Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан. Страница 78

Очень важно, чтобы монах мыслил в духе Божиих заповедей. Тогда он постоянно пребывает в духовном трезвении, а Святой Дух наблюдает за ним, предупреждая всякое его падение.

Если человек стремится к освящению, сами ангелы будут помогать ему, не давая впасть в забвение. Они нередко будят нас, когда наступает время нашего ночного правила. Мы смотрим на будильник, понимаем, что он еще не прозвонил, и удивляемся, кто же позвал нас? А это наша собственная чуткая совесть, слышащая зов ангелов и святых.

Если ради нужд монастыря братьям нужно выйти в мир, пусть отправляются вдвоем или втроем. (22)

Святые отцы говорят о том, что выходить в мир по монастырским нуждам могут братья самые достойные, освященные добродетелью, скромные, опытные, серьезные, такие, которых мир не может соблазнить и увлечь.

Когда монах выходит за ограду монастыря, он попадает совсем в другой мир, и с переменой окружающей обстановки меняет свой уклад жизни, превращаясь в обыкновенного мирянина. Например, он приезжает в родительский дом и на обед решает поджарить себе два яйца. Поев два, три раза яичницу, в четвертый раз, когда будет понедельник, он подумает: «Сегодня пост необязательный — в монастыре соблюдается,

а здесь, в миру, нет» — и снова приготовит себе яичницу. Наклонность ко греху, кроющаяся в каждом человеке, изобретет тысячу хитростей и положит человека на обе лопатки. Да и дьявол, этот ветхий старик, своим возрастом превосходящий человечество, прибегнет к своим козням и заставит монаха пасть.

Здесь кто-нибудь из мирян задумается: «Если монах, выйдя из обители на два-три дня по монастырским делам, забыл про молитву и оставил всякое воздержание, то что же говорить о нас, мирянах?» Впрочем, как раз в миру в большинстве своем люди ответственно относятся к своим обязанностям и всячески стараются не нарушать их. А теперь представьте себе, что было бы с этим невоздержанным монахом, если бы он не стал монахом, а женился. Демоны все вместе вцепились бы в него, схватили бы за горло, за волосы, за ворот, за рукава и потащили бы, чтобы сделать своим пленником. Если он послабляет себе, находясь в миру всего два-три дня, то за один-два года дьявол сделал бы его своим послушным рабом. Тот, кто с легкостью оставляет свои монашеские обязанности на один день, оставит их и на целый год, и на всю жизнь.

По правилам, монах не должен выходить из своего монастыря. Ряса — это ангельское одеяние. Ангелы, для того чтобы сохранить свой ангельский образ, не показываются среди людей, они невидимы (хотя постоянно нисходят на землю и восходят на небеса). Монах, как имеющий тело, по-человечески ограничен. Для того чтобы ему соблюсти в непорочности свой ангельский образ, он должен быть «невидим» по человеческой природе, то есть не должен появляться в миру. Как для ангела противоестественно ходить по улицам рядом с людьми, так и монаху в ангельских ризах — появляться на распутьях мира сего.

Вот почему тех монахов, которые выходят из монастыря по личному побуждению, мы отправляем одних. Конечно, если монах на это раздражается, жалуется, ропщет (подобным чувствам может поддаться каждый, все люди изменчивы), игумен может дать ему спутника. Ведь если отказать ему и послать его одного, он догадается, что на него возложили всю ответственность за выход из монастыря, и тогда его сердце ожесточится, демоны наводнят его ум помыслами и искушениями, и он станет, как тигр. Для того чтобы не допустить этого, игумен даст такому немощному брату спутника. Тогда брат вернется довольным, как будто он ни в чем не виноват, еще и спасибо скажет.

