Черный бор: Повести, статьи - Валуев Пётр Александрович. Страница 2

III

В отличие от прозы поэзия Валуева начисто лишена бытовых элементов, она философична, религиозна. В основном, валуевские стихи под разными псевдонимами опубликованы в изданном им в 1884 году (СПб.) «Сборнике кратких благоговейных чтений на все дни года».

Было бы чрезмерным предлагать сегодняшнему читателю значительную выборку стихов Валуева, посему ограничимся обширными цитатами, позволяющими составить представление об их форме и содержании.

Стихи — вне времени и пространства — обращены к душе человеческой, одинаковой во все времена и везде, и к Богу — символу вечности и постоянства.

Величественно красив Христос в изображении Валуева:

Медленно Христос восстает. Он внимательным оком
Волн измеряет косматые гряды, длань поднимает,
Морю велит — и мгновенно смолкли море и буря.
Сгладились волны. Рассеялись тучи. По темной лазури
Месяц течет, на небе стражу ночную свершая.
Ласково шепчет морская струя, и журчит, и лепечет,
С лунным светом играя и блеском искр серебристых
След ладьи отмечая. И плавно, как лебедь озерный,
Путь продолжает ладья… [8]

Это — ночной лунный сон, пленительный и радостный, а вот другой — вечерний, закатный сон, слегка жутковатый:

Я видел сон. Был вечер; час заката.
Со всех сторон в долину Иосафата
По склонам гор неровною стопой
Шли странники несметною толпой.
И каждый шел особою тропою,
И каждый нес свой крест перед собою.
Во всех концах долины виден был,
Из края в край, открытых ряд могил;
И каждый странник шел к своей могиле,
И каждый перед ней ему по силе
На путь земной крест данный водружал,
И сам затем, сойдя в могилу, ждал.
Чтоб крест лучом заката озарился.
И видел я, что свет зари ложился
На все кресты, и ярче освещен
Был всякий крест, что до конца несен
Покорною и твердою рукою,
Как веры стяг, — высоко над главою [9].

Именно вера — по Валуеву, ее значение для человека первостепенно — спасает человека от страха смерти и небытия и не дает ему утонуть в океане вечности:

Потонем? Нет! Другим заветом
Звучит безбрежный океан.
Сомненьям нашим быть ответом
Ему немолчный голос дан.
Творца велениям покорный,
Он вечным сном нам не грозит.
Он баптистерий чудотворный
И только нас преобразит [10].

Человек, понимающий, что наш мир не единственный, а лишь один из многих, непоколебимо уверен в существовании Бога и высших сил:

Над видимым миром мы знаем другой,
     Мир сущий вкруг нас и над нами.
Тот мир познаем мы лишь чуткой душой,
     Не видим земными очами.
Тот мир не пространство небес голубых,
     Не света дневного потоки,
Не воздух, не звезд хороводов ночных
     Искрящийся отблеск далекий.
Тот мир не несет на себе тех оков,
     Которых привычно нам бремя.
Незримому миру бесплотных духов
     Не узы, не место, не время —
Бесследно те духи над нами парят,
     Беззвучно меж нас пролетают,
И часто по воле Творца нас хранят,
     По воле Творца нас спасают [11].

И Валуев поет настоящий гимн Господу Богу, благодарственный гимн:

Мой дух! за все благодари Творца!
Во всем познай Его Святую волю!
Он дал тебе твою земную долю,
Он создал нас. Он нас вложил в сердца
И жажду благ, и светоч упований,
И радости благославенный жар,
И многозвучную струну страданий.
Он благ, — и от Него благ всякий дар.
Благодари всегда, — за все — за радость,
Коль радость благостью Его дана, —
И за печаль. В печалях нам видна, —
Но в темной ризе — та же Благость! [12]

Все, что дано от Бога, все — одно: и печаль, и радость, и любое страдание. Ибо понятия эти «изобретены» самим человеком, придумавшим время и пространство, а значит, мир конечного небытия, наполненный призрачными ощущениями, застилающими собой чистое и ясное бытие божественное — жизнь души.

Большинство людей живет призраками, которые сами же создают и принимают за реальность, причем за реальность единственную.

А кто же по-настоящему блажен и счастлив?

Блажен, кто молится и верит,
Кто неземною мерой мерит
Свое призванье на земле… [13] —

считал граф Петр Александрович Валуев.

Знакомство с его произведениями станет для сегодняшней публики еще одним свиданием с ушедшей действительностью, реальной и воображаемой.

Сергей Сучков

В большинстве случаев сохранены орфография и пунктуация автора

ПОВЕСТИ

У ПОКРОВА В ЛЁВШИНЕ

(В семидесятых годах)

I

— Опять за книгой, — сказала сердито Варвара Матвеевна, войдя в комнату, где Вера сидела у окна за пяльцами, но не вышивала, а держала в руках книгу и ее перелистывала. — Урывками мало подвинется работа, и ковер к сроку не поспеет.

— Я недавно перестала вышивать, тетушка, — сказала молодая девушка, покраснев и встав со стула, на котором сидела. — Я целое утро работала и только хотела дать глазам поотдохнуть.

— Хорош отдых! Как будто читать не хуже для глаз, чем шить по крупной канве. Впрочем, мне не было бы до того никакого дела, если бы ты сама не обещала вышить ковер к сроку. Я в твои дела, как ты знаешь, не вмешиваюсь.

— Ковер будет готов к сроку, тетушка; осталось дошить менее двух полос, а до именин отца благочинного с лишком месяц.

— Знаю — но мало ли что может случиться; ты здоровьем похвалиться не можешь: пожалуй, вдруг свихнешься и сляжешь; пожалуй, и глаза от усердного чтения заболеют. Целое утро, ты говоришь, вышивала; посмотрим, на сколько в целое утро дело подвинулось.

Варвара Матвеевна подошла к пяльцам и костлявою буро-желтою рукой откинула холст, которым была прикрыта часть канвы. Справедливость сказанного Верой была очевидна. Но лицо Варвары Матвеевны не прояснилось. Она взглянула на племянницу исподлобья, с выражением сосредоточенной злости во взгляде, сердясь за то, что не было за что сердиться, и, отойдя от пялец, сказала: