Где ты, Салли? - Фринсел И. Я.. Страница 8
Конечно, это было и известное любопытство жителей Амстердама.
Воздушные бои являлись захватывающим зрелищем. Немецкие Мессершмитты и английские Спитфайры в мертвой схватке друг с другом — это была картина, вызывающая страх, но оторвать глаза от нее было просто невозможно. Битва не на жизнь, а на смерть с земли казалась игрой между скоростными самолетами.
Это было очень увлекательно, но Фрек всегда думал о людях, которые находились в самолетах. Молодые еще мужчины, вынужденные рисковать своей жизнью. Которые никогда еще не видели друг друга, но делали все, чтобы убить друг друга. Об этом он постоянно думал. Был ли это немец или англичанин, который в охваченном пламенем самолете падал вниз — он не мог радоваться. Он всегда чувствовал облегчение, когда видел, как в последний момент из горящей машины выпрыгивал пилот и через несколько секунд раскрывался парашют. Тогда у него, по крайней мере, был шанс достичь землю живым. Но Фрек уже видел, как такой самолет, в который попадал снаряд, разлетался на части высоко в небе. В таком случае у пилота не оставалось никакого шанса на спасение.
При этом некоторые люди издавали радостные крики, и это он не понимал. Его всегда охватывала лишь глубокая печаль.
Войну он считал чем-то ужасным. Как посмотришь на осколки снарядов и на пули! Не хотелось думать, что такое может попасть в тебя! Иногда такие вещи можно было найти на улице. Некоторые мальчишки собирали их. Были и такие ребята, которые хранили настоящие, еще неиспользованные патроны, которые они где-то находили.
Такую находку обязательно нужно было сдавать в полицию, но они не делали это. Было интересно иметь настоящие боеприпасы. Но и опасно для жизни!
Однажды перед уроком практики в мастерской один мальчик показал другим, что он нашел. Неиспользованный оружейный патрон. Каждый, разумеется, хотел посмотреть эту находку, и патрон переходил из рук в руки.
— Тебе надо его сдать,— сказал кто-то. Он был немного завистлив.
— Что, мне? Никогда! — сказал владелец.— Очевидно, тебе!
— Зачем он тебе, собственно, нужен? — спросил другой.
— А тебе что, завидно?
— Если бы патрон был моим, то я кинул бы его в огонь. Сделай костер и брось туда эту штуку. Произойдет взрыв что надо.
— Ты знаешь, что пуля может пройти через тебя насквозь?
— При себе носить такую штуку тоже опасно. В кармане патрон нагреется и может тогда взорваться.
— Что за бред! Должно быть очень жарко, чтобы патрон взорвался.
— Ты что, патрон не взрывается от температуры. Это совершенно невозможно! Только от удара. Если ты уронишь его на землю. И тогда еще бесполезно. Его нужно бросить с силой.
— Я вытащу порох, тогда он больше не сможет взорваться,— сказал владелец.
— Как ты хочешь это сделать?
— Извлеку пулю из гильзы и потом просто так вытрясу порох.
— А ты посмеешь?
— Почему бы и нет? Если это делать осторожно, то ничего не будет. Нельзя только трогать капсюль или ударять по нему.
Он вставил патрон в тиски верстака.
— Ты хочешь сделать это здесь? — спросили товарищи и с любопытством окружили его.
Фреку это совсем не понравилось. Он втайне желал, чтобы скорее пришел учитель и начался урок.
— Не надо, это слишком опасно,— попробовал он остановить ребят.
Но они только посмотрели на него с усмешкой.
— Ну, тогда прячься...— посоветовали ему,— Под верстак и плашмя на живот, там тебе ничего не будет.
Это было для него уже слишком. Он не хотел, чтобы о нем так думали, но все же отошел немного дальше.
Владелец патрона принялся за дело. Но оказалось, что не так-то просто вытащить пулю из гильзы. Нужны были инструменты.
А между тем добрые советы не прекращались.
— Не бей, если ты заденешь капсюль...
— Пулю можно выковырять и острым гвоздем.
— Как бы не так! Гильза зажата вокруг головки, тут гвоздь не просунешь.
— Ну, тогда возьми маленькую стамеску.
— Нет, не бей!
— Да я и не это имел в виду. Осторожно подсунуть и приподнять.
— Никогда не получится.
— Отпили тогда головку.
— Вот осел, ведь он испортит гильзу.
— Если вы отойдете в сторону, тогда я смогу что-то сделать. Вы прямо висите на мне,— раздраженно сказал владелец патрона,— Я и сам справлюсь с ним.
К счастью, другие отступили немного назад, потому что, как только он снова принялся за свой патрон, раздался страшный взрыв, так что мальчишки, кувыркаясь друг через друга, разлетелись во все стороны.
Пуля ударилась в стенку рядом с дверью, а над верстаком повисло облако порохового дыма.
В классе вдруг наступила гнетущая тишина.
От страха большинство учеников побелело как мел. Как и учитель, который как раз в момент взрыва появился в дверях! Пуля пролетела на волосок от него и чуть было не лишила жизни.
Никого не убило, никого не ранило — это можно было назвать просто чудом. Только “специалист по взрывам” почернел в лице от порохового дыма.
Учитель закрыл за собой дверь. Ноги его еще дрожали. Он перевел взгляд от верстака на мальчишек и от мальчишек на то место, куда ударилась пуля.
— Взять бы вас всех за башку и стукнуть лбами друг об друга,— так начал он. Это была еще самая приятная часть его речи, которая, как им показалось, длилась целый час и которую они в жизни не забудут. Для этого он и говорил.
Он всех наказал.
10. Жестокий мир
Бабушка Кломп сама уже не выходила на улицу, и Фрек продолжал ходить для нее за покупками. Часто ему приходилось стоять в очереди. Иногда внезапно распространялся слух, что где-то можно было купить то или другое, и тогда все люди устремлялись туда. Бабушка Кломп была уже не в состоянии это делать. Часто, чтобы купить редкие товары, приходилось бороться за свое место в очереди.
Горькая нужда научила Фрека, как постоять за себя. Но когда он видел, как порой люди поднимали шум и, чтобы быстрее добраться до прилавка, чуть ли не хватали друг друга за горло, им овладевало странное чувство стыда. Ведь было уже и так много горя, всем было трудно, и почему люди не могли быть дружелюбней друг ко другу? Если бы каждый честно ждал своей очереди...
Фрек как-то заговорил об этом с бабушкой Кломп. Он опять стоял в одной очереди, где уже наперед было видно, что товар достанется не каждому. Поведение людей напугало его. Они толкали, били и топтали друг друга, даже дрались. Естественно, каждый терпел нужду, это он понимал. Но люди в очереди вели себя, как дикие звери, не считаясь друг с другом.
— Таковы люди,— сказала бабушка,— по природе мы все такие, Фрек. Мы только не любим в этом признаваться. Когда у нас еды достаточно и жизнь во всех отношениях хорошая, это не так заметно. Тогда мы в основном ведем себя прилично. Но теперь, когда идет война и жить стало так трудно, больше появляется другое. Мы — грешники. Мы от природы склонны ненавидеть Бога и наших ближних.
Она снова взяла Библию и прочитала ему, что Бог сотворил человека хорошим и что человек сам избрал грех и отвернулся от Него.
Фрек много размышлял об этом. Он уже не чувствовал себя неловко, когда бабушка так говорила и открывала при этом Библию. Хотя ему не очень хотелось, чтобы другие знали об этом и видели бы его здесь.
Жаль, что люди так поступили там, в Едемском саду. Если бы они остались послушными, то никогда бы не было войны. В этом он был убежден.
Сам того не сознавая, Фрек все чаще мыслил, исходя из библейских истин. Написанное в Священном Писании и зло вокруг него так очевидно совпадали друг с другом. И если бы не пришел Спаситель, Которого обещал Бог, тогда мир безнадежно бы погиб. Чтобы не сомневаться в этом, ему не нужно было смотреть на других людей в очереди. Он находил это и в самом себе. Внутри у него тоже не всегда было все прекрасно...
Иногда он ловил себя на том, что он разговаривает с Иисусом Христом так же, как бабушка Кломп. Например, когда он думал о Салли и задавался вопросом, где его друг находится теперь. И когда он слышал или читал о жестоком терроре немцев в оккупированной Голландии, тогда его сердце сжималось. Или когда они вечерами стояли наготове со своими чемоданчиками в затемненной комнате, потому что была объявлена воздушная тревога, и над Амстердамом, кроме грохота зенитной артиллерии, слышался гул сотен союзных бомбардировщиков, которые были на пути в Германию. Устрашающая неизвестность того, что все может случиться, и напряженность, в которой они жили, приводили его к тому, чтобы искать опору в Иисусе Христе.