Первое чудо. Беседы о браке и семье - Протоиерей (Ткачев) Андрей. Страница 15

Богом сотворенной жизни. А так женщина, которой Бог власти не дал, хочет всеми командовать, хочет любить больше всего свою мамочку, хочет, чтобы ее дети любили ее саму больше, чем будущих своих мужей и жен. Она неизбежно останется одна и будет несчастна. Всю оставшуюся жизнь она будет кусать локоть. Локоть близко, но его не укусишь. Нужно все расставлять на свои места и относиться к жизни дешево и сердито. Те, что жили долго и правильно, именно так и жили. Потому что семейные добродетели — это добродетели общечеловеческие.

4

Семья началась в раю. Первая семья была благословлена Богом, когда еще было очень далеко до всех тех вещей, которыми мир наполнен сегодня. Когда мы венчаем жениха и невесту, юношу и девушку, мы даем им возможность ощутить себя в раю Адамом и Евой. В это время храм есть земной рай, а они фактически должны кожей своей ощутить, что они Адам и Ева, и Господь повторяет им, только не лично, а уже через священника, те же самые слова и благословения — плодиться, размножаться, наследовать землю, обладать ею. Правда, к этому добавляется некое наказание: в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое... в поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3:16,19). Это уже то, что добавилось после грехопадения. Но сам брак родился в раю, и этого никто не уничтожил. Ни всемирный потоп, ни все грехи, которые были в мире, святости брака не уничтожили. Мы смело можем думать, что Таинство Брака есть таинство общечеловеческое. Что имеется в виду? Когда муж и жена берутся за руки и желают всю жизнь жить вместе, мы можем утверждать, что это — таинство. Когда Христос пришел на брак в Кану Галилейскую, то Он не пришел туда на блуд. (Многие ведь считают, что невенчанный брак —это блуд. Это очень простая и очень неправильная мысль.) Христос не пришел на блуд в Кану Галилейскую, хотя эти люди не были венчаны в нашем смысле и венчаны быть не могли, еще не было христианского Таинства Брака как такового. Но сказано: Брак бысть в Кане Галилейской (Ин. 2:1).

Брак — это таинство, общечеловеческое таинство, и добродетели брака — общечеловеческие. Послушание жены мужу, ответственность мужа за семью, послушание детей матери. То есть, дети слушаются мать, мать — отца, отец — Бога. Иерархично так. Совместный труд, совместный хлеб, совместная смерть, если Бог даст. «Будем жить долго и умрем в один день». Это то счастье, которого желают себе все влюбленные. Это встречается везде, во всех культурах. Этого хотят все люди. Брак нигде не терпит лени, пьянства, измен. Брак нуждается в терпении, трудолюбии, мудрости и во многом другом. Это касается всех людей вообще. Поэтому на сегодняшний день мы можем учиться правильной семейной жизни у всех людей, у которых брак состоялся.

Наши святые —это, в основном, монахи или епископы (которые тоже с незапамятных времен — монахи) или юродивые, или мученики. И мы учимся у мучеников терпеливому страданию и исповеданию Христа до смерти. Вернее, мы просим, чтобы они молились за нас, ибо они имеют великое дерзновение перед Христом. Христос за всех кровь пролил, а они за Христа кровь пролили. В этом взаимном пролитии крови они очень близки друг другу. Но по части поучиться супружеской жизни — у кого нам учиться? У юродивых, мучеников, у святителей, у монахов? Ни у кого из них. Они убегали от брака, они преодолевали узы брака, они нам ничего не оставили по части того, как жить в семье. А нам-то надо жить в браке.

Сам подвиг этих увенчанных святых людей строился на базисе твердых семейных устоев. Они не пренебрегали семьей, но преодолевали природу ради высших целей. Только благодаря твердости естественных устоев могло возникнуть всякое подвижничество. Мы же, потеряв ценности элементарные, обречены на бессмысленное и бесполезное стремление к ценностям высшего порядка. Бессмысленное потому, что великое без малого не существует. Укрепится брак — возродится и монашество, появится и учительство, засияют святители. Рухнет брак — рухнет все, и невозможной станет никакая святость.

