1115 вопросов священнику - Иероманах (Гумеров) Иов (Афанасий). Страница 121

Хочется верить, что устроители дискотеки поймут, что призывы отказаться от этого мероприятия, которые в эти дни исходят от аланского духовенства и представителей общественности, продиктованы желанием общего блага. Только единство, основанное на верности благочестивым традициям предков, может быть необходимым условием победы перед лицом постигших испытаний.

Как следует относиться к творчеству Фридриха Ницше?

иеромонах Иов (Гумеров)

Сын лютеранского пастора Ф. Ницше (1844–1900) был одним из самых ожесточенных врагов христианства. В специальной работе «Ницше и христианство» Карл Ясперс писал: «Он усвоил мотивы всех своих предшественников в этой борьбе и положил начало новой войне против христианства — войне небывало радикальной и до конца осознанной». Какие Ницше выдвигал идеи и чему он хотел научить людей? Он считал, что животное имеет известное преимущество над человеком. Каждое животное «точно попадает в цель», полностью отвечая установившемуся типу и повинуясь своей природе. Человек же есть «еще не установившееся животное» с неопределенными возможностями, и потому самое его существование в своей нерешенности есть своего рода заболевание земли. Он много писал о себе:

«Я знаю свой жребий. Когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чём-то чудовищном — о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит. — И при всём том во мне нет ничего общего с основателем религии — всякая религия есть дело черни, я вынужден мыть руки после каждого соприкосновения с религиозными людьми... Я не хочу «верующих», я полагаю, я слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда не говорю к массам... Я ужасно боюсь, чтобы меня не объявили когда-нибудь святым; вы угадаете, почему я наперёд выпускаю эту книгу: она должна помешать, чтобы в отношении меня не было допущено насилия... Я не хочу быть святым, скорее шутом... Но моя истина ужасна: ибо до сих пор ложь называлась истиной. — Переоценка всех ценностей — это моя формула для акта наивысшего самосознания человечества, который стал во мне плотью и гением. Мой жребий хочет, чтобы я был первым приличным человеком, чтобы я сознавал себя в противоречии с ложью тысячелетий... Я первый открыл истину через то, что я первый ощутил — вынюхал — ложь как ложь... Мой гений в моих ноздрях... При всём том я по необходимости человек рока. Ибо когда истина вступит в борьбу с ложью тысячелетий, у нас будут сотрясения, судороги землетрясения, перемещение гор и долин, какие никогда не снились. Понятие политики совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества взлетят в воздух — они покоятся все на лжи: будут войны, каких ещё никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле большая политика... Я гораздо более ужасный человек, чем кто-либо из существовавших до сих пор; это не исключает того, что я буду самым благодетельным. Я знаю радость уничтожения в степени, соразмерной моей силе уничтожения — в том и другом я повинуюсь своей дионисической натуре, которая не умеет отделять отрицания от утверждения. Я первый имморалист: поэтому я истребитель par excellence.... слишком высокая оценка доброты и доброжелательства в общем есть для меня уже следствие decadence, симптом слабости, несовместимый с восходящей и утверждающей жизнью: в утверждении отрицание и уничтожение суть условия. Я останавливаюсь прежде всего на психологии доброго человека. Чтобы оценить, чего стоит данный тип человека, надо высчитать цену, во что обходится его сохранение, — надо знать его условия существования. Условие существования добрых есть ложь... Ибо добрые — не могут созидать: они всегда начало конца — они распинают того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях, они приносят себе в жертву будущее — они распинают всё человеческое будущее! Добрые — были всегда началом конца... И какой бы вред ни нанесли клеветники на мир, — вред добрых самый вредный вред... Но ещё и в другом смысле я избрал для себя слово имморалист, как мой отличительный знак, как мой почётный знак; я горд тем, что у меня есть это слово, выделяющее меня из всего человечества.... Кто вообще до меня был среди философов психологом, а не его противоположностью, «мошенником более высокого порядка», «идеалистом»? До меня ещё не было никакой психологии. Здесь быть первым может оказаться проклятием, во всяком случае это рок: ибо презираешь, как первый... Отвращение к человеку есть моя опасность... Кто открыл мораль, открыл тем самым негодность всех ценностей, в которые верят или верили» («Генеалогия морали»).

Идейную связь философии Ницше и идеологии фашизма пытались стушевать, тщательно ища «расхождения». Отрицал эту преемственность и Карл Ясперс. Однако доводы эти малоубедительны. Сам он, переживший эту эпоху насилия, должен признать: «влияние его по-прежнему считается роковым, а многим и по сей день кажется опасным. Ведь он предпринял самую безжалостную, самую яростную и жестокую атаку на христианство из всех, какие когда-либо предпринимались. К тому же на Ницше сваливают ответственность за национал-социализм — из-за его философии воли к власти, которая была лишь одним из моментов его философии последнего десятилетия. Гитлер сфотографировался рядом с бюстом Ницше в архиве Ницше в Веймаре, где его восторженно приветствовала госпожа Фёрстер-Ницше. На какое-то мгновение Ницше чуть было не сделался государственным философом национал-социалистов».

Борьба с христианством кончилась для Ницше его личным безумием, которое продолжалось более десяти лет. В истории болезни клиники душевнобольных в Базеле имеются такие записи:

• « 23 февраля 1889г. «В последний раз я был Фридрихом-Вильгельмом IV».

• 27 апреля. Частые приступы гнева.

• 18 мая.Довольно часто испускает нечленораздельные крики.

• 14 июня.Принимает сторожа за Бисмарка.

• 4 июля.Разбивает стакан, «чтобы забаррикадировать вход в комнату осколками стекла».

• 9 июля.Прыгает по-козлиному, гримасничает и выпячивает левое плечо.

• 7 сентября.Почти всегда спит на полу у постели».

По поводу записи 23 февраля нужно заметить: Ницше родился 15 октября. Он был назван в честь короля Фридриха Вильгельма IV, потому что родился с ним в один день.

За год до начала безумия он закончил книгу «Антихрист», в которой писал: «Христианство называют религией сострадания. Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни страданием. ...Если измерять сострадание ценностью реакций, которые оно обыкновенно вызывает, то опасность его для жизни ещё яснее. Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встаёт на защиту в пользу обездоленных и осуждённых жизнью; поддерживая в жизни неудачное всякого рода, оно делает саму жизнь мрачною и возбуждающею сомнение». У посещавших больного родственников состояние его вызывало не мысль о будущем сверхчеловеке, а лишь жалость и сострадание.

Жизнь Ницше была трагедией, но рожденной не «из духа музыки», а из духа преисподней. Книги его сейчас издают однотомниками и двухтомниками. Интеллектуалы ставят их в шкафу на видном месте. О философии его говорят как о культурном наследии, некоторые зачитываются и восхищаются «эстетизмом», «искрами остроумия» и «интеллектуальным фейерверком». А что делать людям, которые не желают быть имморалистами, не хотят попирать общечеловеческие ценности и не видят разницы между сладким и горьким ядом? Как относиться к книгам, написанным человеком, страдавшим тяжелой и опасной формой духовной болезни? Святые отцы, обличая злохульного Ария, не искали в его «Талии» поэтических достоинств. Они не восхищались той волей и энергией, с какой иконоборцы попирали и уничтожали святыни. Они учили о великой духовной борьбе, которая продолжается. «Диавол с Богом борется, а поле битвы сердца людей» (Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы).