Хлеб богословия - Епископ (Евтич) Афанасий. Страница 16
С одной стороны, легко и быстро крестить — это опасно. Но все-таки лучше поступать по примеру святых отцов, которые говорили, что лучше крестить мальчика, чем отпускать его к сарацинам или к каким-нибудь антихристианам. Лучше крестить, потому что времена такие: может погибнуть, может умереть. Наша жизнь всегда в руках Божиих, но, скажем, в Греции от несчастных случаев погибает большое количество людей. Я имею в виду не только автомобильные катастрофы, но и другие случаи. В общем, не следует слишком откладывать крещение, надо идти узким путем, мудрым, царским путем. У нас же склонность впадать то в одну, то в другую крайность. Надо и одно делать, и другого не оставлять.
Особенно важно быть проницательным в общении с человеком, понять состояние его души, его настроение, чтобы с помощью Божией помочь ему. Формализм очень опасен. Случалось, что некоторые из западных христиан крестились и становились православными, а затем, увидев обстановку в Церкви, уходили. Это бывает и по дьявольскому наущению, и по недостатку нашего труда и пастырского усердия.
Конечно, у нас преобладают случаи (судя по всему, и у вас тоже), когда мы быстро крестим человека, без предварительной катехизации и приготовления и без дальнейших усилий с нашей стороны. В пастырской работе надо действительно сораспинаться Христу (см.: Гал. 2,19).
У сербов, по-моему, дело обстоит хуже. Бывает проблема со священниками, которые впадают в рутину, в инерцию, как сказал Господь, делают как наемник (Ин. 10, 12–13). У русских, наверное, не так остро стоит эта проблема. Иногда священник служит как бы только для того, чтобы содержать свою семью. Говорит: «У меня семья, переведите меня с этого прихода на лучший, потому что мой сын должен учиться». Если так ставить вопрос, тогда выходит, что для него служение Церкви просто средство получать деньги, чтобы содержать семью. Бывает и так.
В общем, легко крестим, и получается, что люди, недавно пришедшие в Церковь, как бы получают привилегии, а христиане, которые несли свой крест во времена коммунизма, иногда даже обижены на неофитов. Особый спрос будет и с нас, но это и их слабость, как у старшего сына, когда вернулся блудный сын. Так что есть и такая сторона проблемы.
— Владыка, Вы учились и преподавали в богословских учебных заведениях разных стран. Где, по Вашему мнению, выше уровень преподавания и богословской науки?
— Я учился в Сербии, Греции, на острове Халка был только пять месяцев. Там была проблема, турки собирались закрыть Халку. Так что в отношении Халки трудно сказать. Образование в Константинополе было по образцу русских академий, выдающегося богословия там не было. В Греции школы государственные, но есть хорошие богословы. Правда, есть и соперничество среди богословов. В общем, жизнь динамичная и богословие там есть, но не всегда академическое, лучшее даже иногда не в школах. Там сейчас сильный подъем богословский, но при этом много опасностей и сложностей. На Афоне есть молодые ученые люди в Филофее, Симонопет-ре, Григориате, Ватопеде, Ивероне. Есть богословы и в других монастырях. Некоторые пишут, некоторые только начинают писать. В общем, развитие идет повсюду. Мне сказал митрополит Иоанн Пергамский (Зизиулас), что в России есть молодые богословы, которые через десять лет превзойдут нас. Десять лет прошло, я не видел еще, чтобы превзошли конкретно его. Он очень хороший богослов, глубокий, динамичный, хорошо знает труды отцов Церкви, но все время хочет диалога с современной миссией… К тому же он хороший философ, ему это удается, он хороший ученик Флоровского, я имею к нему доверие, хотя и не во всем согласен. Такие богословы, конечно, нужны; это глубокий человек. В патристике, скажу прямо, он продвинулся дальше отца Георгия Флоровского. Так вот он говорил: «Никогда нельзя сказать, что есть направление, которое кто-то ведет, потому что это всегда откровение Духа Святого».
Есть богословы во Франции. Например, француз Жан-Клод Ларше, через год-два будет сербским священником. Он в Сербской Церкви. Он опубликовал хорошие книги. Владыка Каллист — очень хороший, глубокий богослов.