Василий Великий вырос и воспитался в семье, где святого человека было легче найти, чем простого. Многому он научился у сестры, многому —у бабушки. Так и Григорий Богослов до старости считал себя должником своей матери во всем, что касалось добродетели. Мученик и целитель Пантелеймон — наследник благочестия своей матери Евву-лы. Старец Силуан говорил, что хотел бы иметь такого чуткого и мудрого духовника, как его родной отец. Силуан многих духовников повидал на своем веку, но его папа —простой неграмотный крестьянин — оказался глубже этих многих. Эти примеры можно продолжать почти до бесконечности. Поэтому, там, где святые люди древности уходили от брака ради «почести горнего звания», они отталкивались от опыта правильного и крепкого брака, существующего в обществе и их собственной семье.

Именно потому, что мы в браке нормально не живем, и происходит все то безумие, заполняющее последние годы, десятилетия, столетия. Учиться жить в браке нужно у всех, кто в браке живет хорошо. Там, где жена мужа слушается и любит его, мы будем учиться. Присматриваться мы будем к этой жене. Там, где мужчина является настоящим мужем и отцом, присматриваться и учиться стоит нам с вами. У одного из братьев проблема — и вся семья собирается, чтобы помочь одному: давайте поинтересуемся, как их воспитывали, кто научил их любить друг друга? Это действительно — процесс обучения. Он требует внимания, наблюдательности, цепкости ума, заинтересованности. Ведь все, что хорошего есть в мире, требует обучения, и добродетельный муж учится всегда. А хуже всех и противнее всех те, кто уверен о себе, что он все уже знает.

Учиться семейной жизни, семейным добродетелям — так мы сформулировали задачу. Мы с вами умеем только то, чему научились. Например, пришивать пуговицу, готовить еду или писать. Сейчас мы пишем легко, но когда-то мы не умели писать, и чтобы нам научиться, нужно было долго мучиться. Это было некрасиво сначала, это были каракули, неправильные завитушки и черточки. Слава Богу, Он нам дал учителей, которые терпеливо — год, два, три — учили нас в младших классах писать, дали нам ключ к постижению знаний. Мы уже забыли об этом и относимся к этому спокойно. Писать умеем, читать умеем. А это было тяжело. И ходить мы учились долго и трудно. Земля взлетала из-под ног сотни раз, мы падали, плакали, набивали шишки. Кто об этом сейчас помнит? То, чем мы так легко пользуемся сегодня, было когда-то предметом долгого и трудного обучения. Все, что мы имеем и умеем, всему этому мы учились долго и тяжело. Неужели вы думаете, что любить друг друга, быть верными друг другу, построить жизнь супружескую можно ни с того, ни с сего? Не учась, без долгого и тяжелого труда? Невозможно это. И думать иначе — грешно, хотя миллионы думают так и за грех это не считают.

 Невозможно научиться жить, не учась жить. Что значит учиться жить? Это значит учиться работать, учиться делиться тем, что ты заработал, с теми, кто сам заработать не может. Не может, потому что рук нет или потому что старик, один на старости лет без детей и внуков. Учиться жить — значит учиться не смеяться над чужими ошибками, учиться промолчать, когда видишь чужой грех, учиться радоваться чужой радости и плакать над чужим горем. Это называется школой жизни. Если даже писать невозможно уметь, не учась, то что же думать об искусстве жить вообще! И учиться можно у всех, это мое твердое убеждение.

Если человек настроен на то, чтобы собирать доброе, он, как пчела, будет собирать с каждого цветка все, что можно. У Василия Великого есть специальное сочинение, предназначенное юношеству, в котором он говорит, что нужно учиться, в том числе и у язычников. Нужно относиться к источникам знаний подобно тому, как пчелы относятся к цветам. Они садятся не на все цветки, но на избранные, и там, где садятся, они не все с собой уносят. Нам тоже нужно садиться на избранные цветки и брать все, что может быть полезным. В том числе брать и у тех, кто Христа не знает! Не бойтесь говорить и думать об этом. Колесо, плуг, охотничий лук, календарь и способ добычи огня тоже ведь не апостолы изобрели. Но мы спокойно берем эти и другие полезные навыки и знания из общечеловеческой копилки. Здесь нет измены Христу, но есть смирение. Ведь и язычники многое поняли, многое почувствовали, многого достигли из того, чего мы сегодня зачастую не имеем. Мы —якобы — обладатели истины, но мы сегодня и половины не умеем из того, что могли знать и уметь люди, не знавшие истины. Это — жуткая боль, это страшное противоречие. Страшное противоречие заключается в том, что в христианском мире, в котором верят в Бога, Который есть любовь, количество домов престарелых зашкаливает, по сравнению с тем же мусульманским миром. В исламе нет учения о Боге как о любви, но и домов престарелых тоже нет, или почти нет. Страшные, болезненные противоречия.