Выражение монашеского опыта - Исихаст Старец Иосиф. Страница 22

Она больше не имеет родителей и родственников в миру. Оставляет дольнее, горняя мудрствует. С горним соединяется, о нем думает. Не имеет уже никакой воли, или самоугодия, или власти над собственным телом. От всего отрекается и подчиняет себя слову своей старицы до последнего издыхания.

И уже совсем не спрашивает, что делает ближний. Но постоянно пребывает в безмолвии. Трудится уже умным деланием. У нее непрекращающиеся слезы в глазах. Язык медоточивый. Речь умеренная. Тело непорочное. Ум чистый, немечтательный. Нерассеянная молитва. Постоянный мир. Совершенное послушание. Пламенная любовь к Спасителю Христу, которая все время горит не угасая, не угасая никогда. Так что стоит ей услышать имя Христа, и сразу начинает трепетать душа, услаждаются уста и пробуждается весь разумнотварный человек. Ибо обычай и божественная привилегия любви — взыграние сердца, когда человек слышит возлюбленное имя: и телесно, и духовно из одного и того же сердца изливается сладость любви.

Когда благодать озарит светом божественного сияния Духа, весь человек приходит в восторг и, как божественный Давид, играет и пляшет умно пред Божиим образом, как тот пред «сенным ковчегом».

Итак, вот почему, дочь Иисуса моего, сразу по прочтении твоего письма, после моей молитвы о тебе я написал тебе ответ, полный радости и веселья. А в воскресенье — ибо сейчас утро пятницы — в тот час, когда ты будешь давать обеты и принимать ангельский образ, буду умом присутствовать и я, и вместе с сестрами петь «Объятия Отча…», и в продолжение всего бдения буду молиться о тебе и обо всех сестрах.

И как только ты получишь это письмо, напиши мне небесное поистине имя, чтобы мы вычеркнули старое и поставили на его место новое. И позаботься теперь, чтобы твоя жизнь была ангельской, поскольку отныне ты зачислена в лики ангельские, чтобы воспевать и славить Бога своим телом и духом.

29 «Благословен Бог, возвышающий смертных еще с телом до жительства бесплотных»

Бог идеже хощет, побеждается естества чин, и хотящий понести крест Христов побеждает собственное естество. Величайшая воистину сила и благодать святого и ангельского монашеского образа.

Радуйся и веселись, чадце мое возлюбленное, со всем вашим священным монашеским собранием или, лучше сказать, духовным благоуханием. Радуйтесь, мудрые о Господе девы, что удостоились на земле такового ангельского жительства. Благословен Бог, творяй ангелы Своя духи,  [75] благословен Бог, возвышающий смертных еще с телом до жительства бесплотных.

Желаю вам, чадца мои, и молюсь из глубины сердца, дабы миродохновенная благодать, как тонкое дуновение, как мироносное божественное дыхание, постоянно веяла среди вас, напояя благоуханием преподобные души, освящая подвижнические тела.

Только усердно прошу вас: позаботьтесь о ваших душах. Пусть ни одна из вас не будет похожа на праматерь Еву, но все — на Богоотроковицу Мариам, на Деву Марию. Она, сказав: «Се, раба Господня!»  [76] — стала Матерью Божией и Госпожой ангелов. Ее Плод, сладкий Иисус, ради послушания взойдя на крест и сойдя во ад, исцелил великую язву преслушания. Посему познайте отсюда таинства силу.

Монашеский образ — это крест вместо креста, который нес Христос, спасая нас. Поэтому мы, облекаясь в монашеский образ, облекаемся в послушание и, ревнуя о послушании, ходим по подобию нашего Христа.

Скажу вам и сие слово: бремя послушания считается сочетанием остальных добродетелей, как и крест страстей Господних. И как разбойник крестом вошел в рай, так и мы послушанием, как крестом, входим в Царствие. Очевидно, что ослушники — вне Царствия.

Итак, блажен путь; понудьте себя. Будьте внимательны и молитеся, да не внидете в напасть.  [77] Потому что не имеющий смирения, не делающий того, что ему говорят, становится рабом бесов. И конец жизни становится для него скорбью и поношением пред людьми.

Так вкратце пишу вам, чтобы вы убоялись божественным страхом, чтобы не ослушивались вашей старицы. Ибо имеете дело не с ней, а с Богом, Который требует послушания для спасения души.

