Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан. Страница 49

Наше стремление подчинить себе плоть не означает, что она наш враг. Плоть принадлежит нам, она часть нас самих, однако она не должна господствовать над нашей волей. Наоборот, плоть должна подчиняться воле, так чтобы мы могли приказывать своему духу и душе что хотим. Надо только учитывать свои физические возможности. Кто-то может питаться один раз в день, другому нужно есть дважды. Неспособность строго подвизаться не означает, что нельзя подвизаться вовсе. Таким образом, подчинение плоти заключается в том, что мы подчиняем плоть нашей воле, делаем ее орудием Святого Духа.

Мера воздержания зависит также от места, времени, среды, климата, от состояния, в котором мы находимся. Каждый святой отец определял для своей паствы, как ей питаться. Святитель Афанасий Великий жил в довольно жарком климате и потому советовал христианам употреблять немного масла, что было необходимо в условиях той местности. В другой местности не требуется даже масла. Недопустимо, однако, желая воздерживаться, одновременно употреблять напитки, которые дают телу крепость. Кроме того, мы не должны руководствоваться своим эгоизмом. Чем более человек пренебрегает покаянием, чем в более бедственном состоянии себя видит, тем более великие принимает решения, тем строже начинает воздерживаться и поститься всякий раз, когда хочет изменить свою жизнь. В подвиге он никогда не руководствуется рассуждением. Не желающий каяться хочет всегда поститься или бдеть целую ночь. Ему надо сразу все. Поэтому блаженный Августин и настаивает на том, чтобы мерилом для тебя было хотя бы твое здоровье. Воздерживайся в такой степени, чтобы ты мог участвовать в жизни братства, исполнять свое послушание и правило.

Но не будем забывать, что слово «плоть» означает и плотское мудрование, образ мыслей душевного человека. Воздержание и пост ослабляют мятежные порывы человеческой души, и тогда человек может подчиняться воле Святого Духа. Возникающие у нас помыслы, например несогласие с каким-то решением монастыря, желание, чтобы о нас заботились, давали хорошую пищу и одежду, — все это исходит прежде всего от плоти. То же можно сказать и о гордости. Однако та гордость, при которой человек высокомерен или склонен всех поучать — уже не плотская, а бесовская. Если, например, я не могу попросить у брата прощения и жду, когда он сам скажет мне: «Прости», то у меня бесовский образ мыслей, потому что я не только не смиряюсь, но откровенно и добровольно противодействую Святому Духу: ни во что не ставлю законы, данные Христом Церкви, заповедь новую. В сущности, я не признаю того, что мир есть пространство Церкви, а мы — члены ее Тела.

«Кто не может поститься, не должен хотя бы есть вне трапезы, кроме случаев болезни». Хотя ты не можешь, говорит святой, поститься, ты должен есть только ту пищу, которую подают на трапезе. Желание иной пищи ведет человека к своеволию и своенравию. Впрочем, игумен может разрешить готовить на трапезу одно блюдо для больных, другое — для постящихся и третье — для всех остальных.

Если ты болен, можешь есть и вне трапезы. Конечно, больной — это не тот, кто просто чувствует слабость или легкую боль в желудке. Речь идет о том, кто прикован к постели или о том, кто не переносит какой-то пищи. Например, у брата аллергия на яйца, и, если он съест на общей трапезе яйцо, то может умереть. Такому нужно есть что-то другое, отдельно от прочих братьев. Иначе говоря, игумен, который лично общается с монахом и хорошо его знает, может оказывать ему снисхождение. В женском монастыре это определяет главным образом игумения. От игумении зависит все происходящее в обители, именно она — движущая сила, ось монашеской общины.

Конечно, большинство болезней происходят от потери душевного мира, бывают следствием уныния, многословия, осуждения, гордости, упрямого своеволия, навязчивых желаний. Но поскольку монах не сразу понимает, что причина болезни — в его душе, то мы соглашаемся с его убеждением в том, что он болен. Мы даем ему еду, какую он хочет, до тех пор пока его дух не воспрянет и брат не посмотрит на себя трезво; а тогда через пять минут исчезнут и слабость и болезнь.

