Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие - Епифанович Сергей Леонтьевич. Страница 30

Книга не избежала обычной участи печатных изданий: в ней очень много опечаток, исправить которые, впрочем, нетрудно. Отметим из них более досадные и не прямо бросающиеся в глаза. В прим. 117 нужно 610 вместо 630; на стр.64 нужно Лк. вместо Мф.

Конечно, все подобного рода недочеты — ничто в сравнении с важными достоинствами книги. Ценная новинка, изданная»Проповедническим Листком», бесспорно, всегда будет и останется книгой полезной и хорошей, столь же ученой, как и назидательной. Все же вообще предприятие»Проповеднического листка», насколько о нем можно судить по первому выпуску, бесспорно будет незаменимо ценным вкладом в русскую богословскую литературу.

Пожелаем же новому изданию блестящего продолжения и самого широкого распространения.

18 ноября 1915 г.

П. Минин. Главные направления древне–церковной мистики. Сергиев Посад, 1916. 87 с. Ц. 50 к.

Печатавшееся в»Богословском Вестнике»с 1911 г. (1911, декабрь, с.823–838; 1913, май, с.151–172; 1914, июнь, с.304–326; сентябрь, с.42–68) ученое исследование П. М. Минина о главных направлениях древне–церковной мистики недавно — почти накануне 1916 г. — вышло, наконец, в свет отдельным изданием. Все, кто еще по»Богословскому Вестнику»знакомы с этой работой, несомненно, будут весьма рады ее появлению. Она теперь весьма кстати, судя по увеличению мистических запросов в нашем обществе и литературе. Она вообще тем более кстати, что может направить внимание читателей от ложных и болезненных мистических порывов к здравой и святой мистике отцов Церкви. Автор книги — полный хозяин своей темы. Он уже известен как ученый работник в области изучения мистики. Перу его принадлежит весьма хорошая брошюра:«Мистицизм и его природа»(Сергиев Посад, 1913). Но особенно с блестящей стороны обнаруживает он себя в настоящем своем произведении. В своей книге он дает обзор древне–отеческой мистики на большом протяжении времени — от Климента Александрийского до Симеона Нового Богослова, с одинаковым вниманием исследуя каждого из затрагиваемых им церковных писателей. Все исследование автора написано по первоисточникам. Привлечена им также и вся нужная литература — специальная и общая, русская и иностранная. Но что особенно пленительно в его книге, так это те широкие обобщения, которыми он украсил свою работу. В этом немалое его преимущество пред другими учеными исследователями. Обыкновенно в ученой работе детальные изыскания поглощают все внимание исследователя: в результате он разменивается на мелочи, сужает свой кругозор и теряет способность подыматься на ту высоту, с которой он мог бы окинуть широким взором свой сырой разрозненный материал, определить в нем главнейшие типы и общие особенности, подвести случайные скопления фактов под закономерные, так сказать, рамки и представить их в виде органически связных и последовательных рядов. Но именно от указанного недостатка свободен наш автор. Способность и усердие к детальному анализу не уступает у него силе синтеза. Он смело создает широкие и всеобъемлющие обобщения. Благодаря тому ему удается в общих штрихах нарисовать целую картину развития древнехристианской мистики, живописно оттенить отличительные черты отдельных ее типов и рельефно изобразить особенности мистического склада каждого изучаемого писателя, насколько те выразились в творческих продуктах их высокого религиозного духа.

Автор устанавливает, как результат своего исследования, три главных направления древне–церковной мистики — «абстрактно–спекулятивное»,«нравственно–практическое»и примирительное. После общей характеристики их (1–11) он переходит к изложению воззрений представителей первого направления (12–39). Здесь под его умелым пером начинают с величавой последовательностью в дымке философского глубокомыслия проноситься пред нами возвышенные воззрения Климента Александрийского, первого представителя церковного мистического γνωσις'a, Дионисия Ареопагита, загадочного автора загадочных, почти непонятых по возвышенности богословствования книг, и св. Григория Нисского, этого величайшего в отцах философа. На смену этим великанам богословствующей мысли, отцам абстрактно–спекулятивной мистики, выступают у автора далее люди чувства и подвижнического делания, представители нравственно–практического направления мистики, с их более простым, более наглядным и вместе полным более живого и яркого чувства духовно–мистическим опытом. После Оригена, значение которого в отношении к мистике можно признать просто миниатюрным по сравнению с его огромными заслугами в богословии, живо и наглядно во всем блеске и красоте своих глубоких и проникновенных созерцаний встает пред нами преп. Макарий Египетский, поистине Великий среди великих, за ним — не менее привлекательный тайновидец мистического боговедения преп. Симеон Новый Богослов, в XI в. воскресивший в одряхлевшей Византии предания святой старины и пробудивший в ней высшие запросы мистического чувства (39–69). Наконец, как объединение того и другого направления, отмечается у автора третье — «этико–гностическое (примирительное) направление, и в числе представителей его получают сжатую, но полную характеристику преп. Исаак Сирин и преп. Максим Исповедник (69–86).

Так в сжатой и цельной картине охватывает автор в своем сочинении всех значительных представителей мистики в древней Церкви до XI в. (кроме только разве Евагрия). О каждом из них он вкратце дает исчерпывающее представление и всецело вводит своего читателя в содержание его таинственных воззрений. И как делает это кратко и сжато! То поистине драгоценное качество автора: в малом он дает много. Из небольшой книги он создает прекрасное руководящее пособие к обозрению всей древне–церковной мистики, не нанося при этом никакого ущерба интересам детального исследования. Осведомленность и литературные дарования автора умеют показать себя и без широковещательных выступлений. Изящество изложения в его книге сочетается со строгой научностью трактации, краткость с содержательностью. Вот где один из тех немногих случаев, когда и с малой книгой делают серьезный вклад в науку.

Конечно, кое в чем можно с автором и не согласиться. Нам, например, кажется, что автор чрезмерно преувеличивает (вслед за Косh'ом) преобладание у св. Григория Нисского спекулятивного элемента, отождествляя его мистику с отвлеченнейшей апофатикой Дионисия Ареопагита. Если принять во внимание некоторые места в сочинениях Григория Нисского, особенно в комментарии на Песнь Песней и в сочинении»О девстве»(ср. нашу книжку:«Прел. Максим Исповедник и византийское богословие». Киев, 1915, с.16), то у него можно найти не меньше этических элементов, чем и у Оригена, относимого автором к представителям нравственно–практического направления мистики. Кстати сказать, Оригена, как нам кажется, можно только с некоторыми ограничениями считать мистиком: вряд ли это был ум, способный переживать высокие трепетания мистического духа. Во всяком случае по своим мистическим задаткам он значительно уступал Клименту Александрийскому, с которым бы его лучше всего было и сопоставлять в отделе спекулятивно–философской мистики. О Симеоне Новом Богослове следует отметить, что он собственно приближается к примирительному направлению. Относительно представителей последнего направления можно сделать два побочных замечания. Автор напрасно считает Исаака Сирина предшественником преп. Максима (стр. 81, прим. 5). Теперь твердо установлено, что преп. Исаак жил в конце VII и нач. VIII в., т. е. после преп. Максима. — В выдержке из преп. Максима на с.82 допущена опечатка: вместо κατάστασις нужно ανάπαυσις.

Но все это — мелочи. В общем же книга П. М. Минина по своим научным и литературным достоинствам должна быть признана едва ли не за лучшее произведение в нашей литературе по вопросам мистики. Можно, поэтому, усиленно рекомендовать ее просвещенному вниманию нашего образованного общества.

По поводу книги М. Ф. Оксиюка: Эсхатология св. Григория Нисского. Киев 1914. (Премиальный отзыв. Извлеч. из журн. Киевск. дух. Академии, от 21 дек. 1915 г., с.136 и д.).