Создать Веру - убить Веру (СИ) - Подымалов Андрей Валентинович. Страница 26

— Воскрешение.

— Не понял.

— Воскрешение. Восстание из мертвых. Завтра утром апостолы придут к пещере, чтобы похоронить Христа, а в пещере будет лежать лишь плащаница, в которую было завернуто тело. И вот здесь появлюсь я, воскресший из мертвых. И, тем самым, доказавший наличие вечной жизни. Так сказать, смертию смерть поправ… Чудо будет настолько реально, что никто не посмеет усомниться… Это будет предпоследнее чудо.

— И какое же последнее?

— Я вознесусь прямо на их глазах на небо.

— Ты действительно вознесешься?

— Нет, конечно. Иллюзия. Но она будет выглядеть вполне реально. После лицезрения чуда воскрешения их мозг, выведенный из состояния равновесия, не способен будет адекватно оценивать происходящее — внушить им можно будет что угодно.

— И что дальше?

— Ничего. После такого материального подтверждения новая вера начнет сметать на своем пути все преграды. Ее уже ничто не остановит… Как я и обещал, мы с тобой уедем, и вернемся, когда здесь все успокоится. Вернее, я планирую вернуться, а ты — как знаешь…

Эпилог 2

— Каиафа, через два часа я уезжаю, все уже собрано. Нам осталось порешать лишь один вопрос.

— Ты имеешь в виду Иуду?

— Да.

— Ну, а что здесь решать? Человек, предавший своего учителя и друга, не имеет права жить. Это с одной стороны. С другой — его смерть логически укладывается в канву разыгранной мистерии. Сюжет должен быть завершен. Ну, и с третьей — он слишком много знает.

— Ты меня убедил, первосвященник. Мне жаль Иуду, он хорошо сыграл свою роль, но, по-видимому, другого выхода действительно нет.

* * *

… Ранним утром поденщики, шедшие на работу, наткнулись в переулке на труп с ножевыми ранениями. Все удары были нанесены сзади. Поденщики пугливо обошли труп.

Когда достаточно рассвело, из ближайшей лавки вышел торговец и подошел поближе. Он нагнулся, вгляделся и тут же отшатнулся.

— Иуда!

Вокруг трупа были разбросаны серебряные монеты, часть из них лежала прямо на теле. Лавочнику не надо было их считать: он и так знал, что монет ровно тридцать.

Плюнув, лавочник вернулся к себе, но окна открывать так и не стал.

Ближе к полудню на труп наткнулись уборщики мусора… О таких случаях полагалось сообщать властям, но, посовещавшись, уборщики крючьями затащили тело на повозку, забросали сверху какими-то тряпками и сразу же отправились на городскую свалку. Там они быстро сбросили поклажу и вернулись к своим обыденным делам.

Эпилог 3

Моложавый путешественник с длинными черными волосами, аккуратной бородкой и красивым худощавым лицом двигался на восток. Проходили дни за днями, и оставленная позади Иудея уже вспоминалась как нечто туманное и нереальное.

Он не вступал в разговоры, сторонился шумных компаний. На постоялых дворах он не задерживался, переночевав, сразу пускался в дальнейший путь. Лишь однажды он изменил этому правилу.

Хозяин постоялого двора, добродушный толстяк, с открытым, располагающим к себе лицом, пригласил вместе отужинать. Беседа затянулась далеко за полночь, утром путешественник встал поздно, и об отъезде в этот день нечего было и думать.

Вечером они опять сели вместе ужинать, и разговор зашел о религии. И здесь хозяин постоялого двора услышал историю о зарождении новой веры, об ее пророке, об апостолах, едином Боге и вечной жизни.

Конец истории о гибели пророка растрогал хозяина до слез. Он сказал:

— Я велю писцу все это записать. Как, говоришь, звали этого пророка?

— Иисус.

— По-нашему, Иса. Так мне легче запомнить.

Эпилог 4

Когда настоятелю доложили, что его хочет видеть какой-то путешественник, прибывший с Запада, он не удивился. Несмотря на оторванность от внешнего мира и на существующие пограничные запреты, сюда все же проникали иногда некоторые искатели приключений. В основном, это были те, кого гнала в дорогу непонятная жажда нового. Они и сами толком не понимали, что же двигало их поступками. Были и такие, кто, наслушавшись рассказов, обросших фантастическими подробностями о небывалых возможностях, которые открывались перед человеком благодаря сокровенным знаниям, хранящимся в горных монастырях, мечтали приобщиться к этим знаниям.

За все время, пока настоятель возглавлял монастырь, таких пришлых со стороны было трое. Двоим из них настоятель отказал: не было в них того стержня, без которого овладеть знаниями было невозможно. Они не понимали, что эти знания и силы хранятся в самом человеке, и овладение ими означало, прежде всего, понять самого себя.

В человеке, стоявшем перед настоятелем, несомненно что-то было: цвета его энергии были богаты, жизненные токи говорили о скрытых, неразбуженных способностях.

Настоятель молчал, перебирая четки и давая возможность собеседнику самому начать разговор. То, что он услышал, было неожиданно, но настоятель не подал вида.

— Некоторое время назад от вас ушел на запад человек, бывший здесь несколько лет в обучении. Он получил знак Небес и пошел выполнять их волю.

Только сейчас настоятель понял, что его с самого начала беспокоила подспудная мысль о том, что он этого человека когда-то видел. Несомненно, стоявший перед ним чужестранец был похож на того послушника, но не более того. Настоятель ничего не отвечал, по-прежнему перебирая четки, только поднял глаза.