Некоторые утверждают, что и пост может привести к болезни, но это неверно. Падший человек по самой своей природе, истерзанной страданиями, мучается, отчего болезнь и поражает все члены его тела. Бессилие поднять свой крест, противление, изнеженность, пристрастие к еде — вот что вызывает болезнь, а не пост. Церковный пост сообразован с физиологией человека и никогда не делает его больным, не вредит желудку; те, кто утверждают обратное, ищут отговорки.

Во время трапезы слушайте положенное чтение, не прерывая его и не возражая. (3.2)

На святогорской трапезе, проходящей по определенному чину, никто не прерывает чтеца и не оспаривает читаемое. Помысел, однако, может оспаривать. Впрочем, греческий менталитет таков, что у нас даже и этого не бывает, так как обычно ум где-то витает и после трапезы мы не помним ни единой фразы из прочитанного. Во всяком случае, здесь блаженный Августин показывает нам еще один способ смирить себя: не позволять себе вмешиваться в чтение и высказывать свои личные мнения. Ты только слушай, говорит он, и соглашайся с читаемым. Останови на время работу своей мысли, чтобы помехи не искажали голос святого отца, творения которого читают.

Пусть не только уста получают пищу, но и уши жаждут слова Божия.

Замечательное наставление. Как известно, трапеза считается частью богослужебной жизни. Богослужение — это наше совместное пред стояние пред Богом, и трапеза не может быть отделена от этого предстояния.

Если немощнымпривыкшим в прежней жизни к иным условиям, предлагается особая пища, это не должно возмущать остальных или казаться несправедливым тем, кто приучен к суровому образу жизни и потому более крепок. (3.3)

Настоящее правило вновь дает повод удивляться рассудительности святого, его человечности и любви к своим чадам. Блаженный Августин заботится о питании каждого брата, учитывая его характер и предыдущую жизнь. Монах, конечно же, пытается справиться со своим прошлым, старается преодолеть его, не думать о себе, чтобы переступить порог вечности, при этом игумен, как отец, и монастырь, как братство, принимают монаха таким, каков он есть. Только тогда возможна настоящая общежительная жизнь. А иначе киновии превратится в казарму, и уже будет трудно постичь богочеловеческую природу нашей жизни.

Кто-то, например, жил в Афинах, учился в колледже, ел десерты и пирожные — такой не может питаться так же, как деревенский парень. Одно дело — пастух, и другое — изнеженный юноша из богатой семьи, который и на перине-το с трудом засыпал. Монастырь с самого начала должен его понять. К слову сказать, особенно заботились в монастырях о ктиторах. В уставах были предписания о том, где им жить и как питаться.

Итак, среди поступающих в монастырь бывают люди немощные — не по состоянию здоровья, но по той причине, что на свое несчастье родились в богатых семьях и пришли в монашество от беспечальной жизни. Такие находятся в состоянии худшем, чем больной или даже, если хотите, мертвец. Лучше тебе быть мертвецом, чем баловнем, не способным к подвигу воздержания и поста. Привычки прежней жизни затрудняют духовное возрастание. Поэтому никто из вас, говорит блаженный Августин, пусть не видит несправедливости в том, что этому дитятке, пришедшему из мира, предлагают отдельную пищу. Он и рыбуто привык есть без костей, одно филе. Не игнорируйте его, как будто у него нет плоти, нервов, сердца, прошлого. Этот человек — ваш брат. Как вы позаботились бы о больном члене вашего тела, так позаботьтесь и о нем, потому что он нуждается в этом больше других. Вы, более крепкие, благодарите Бога за силу, которую Он вам даровал. Подвизайтесь изо всех сил и оставьте брата пить молоко и сливки. А вы, немощные, не забывайте о том благодеянии, какое вам оказывает монастырь: как он вас терпит, окружает заботой, поддерживает, словно больных детей, до тех пор пока вы не встанете на ноги.