Итак, о монашеском облачении, о котором ты пишешь: его показал ангел божественному Пахомию.

Ранее, в первые века христианства, избравшие девство, как вы сейчас, испытывались три года и затем плели венец из благоуханных цветов. И архиерей, как пишут, читал над ними молитвы, подобные нынешним молитвам монашеского образа, как над невестами Христовыми. И когда они умирали, венцы полагали в гроб вместе с ними.

Итак, оставляю это.

Сейчас облачение в монашеские одежды — это таинство, как возложение венцов в браке. Ты надеваешь монашеское одеяние вместо венцов. Когда уневещиваешься Христу, давая обет девства до конца жизни. В смертных браках надевают венцы, давая друг другу обет верности до конца жизни. Могут ли они потом отдать эти венцы, чтобы ими венчался другой брак? Нет. Но когда они умирают, венцы полагают в гроб вместе с ними.

Итак, как же ты отдаешь свой венец и им венчается другой или отдаешь его другому? Как же ты даешь свое монашеское одеяние, чтобы другая стала монахиней? Это не правильно. Но так как вы не знали, то вы не виноваты. Пусть это больше не повторяется.

Теперь возьмемся за другую тему.

Ты мне пишешь и говоришь, что морочишь мне голову своими вопросами. А я тебе говорю, что после того как ты вошла в эту святую и блаженную обитель, должна стать блаженной, если проявишь терпение до конца и совершенное послушание. Поэтому сокруши под игом Христовым свое мудрование, самолюбие и гордость, и я буду всегда рядом с тобой.

С тех пор как ты посвятила себя обители, я слежу за твоей жизнью. Соучаствую в скорбях и радостях твоих сестер. Раз уж о многих и многих других я забочусь и не перестаю молиться и писать, разве не позабочусь о вас, моих истинных сестрах? Тем более что старец своим благословением поставил меня на это служение.

Для вас достаточно иметь доверие и любовь ко мне как к вашему духовному брату, чтобы получить духовную пользу. Лица моего вы не увидите никогда. Я не причиню вам вреда своими словами. Всей душой постараюсь принести вам пользу. Если вы чего‑то не осилите, опущусь пониже. Что вы сможете, на том остановлюсь, чтобы вы за мной успевали.

Только и вы молитесь обо мне. Ибо многие просят у меня помощи. И я терплю искушения тех, которым помогаю. Слава Господу за все!

Если вы услышите обо мне нелестные слова, не верьте, но с сестринской любовью спросите меня: так нам сказали, так мы слышали. И я вам со всей искренностью, со страхом Божиим скажу, с Богом,  [78] истину. Ложь не скажу вам никогда.

Очень прошу вас быть внимательными и не доверять мнению отца, о котором вы пишете. Ибо я хорошо знаю, что оно не по Богу. И не говорите то, что я вам говорю, его матери и сестре, чтобы они не опечалились.

Я видел однажды, много лет назад, два пути, указанных отцами, — общежительный и отшельнический. И видел этого брата, и он не пошел ни по одному, ни по другому пути, а сказал: «Я пойду здесь!» И ринулся вниз через чащу по дороге, выходившей к морю. И был некто рядом с ним, сказавший мне: «Видишь его? По этой дороге он пойдет ко дну!»

Сразу после этого вижу, что я был у Святого Василия, над скитом. И был на вершине. И вижу страшный пожар, охвативший весь скит. И, огорчившись, говорю: «Кто устроил этот пожар, от которого сгорит весь скит?» И кто‑то мне говорит: «Его устроил такой‑то, желая настоять на своем мнении!»

Поэтому я вам говорю, что это не по Богу, а вражья сеть справа.

Я не прошу у вас ничего материального, ничего материального мне от вас не нужно, чтобы вы не сказали, что я люблю вас ради выгоды. Но говорю это ради вашей души и ее искренно люблю. Да я и всех люблю. Ко всем я расположен. Настолько, что, хотя каждый мыслит по–своему, всякий, с кем мне случится побеседовать, считает, что я на его стороне. Я никого не привожу в отчаяние, даже если вижу, что человек заблуждается. Поскольку знаю, что, даже если я ему скажу, он не послушается, то зачем мне его смущать и огорчать?