В Америке немного ослабло богословие после отцов Георгия Флоровского, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа. Мало их там. Свято-Сергиев институт тоже ослабел, но что делать? Как говорит отец Георгий Флоровский, в истории Церкви бывают и подъем, и упадок. Есть православные, которые думают, что вот приходит эра Православия, будет Святая София наша, православная, и так далее. Вряд ли, это немного утопический взгляд, но вовсе не значит, что мы не должны работать.
Я вижу в Русской Церкви подъем, поэтому, между прочим, и приехал, не только из-за вашей любви, но и для того, чтобы немножко посмотреть, немножко почувствовать. Есть живая жизнь в Русской Церкви. Пусть это иногда бывает внешне, но все-та-ки тут жизнь. Но есть проблемы унаследованные, и есть новые проблемы. Дьявол ведь не оставляет в покое.
О богословском образовании вот что я вам скажу. Где лучше? Повсюду. По-моему, Греция и Россия сейчас здесь держат первое место. Сербы что-то делают, конечно, пока вместе с владыкой Амфилохием[14]. Есть там и молодежь, но посмотрим.
Особенно важно вернуться к традиции святых отцов. Вам намного легче, у вас уже многие святоотеческие труды переведены, вы читаете их в русском переводе. У сербов этого нет. Я начинал читать отцов в русском переводе. Тогда у нас было переведено очень мало, но сейчас уже больше, и работа продолжается. Без знания наследия святых отцов вряд ли возможно возрождение богословия. И кроме того, нельзя ограничиваться только чтением. Богослов не значит хороший начетник, кто читал много книг. Нам необходима благодать Божия и жизнь. Святой Григорий Палама сначала плохо учился. Он молился Богородице: «Просвети мою тьму!» — и получил просимое, стал великим богословом. Дай Бог и вам учиться, но всегда с жизнью. Как говорил митрополит Филарет, жизнь все время свидетельствует. Так что Бог даст по сердцу, по смирению, по труду, по борьбе, по подвигу. Это не бывает сразу, нельзя всего достичь и все получить быстро. Нужно пройти курс в школах, в академиях. Нужно сдать экзамены, нужно освоить программу. Но необходимо и самообразование. Человеческая жизнь такова, что надо быть осторожным, трудолюбивым и надо подвизаться. Вообще ничто не дается просто так, и слава Богу. Как говорили святые отцы, Бог больше наивных Адамов не принимает в рай. Надо пройти большой путь подвига. Но не забудьте, дорогие, что богословие нужно. Не абстрактное, как если бы кто-то просто читал книги и стал мудрецом. Святой Максим так говорит о богословии: «Бог сказал Адаму: возделывай землю и питайся хлебом от земли. Это наше бытие, душа и тело. Вот это наша земля. Делай себя, обрабатывай себя, чтобы есть хлеб богословия».
— Владыка, как Православная Церковь относится к войне? Как участие в военных действиях соотносится с заповедью не убий?
— Знаете, история непрямолинейна. Наш православный опыт в том, что мы должны бороться. Нас обвиняли, Сербскую Церковь и меня лично: «Что это вы говорили?» Даже перед патриархом я ругал некоторых белградских интеллектуалов. Патриарх собирал, они приходили, часто были заседания иерархии, и было трудно. Я им предлагаю: «Дорогие, придите в мою епархию, там будем говорить с вами!» Один мой белградский друг, писатель, христианин, говорит мне: «Как же ты можешь одобрять то, что там происходит: разрушают мечети, хватают мусульман?» Было много клеветы, но и много зла. Мы и не скрываем. Я ему говорю: «Дорогой, приди ко мне, мы там будем говорить, а не здесь. Я не твой епископ, и ты мне не будешь читать лекции!» И он замолчал.
Если бы во время войны я не был в рясе, не был священником, владыкой, я бы взял оружие и боролся. Кто-то другой пусть пойдет молиться на горе или еще что-то, а я бы так делал. И пусть на Суде Божием буду как последний пустынник и молитвенник. Невозможно это определить. Во время нашего страдания под турками что мы претерпели? Тридцать восстаний в Сербии было, и никогда нам не давали освободиться, и сейчас не дают, и все время навязывают свою волю. Мы не должны воевать, а они могут развязать войну? Американцы могут? Вот сейчас эти господа из Гааги делают все, что велят американцы. Убивают мирных людей, и американцы говорят: «Это нормально».