Современное христианское мифотворчество и разрушение мифов - Бегичев Павел Александрович. Страница 44

Приоритет или первенство невидимого над видимым не означает, что мы должны принижать значение видимой формы церкви. По всей вероятности, нормой было вхождение верующего в общину (см., например, Деян. 2:47). Мы точно не знаем, что влекло за собой членство в апостольской церкви, но, безусловно, можно говорить о наставлении, молитвах, богослужениях и, как мы, в частности, видим в Деян. 5, о дисциплинарных мерах. Следовательно, мы должны всячески подчёркивать важность вхождения каждого верующего в группу верующих и твёрдой преданности ей. Христианство — корпоративное объединение, и полностью раскрыться христианская жизнь может только во взаимосвязи с другими верующими.

Признавая различие между видимой, или эмпирической, церковью и невидимым, или духовным, братством, мы должны делать всё возможное для ликвидации этого различия. Ни один истинный верующий не должен оставаться вне общения, и в то же время необходимо стремиться, чтобы в него входили только истинные верующие. Обращение с Ананией и Сапфирой (Деян. 5), а также наставления Павла коринфянам (1 Кор. 5:1–5) и галатам (Гал. 6:1), касающиеся отношения к грешникам, указывают на необходимость внимательного наблюдения со стороны группы за духовным состоянием и поведением её членов. Хотя совершенная чистота всех членов — недостижимый в этой жизни идеал (Мф. 13:24–30), в то же время нельзя терпимо относиться к открытому неверию и греху (Миллард Эриксон, Христианское богословие. Глава 49).

Но в какую же человеческую организацию податься несчастному грешнику, призванному Христом? Где найти ему видимое выражение невидимой Церкви? Вот тут я (как и любой здравомыслящий человек), пожалуй, должен говорить только за себя. Мы все субъективны. Мы — субъекты, имеющие дело с объективной Истиной.

Лично мне евангельское христианство представляется лучшим способом выражения Истинной Церкви и с точки зрения единства (не путать с одинаковостью, я говорю о единстве духовном), и с точки зрения соответствия апостольскому учению, и с точки зрения святости (в России это пока ещё так), и с точки зрения кафоличности. Кому-то представляется иначе? Готов отстаивать свою точку зрения, готов дискутировать, но никогда не скажу, что Всероссийским Содружеством Евангельских Христиан (к примеру) исчерпывается видимое выражение Церкви Христовой.

Когда меня спрашивают, почему я, будучи русским человеком (правда с татарской фамилией), не православный, мне это всегда напоминает известный анекдот:

— Если вы такие умные, то почему строем не ходите?

Апологетам фрунта, стремящимся зарегистрировать торговую марку «Христова Церковь» ™ в своей организации, хочется напомнить: не вы спасаете, не у вас зародилась истина, не вы возрождаете и освящаете (или осуществляете процесс теозиса — это как кому нравится), но Бог! Он, в конечном счёте, нам всем и Судья!

41. Миф о религиозном опыте как источнике богословия

Недавно в нашем блоге завязалась непродолжительная дискуссия с представителем православной церкви. Дискуссия касалась вопроса о происхождении богословия. В ответ на наше высказывание о том, что богословие есть результат толкования Священного Писания. Было сказано:

Богословие является выражением Откровения, оно вытекает из религиозного опыта, а не результат авторского толкования каких-либо текстов.

Для нас и Писание, и Предание, и догматы являются формами выражения Откровения и поэтому не могут находиться в противоречии, поскольку пробуют описать один религиозный опыт.

На наш взгляд тут выражены два тезиса:

Первый. Источник христианского богословия — это опыт.

Второй. Опыт Церковной жизни (выраженный в богословии) обладает равной с Писанием степенью богодухновенности, авторитетности, безошибочности и непогрешимости.

Оба этих тезиса нам представляются мифическими, и, следовательно, ложными. Вот по каким причинам:

1. Причина филологическая, что называется, «от определения»

Богословие — это слово о Боге. Это не «богожитие», не «богобытие», не «богоощущение», не «богоопыт». Слово, сказанное Богом, будучи записанным, превращается в текст — текст Священного Писания. Поэтому не нужно стесняться или смущаться некоей «приземлённости» общения с текстом. Сам Бог не стыдится быть Словом. Он не постеснялся наделить текст Писания качествами, присущими Ему — Богу:

• живое (Деян. 7:38),

• действенное (Евр. 4:12),

• пребывающее (1 Пет. 1:23),

• судящее сердце (Евр. 4:12),

• святое (Пс. 104:42),

• священное (2 Тим. 3:15),

• пребывает вечно (Ис. 40:8),

• вечное (Пс. 118:89),

• провидящее (это слово в других текстах употребляется только по отношению к Богу) Гал. 3:8),

• праведное (Пс. 18:8-10),

• добро, благо (Пс. 118:39),

• небесное (Пс. 118:89),

• весьма чисто (Пс. 118:140),

• выше даже имени Божьего (Пс. 137:2)

• и т. д.

Бог даже не стыдится отождествиться с Писанием, говоря, что оно предвозвестило нечто Аврааму (Гал. 3:8). Хотя мы знаем, что у Авраама не было и не могло быть Писания. Подобным же образом, апостол Павел считал, что Писание нечто говорило фараону (Рим. 9:17). Поэтому не стоит думать, что общение с «текстом» — это что-то низкое и недостойное «высоких отношений». Через маленькие, чёрненькие буковки текста Библии с нами разговаривает Сам Бог.

Писание — это Слово Божие, а не простое описание святым человеком своего опыта общения с Богом. Даже истинный опыт общения человека с Богом — это не Откровение, а нечто иное. Общение — это диалог, взаимодействие. Откровение — это Божий монолог. Во время этой речи человек замолкает, и смиренно пишет то, что потом будет проповедано.

Да, мы знаем, что не всё, сказанное Богом через Пророков и Апостолов, вошло в Библию, но Писание — это единственное Слово Божье, которое есть у нас на сегодняшний день. После смерти последнего апостола и пророка ни одно слово, вышедшее из под пера человека, больше не является богодухновенным Словом Божьим. Тем более таковым не является религиозный опыт (подробнее об этом см. пункт 3).

Богословие (в том числе и сформированное на Вселенских Соборах) — это не что иное, как попытка систематизировать и истолковать тексты Священного Писания, запечатлевшие именно проповеди (опять же слова, тексты) апостолов: «Апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша». Богословское определение Троицы, это не опыт богообщения Афанасия Великого, не словесное откровение, данное Богом александрийскому епископу, это гениальная попытка учителя Церкви собрать воедино всё, что Библия говорит о Божественности Отца, Сына и Святого Духа.

По определению, богословие должно быть основано на Слове, на тексте.

2. Сами апостолы ставили свой религиозный опыт ниже общения с текстом Писания.

Джон Макартур пишет о религиозном опыте апостола Петра:

Это на самом деле было необычное переживание: Иисус открылся перед ними в Своей славе — в том прославленном виде, в котором Он предстанет при Своём втором пришествии. Апостолы Пётр, Иаков и Иоанн увидали нечто от славы Его второго пришествия, и об этом величии и говорил Пётр во 2 Пет. 1:16. Но строил ли ап. Пётр своё богословие на этом переживании? Читайте дальше во 2 Пет. 1:19–21: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в тёмном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдёт утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым».