавшим Его. Будем снисходительны к заблуждающимся и сохраним в своем сердце, что чудо есть чудо и нам никогда не достигнуть того, чтобы понять средства, которыми оно совершается. Принимая существование чудес, мы допускаем нечто превышающее, но не вовсе уничтожающее законы, по которым действует природа. И если мы однажды навсегда убедимся, что природа есть не что иное, как выражение мысли ее Творца; если мы примем в основание научный факт, что самое простейшее, элементарное действие законов природы выходит из пределов объема нашего самого возвышенного понимания; если единожды навсегда познаем, что Божественное Провидение не есть отдаленный абстракт, но живая и любящая сила, заботящаяся о жизни человеческой; наконец, если мы однажды навсегда уверимся, что Христос есть Единородный Сын Божий, Божие Слово, сошедшее на землю для совершения дела Отца, с тем, чтобы заявить Его человечеству: то для поддержания нашей веры нет надобности в чудесах евангельских. Мы будем смотреть на них, как на действия для нас сверхъестественные, а для Его божеского существа настолько же обыкновенные, естественные и неизбежные, как для солнца лучеиспускание. Они, как говорит св. Иоанн, не были ни предвестия, ни силы, ни знамения, но дела, — дела обыкновенные для Того, чье существование на земле было самым высшим из всех чудес.

Обратим же особое внимание на две характерные черты этого первого чуда Спасителя.

Первая из них есть отсутствие всякого себялюбия. Кто, для укрощения собственного своего жестокого голода, не хотел обратить в хлеб камни в пустыне, Тот с удовольствием для устранения огорчения и забот скромного свадебного пира обращает воду в вино. Первым чудом Моисея было обращение реки в кровь для сурового наказания преступного народа; первым чудом Иисуса было обращение воды в вино для успокоения забот невинного семейства.

Сверх того, подобно всем чудесам Христовым, это первое чудо соединяет в себе характер дела милосердия, эмблемы и пророчества. Мир дает сначала то, что у него есть лучшего, а потом подонки и горечь. Христос пришел обратить униженное в великое и прекрасное: закон Моисеев — в закон свободы; крещение Иоанново — в крещение Духом Святым и огнем; самоотречение грустного уединения в самоотречение счастливого домашнего крова; заботу и вздохи — в надежду и благословение, воду — в вино. Священное таинство брака, почтенное и украшенное Его святым присутствием и удостоенное первого чуда, предрекало таинственный брак между Ним и церковью, а простая вода, измененная чудесным образом в вино, была прообразованием нашей земной жизни, измененной и облагороженной предвкушением небесных радостей, прообразованном того вина, которое Он будет пить с нами в царстве Божием на брачной трапезе Агнца.

ГЛАВА XII

Местность, где началось Христово учение

Первое чудо Спасителя убеждает нас, что Он пришел не удалить своих учеников от мира и их обычных обязанностей, а научить людей жить лучше, благороднее и счастливее в мире. Он желал видеть их супругами, отцами и гражданами и доказал, что настолько же одобряет восторженность аскета в пустыне, видение мистики в пещере, насколько святые радости в семействе, невинную веселость в общественных собраниях. Он проповедовал общительность, удостаивал своим присутствием невинные собрания.

Ввиду таких нравственных правил, сама местность, которую он избрал для первоначального своего учения, представляет нечто знаменательное. Иоанн Креститель проповедовал среди безмолвия пустыни, при водах Мертвого озера; голос его отражался только в кремнистых стремнинах, возвышавшихся над знойным Гором. Ближайшие к месту проповеди города были построены на случай отражения набегов неприятельских; путь туда был залит людской кровью. Все вокруг напоминало близость преступного прошедшего и мертвенного запустения. Вода отделяла из себя смолянистый запах; плоды под прикосновением обращались в пепел; горячая, белая пыль поднималась из-под ног путника, шедшего над могилой погрязших в чувственности и схороненных под озером городов. Вблизи таких мертвенных вод, под медно-красным небом, среди раскаленной пустыни, изрытой оврагами, проповедовал Иоанн крещение покаяния. Иисус Христос, сопутствуемый матерью, братьями и учениками, центром первоначального своего учения избрал красивый, кипучий деятельностью город, мраморные здания которого гляделись в светлые воды разливавшегося близ него озера.

Это был Капернаум, расположенный под красивыми склонами холмов, окружающих местность, которую можно назвать земным раем. В целой Палестине нет ни таких деревьев, ни таких садов, как в стране Геннисаретской. Самое имя ее ганнесарим означает сады изобилия. Бесчисленное множество цветов рассыпано по небольшой равнине, которая выглядывает изумрудом. Нельзя выбрать природы благодатнее, местности живописнее и соответственнее тем словам благовестия, в которых проповедовались человечеству самые утешительные надежды, самые чистейшие удовольствия. Необходимо было, чтобы первые звуки этого благовестия раздались в стране необычайно красивой, как Геннисаретская. В обстановке не было ничего пышного, ничего колоссального: не было ни горной суровости, ни горного величия; не видно было того мертвого великолепия, которое поражает наши глаза при взгляде на огненные вершины тропических вулканов или на ледяные стремнины северного хребта. Местности, которые вечно грозят пожаром или потоплением, могли бы ему служить символом нашей жизни только тогда, когда бы ей суждено было проходить постоянно в убийственных горестях и неотвратимых несчастьях. Эти зеленые пастбища, эти тихие воды, эти пестрые птички и цветущие олеандры, эта углубляющаяся поверхность туземного озера, своей прохладой предоставляющего истинную усладу раскаленной от жары стране, — вполне соответствовали характеристике жизни, составленной из невинных и простых элементов и полной незатейливыми удовольствиями, которые, как дождь и свет солнечный, предоставлены в одинаковой мере для всех и для каждого. Первое, что путешественник видит, выходя из Голубиной долины и бросая первый пристальный взор на Геннисарет, — это небольшое, в 20 верст длины и 9 ширины, озеро в виде арфы, от чего, говорят, произошло и первоначальное его название (Хинниреф, или арфа). На дальней, или восточной, стороне тянется зеленая полоса шириной около 200 сажен, за которой поднимаются на 300 фут. высоты над уровнем озера откосы уединенных холмов, прорезанных сероватыми оврагами, без деревьев, без поселения, без всяких следов обработки, — местность, куда нередко удалялся Спаситель, когда после тяжких трудов искал полного уединения в беседе с Богом. Озеро, — с его прозрачными водами и каймой из цветущих олеандров, сквозь зелень которых просвечивают светло-голубые крылья сивоворонок, — с множеством пеликанов, опускающихся к воде за рыбой, — лежит на дне большой котловины, или бассейна, на 500 фут. ниже Средиземного моря. Отсюда палящий изнурительный жар на долине, но отсюда же разнообразие растений, плодородие почвы, роскошь цветов, изобилие жатв, которые поспевают месяцем раньше, чем где бы то ни было, и множество ручейков, которые журчат, ниспадая с холмов в озеро. Теперь, кроме небольшого разрушающегося городка Тивериады, достигшего последней степени одряхления, и несчастной деревушки Медждель (древн. Магдала), — где дикость жителей лучше всего высказывается в том, что дети играют на улице совсем нагие, — там нет никаких жилых мест, некогда окружавших берег; жалкая, исковерканная лодка, не всегда способная к плаванию, — заменила веселый и многочисленный флот. Отвратительная неподвижность и апатическое бездействие настоящих прибрежных жителей доказывает ясно, что рыбы еще много. Но красоты природы остались до сего времени те же. Так же неизменно лежит озеро у склона холмов, отражая переменные цвета атмосферы, как опал, оправленный в изумруд; так же чисты и прозрачны воды, как и в то время, когда лодка апостола Петра качалась на их струях, а Иисус смотрел в их кристальную глубину; так же, горлицы воркуют в рощах, пеликан ловит рыбу; так же, как прежде, зеленеют там пальмы и поля, струятся источники, но вместо строений рассеяны серые груды развалин. Настолько убавилось населения и деятельности, настолько прибавилось торжественности и интереса. Если все до последнего следа людского населения исчезнут; шакал и гиена будут выть около лежащих в тени обломков синагог, где некогда учил Христос, то и тогда избранный Иисусом для начала учения Геннисарет [143], с его уединенными струями, пробудит в нас святые восторги.