Молитвы у озера - Святитель (Сербский) Николай Велимирович. Страница 34

Я украсил себя верою в Тебя, словно цветами, и ходил по путям своим, не замечая, как след в след сопровождает меня любовь Твоя.

Теперь открылись у меня глаза на любовь Твою. Больно ранил Ты меня, и рана жжёт меня, как огонь.

Кому исповедую грех мой, как не Тебе, Которому и согреших?

Зачем исповедоваться мне непослушным, которые скажут: не особенно согрешил ты, ибо и мы творили то же? Своим грехом будут оправдывать грех мой, и не дадут мне утешения. Сделают свой грех мерилом правды между мной и Тобой и присудят правоту грешнику.

Больно ранил мя еси любовию Твоею, и рана жжёт мя яко огнь.

Вновь милость Твоя безмерна, и Ты отворил мне глаза прежде чем умер я.

Прости, Господи, и повелевай слугою Твоим!

Как Ты и теперь кротко глядишь и повелеваешь, будто никогда и не согреших Тебе!

Повелевай, Господине, и хлещи кнутом, и помоги совести моей хлестать меня.

Больно ранил мя еси, и рана жжёт мя яко огнь.

Пусть. Пусть жжёт меня как три огня, пока не привыкну быть послушным, словно ангел небесный!

Пока послушность воле Твоей, Господи, не станет единственной усладой дней и ночей моих, до скончания века.

Гл. 100.

Приими жертву слова моего, Отче мой, — лепет дитяти покаянного приими, Отче мой!

Исправи слово моё истиной Твоею и приими его к подножию ног Твоих.

Окади жертву мою благоуханием молитвы святительской и не отринь её, Трисолнечный Владыко светов.

Более речистую жертву приносят Тебе круги ангельские, но их слово струится к ним от Тебя и возвращается к Тебе, не смешанное с немощию тьмы и в горле грехом не сдавленное.

Нищ есмь, и другого ничего не имею изнести на жертвенник Твой, разве слово сие.

Но если бы я приносил Тебе тварей, — я приносил бы слова. Ибо что суть твари, как не слова? Всю вселенную исполнил еси языков, кои суть пламени, когда Тебе хвалы возносят, и — вода, когда Твои хвалы себе нашёптывают.

И если бы я принёс Тебе агнца, — я принёс бы Тебе слово.

И если бы принёс Тебе птицу, — принёс бы Тебе слово.

Зачем приносить мне чужое слово Господу моему, — чужое, а не своё?

Кто учинил мя господином чужой жизни и чужой песни, чужого пламени и чужой жертвы; кто?

Моё слово — жизнь моя и песнь моя, пламень мой и моя жертва. От Твоих взял и Тебе приношу, — приими и не отвержи, Мати, преисполненная милости.

Отобрал я горсть пшеницы с нивы сорняка, приими хотя бы одно зерно из руки моей, — и учинишь мя счастливым.

Из одного зерна Ты можешь замесить хлеб, достаточный для народов.

Прими лепту мою, Сыне Воскресителю, прими и не отвержи лепты убогого.

Прими жертву мою не за меня, но за кого-либо ещё беднее меня; есть ли такой?

У кого нет и столько, сколько у меня есть, за него прими жертву мою; есть ли такой?

Как гармонь, сдавил меня мiр; едва захватил я воздуха — и всхлипнул. Пусть ангелы Твои придадут благозвучия всхлипу моему, и отнесут его пред Тебя, любовь моя.

Вспоминаю все доброе, что Ты сделал мне за всю жизнь мою, неутомимый Провожатый мой, и приношу Тебе в ответ единственный дар от себя.

Не приношу Тебе всего себя, ибо весь я несмь достоин сгореть на пречистом жертвеннике Твоём. То, что предназначено смерти и тлению, не могу принести в жертву Бессмертному.

Прими жертву словес моих, о Триединый Букет Цветов; лепет дитяти новорождённого прими.

Когда запоют хоры ангельские у престола Твоего, когда загремят трубы архангельские, когда мученики Твои зарыдают от радости, не презри жертву слова моего, Господи Боже мой.

Не преслушай, но услыши.

Молю Ти ся и покланяю Ти ся, ныне и чрез все время и чрез всю вечность. Аминь.

На Охридском озере, 1921–1922 годы.