Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям. Страница 71

Тягостно было зрелище для святого и любящего сердца Иисусова, но это горе облегчено было довольством освобождения, — не только временного, но и вечного, — предоставленного Им одной из грешных душ. Но следующие события оказались полны постоянно увеличивающихся недоразумений, сомнений и горьких насмешек. Великий и радостный праздник окончился внезапным взрывом бешенства и покушением иудейских начальников покончить с Иисусом не посредством публичного обвинения, а посредством злобного насилия.

На тот же самый осьмой день или на первый день после праздника, если в таком порядке следовали события, Иисус продолжал прерванное слово, в котором намеревался в последнее время высказать яснее свое божественное призвание.

Он сидел в сокровищнице, представлявшей или отдельное строение, или ту часть женского двора, которая содержала в себе тринадцать ящиков с отверстиями в виде труб и называлась софероф [445]. Там народ, и в особенности фарисеи, складывали свои приношения. В этом дворе стояло два колоссальных (пятидесяти локтей вышины) позолоченных подсвечника [446], рисунки которых сохранились доселе. На вершине этих гигантов, в течение всего праздника Кущей, горели ночью лампады со светильнями из негодных к употреблению одежд священников и разливали тихий свет на весь город. Вокруг лампад народ и даже государственные чины, — как священники и фарисеи, — в радостном восторге совершали праздничные танцы, пока под звук флейты и других музыкальных инструментов левиты, построившись в ряды, на пятнадцать шагов по направлению к двору, пели прекрасные псалмы, издавна получившие название «песни степеней» [447].

Намекая на свет этих огромных лампад, на которых обстоятельства дня сосредоточивали внимание слушателей, Иисус воскликнул: Я свет миру [448]. Таков был постоянный метод Его поучений. Всегда предметом для уроков избирал Он ближайшую внешнюю обстановку, которая более всего обращала на себя внимание слушателей, и по этому напечатлевала самое поучение в их памяти неизгладимыми чертами. Фарисеи, услыша эти слова, обвинили Его в самохвальстве, но он доказал, что о Нем свидетельствует Его Отец, а если бы даже и не это свидетельство, то свет может быть видим и узнаваем, потому что он существует, потому что без него ничего не было бы видно. Где твой Отец? сказали они Ему. Он отвечал, что, не зная Его, они не могут знать и Его Отца, прибавив с грустью, что близко время, когда Он должен от них удалиться, и тогда они уже не будут иметь возможности прийти к Нему. Возражение их заключалось в насмешливом вопросе: не самоубийством ли думает Он низвести Себя в мрачные сени могилы? Но Иисус дал им понять, что они, а не Он предназначены испытать такой мрачный исход, если будут упорствовать в неверии в Его вечное бытие. Кто же Ты? спрашивали они снова в озлоблении. Прежде всего Я то, что и говорю вам, — отвечал Он спокойно. Они настаивали, чтобы Иисус объявил себя Мессиею и стал их временным освободителем, а Он хотел передать им более глубокие довечные истины, что Он есть Свет, жизнь, живая вода и что Он пришел от Отца, — как они должны были узнать потом, когда вознесли Его на крест. Они глядели на Мессию, каков Он должен быть по еврейским устным преданиям, а Он хотел, чтобы они видели в Нем Искупителя мира, Спасителя их душ.

Услышавши эти слова, многие из надменных врагов Его уверовали в Него, но верою колеблящеюся, недостаточною, ложною, смешанною с тысячами земных и ошибочных мечтаний, а не тою, которая имеет силу спасительную и на которую Он мог полагаться. Он засвидетельствовал им прямо и открыто их лицемерие, так что прежние чувства их вдруг заменились бешеною злобою. Он рассказал им, что преданность вере и послушание составляют признаки принадлежности к Его ученикам и потребности истинной свободы. Слово «свобода» служит пробным камнем и доказательством фальшивости их начинающейся веры. Они знают только свободу политическую, которую ложно провозглашают, а потому и принимают обещание будущей духовной свободы за предоставление в настоящем свободы политической. Таким образом, Иисус доказал им, что они рабы греха, и только по имени, а не в действительности дети Авраамовы или дети Божии. Их обуяла гордость, если они мечтают о чистоте своего происхождения от известных предков и о привилегиях по исключительной преданности монотеизму. Он объяснил им, что, по своему сходству в жестокости и притворстве, они воистину дети того, кто был искони лжецом и убийцею, — дети дьявола. Такое меткое замечание усилило их злобу. Они назвали Иисуса самарянином и беснующимся. Иисус с кротостью отклонил такую укоризну и милостиво обещал им, если сохранят слово Его, то не только не умрут в грехах, но не будут видеть смерти вовеки. Однако же бестолковые, слепые умы их никогда не могли вникнуть в духовное значение Его слов. Они обвиняли Его с демонской надменностью и дерзостью в поставлении Им себя выше Авраама и пророков [449]. Но Иисус объяснил им, что в пророческом видении, может быть, посредством духовного созерцания в другом мире, Авраам, который не умер, но живет там, видел Его день и радовался ему. Такое рассуждение им показалось бессмысленным и богохульным. Тебе нет еще пятидесяти лет, — воскликнули иудеи, глядя на Его лицо, которое состарили постоянные труды и заботы, — и Ты видел Авраама, который умер назад тому семнадцать столетий: как же мы должны понимать эти слова твои? Тогда с кротостью, но с большою торжественностью, прибавляя формулу утверждения, которую употреблял единственно при возвещении величайших истин, — Спаситель открыл им, что Он предвечен, что Он Божеством своим существовал прежде, чем вошел в бренную храмину смертного тела: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есм.

Тогда в порыве негодования, — в одном из тех припадков внезапного, необъяснимого, неистового бешенства, к которым этот народ склонен был во все века, при столкновениях с его религиозными убеждениями, иудеи взялись уже за камни, приготовленные для построек еще недоконченного храма, чтобы убить Иисуса. Но, ослепленные бешенством, они не заметили, как Спаситель скрылся. Час Его еще не пришел. С совершенным спокойствием удалился Он невредимо из храма.

ГЛАВА XLI

Слепой от рождения

На пути ли из храма, после покушения на Его жизнь, или в следующую субботу Иисус, проходя мимо ворот храма, увидел человека, слепого от рождения, который, вероятно, сидел там, прося милостыню и объясняя проходящим свое жалкое положение.

Все иудеи глядели на каждую болезнь как на необходимое и непосредственное последствие какого-нибудь греха. Может быть, ученики предполагали, что слова Спасителя к расслабленным, которых Он исцелил при овчем источнике и в Капернауме, утверждали такое мнение: поэтому теперь они и спросили Иисуса, почему этот человек родился слепым? было ли это последствием греха Его родителей? Если нет, то не надо ли предполагать, что он поражен слепотою за собственные свои грехи? В первом случае это было бы слишком жестоко, а второе предположение невозможно. По-видимому, их поразило это обстоятельство. Иисус, не желая вводить их в непроизводительные области бесплодных размышлений, по обычаю, отклонил их от суждения о грехах других. Ни человек не согрешил, сказал Он им, ни его родители; но все это сделалось для того, чтобы объявились дела Божии. Как свет мира, Он в скором времени должен рассеять эту тьму. А затем, плюнув на землю. Он растворил слюною глину, помазал этим составом глаза слепцу и приказал: поди, умойся в купальне Силоамской. Слепой пошел, умылся и исцелился.

Слюна того, который только что кончил свой пост, у древних считалась действующею целительно в случае слабости глаз. Жирная глина употреблялась нередко для прекращения воспаления век. Но само собою разумеется, что это нисколько не уменьшает блеска совершенного Иисусом чуда. Мы только не можем понять, почему Спаситель, исцеляя нередко одним словом, как в этом, так и во многих других подобных случаях прибегал к более продолжительным и сложным средствам для приведения в действие своей чудодейственной силы. Причины подобного действия, которые без сомнения обусловливались Его глубоким знанием всех обстоятельств, Его взглядом на сердца тех, над кем совершалось чудо, не были, по-видимому, открыты даже приближенным ученикам Его.