«Пусть отправляются вдвоем или втроем». Преподобный Макарий не упоминает о том, что это должны быть преуспевшие монахи, как говорит святитель Василий Великий и все святые отцы. Устав святого Макария читался в монастырях по частям каждую неделю или даже каждый день, как и сейчас принято в некоторых монастырях. Естественно, если бы святой сказал, что выходить могут только преуспевшие монахи, то какой-нибудь брат, которого не посылают в мир, подумал бы, что его не считают духовным человеком, и попал бы в западню: стал бы ждать, когда признают его преуспеяние и станут посылать в мир. Постепенно им овладело бы чувство досады, и он уподобился бы демону. Поэтому преподобный Макарий (или скрывающийся за его именем автор), выразился иначе.

Пусть отправляются вдвоем или втроем, и только те, кто внушает доверие, а не те, которые склонны к многословию или чревоугодию.

«Те, кто внушает доверие». Доверие внушает тот монах, который при выходе из монастыря не меняет своего правила, образа жизни, не оставляет воздержания в пище, ни на шаг не отступает от духа и обычаев братства, соблюдает монастырский устав, не имеет склонности к разговорам, не отвечает на вопросы каждого встречного, но хранит молчание. В самом деле, когда нас о чем-то спрашивают, мы можем ответить очень кратко или сказать пару вежливых слов, что избавит нас от возможных неприятностей. Некоторые люди умеют тактично уклониться от разговора, давая собеседнику понять, что отвечать — не в их компетенции. Горе монаху, который выходит из монастыря и считает, что ему нужно отвечать на все вопросы или что он обладает рассуждением и знает, кому надо отвечать. Такому нельзя выходить из монастыря.

Кроме того, в мир можно посылать тех монахов, которые не замечают, что там происходит, не ходят по гостям, не наносят визиты вежливости, сами никого к себе не приглашают и не принимают приглашений. Они знают свое дело, знают, что через определенное время они должны вернуться в монастырь, ведут себя с мирскими людьми с достоинством, и те ощущают, что это ангелы и что с ними нельзя обращаться как с простыми смертными. Ангел не занимается мирскими попечениями, не подчиняется никаким светским обычаям и не берет на себя обязательств. Иногда в мир посылают монаха, не имеющего такого духовного устроения, ради снисхождения к нему и ради его пользы — может быть, когда-нибудь он поймет, что должен измениться. И если игумен посылает такого монаха в мир, тот не должен отказываться от послушания, возражая, что в миру он поддается соблазнам, — но должен понять, что ему надо исправиться, приобрести монашеское устроение.

Высшая степень эгоизма для монаха — отказываться выезжать в мир под тем предлогом, что там он теряет монашеские ориентиры, оставляет молитву и правило. Дело вовсе не в правиле, просто его уязвленное самолюбие ищет оправдания. Если бы он действительно боялся запятнать свой монашеский образ, то приложил бы старания к тому, чтобы, находясь в монастыре, быть подлинным монахом.

Итак, не всякого можно посылать в мир, но и мы сами не должны ждать, что нас будут посылать. Это вопрос доверия, а не добродетели и святости. Ты можешь быть святым человеком, но для выхода в мир не годишься. Можешь быть одаренным, но не уметь вести себя в обществе. Можешь быть самим архангелом Гавриилом и каждый день сподобляться Божественных откровений, но, выйдя в мир, ты не сумеешь найти дорогу или не будешь знать, как помочь пожилому человеку:

поддержать его справа или слева, сесть в машину первым или сначала посадить его. Если тебе неизвестны правила поведения в обществе, например, как разговаривать с доктором, как есть, как улыбаться, как вести себя в гостинице, то, каким бы святым ты ни был, тебе в мир лучше не выходить. Для этого нужен подходящий человек, которому монастырь доверяет.

«Не те, которые склонны к многословию или чревоугодию». Многословие и чревоугодие открывают доступ к нам самым сильным демонам, которых не могут изгнать даже святые. Мы молимся Святому Духу: «Прииди и вселися в ны», но когда мы празднословим, в нас вселяется дух лукавый. Как только мы открываем рот, он тотчас входит. Монах разговорчивый и любящий поесть находится в большой опасности, потому что всякий, кто много говорит или много ест, хочет есть и говорить все больше, особенно когда его слушают и обращают на него внимание. Никакие заклинания не в силах будут изгнать из него беса.