Как день вчерашний - Шипошина Татьяна Владимировна. Страница 14

Феодосий вздохнул:

— Ты опять разгорячён и впадаешь в гнев.

— Так скажи мне, что ты об этом думаешь!

— Я не думаю об этом. Потому что у меня нет времени. Я не успеваю думать о моих прегрешениях, — отвечал авва. — Но для тебя...

Глава 34

— Бедные и богатые всегда существовали. Нерадивыми священниками и неразумными мирянами никого не удивишь. Но — как не пускают в пустыню женщин, чтоб не было соблазна, так и ты не соблазняйся тем, что показывают в твоём телевизоре. Отвернись.

— Да, но они? Те, что показывают?

— Знаешь, сколько публичных домов в Александрии? И есть те, кто их содержит, и те, кто там живёт, и те, кто посещает их. Но терпит нас Господь, пока есть спасающиеся! Земля — то место, где пшеницу отделяют от плевел. Хотя и умножаются беззакония от начала к концу времён, а от умножения беззакония во многих охладеет любовь, но сказано «во многих», а не «во всех».

— Ты считаешь, что близки последние времена?

— А ты пройдись по рынку в той же Александрии! Тебе покажется, что последние времена наступят завтра. Потому что последние времена близки всегда. Каждая душа, подходя к смертному порогу, знает, что они пришли. Для неё. Я уже говорил тебе, что и рай, и ад — в душе.

— А антихрист?

— Как предсказано — придёт. Наступит последнее испытание тем душам, что будут жить тогда. Но твои испытания наступили сейчас. Сейчас стоишь ты меж Христом и антихристом. Не бойся последних времён. Они давно пришли.

— Ты умеешь утешать, — усмехнулся я.

Он же, как всегда, промолчал.

— А что ты скажешь мне о Церкви?

— Я надеюсь, что пророчества Иоанна Богослова ты, так или иначе, прочтёшь. Если останешься — изучишь греческий и прочтёшь.

— Твои утешения всё лучше, час от часа, — вздохнул я.

На этот раз он улыбнулся.

— Не судим, да не судимы будем. Я знал одного монаха, который стал так толст, что уже не мог протиснуться через вход собственной пещеры. При этом ел он так, как я, а может, и меньше. Дар исцеления получил он от Господа. Люди собирались у входа в его пещеру, прося молитв. Он всех исцелял. И только себя не мог. Когда он почил, пришлось разломать вход в пещеру, чтоб вынести его бедное тело.

— Почему? Почему так произошло?

— Подумай. Это была та вода, которую выливал Сам Господь.

Я думал. Никогда ещё мои мысли не перемещались с такой скоростью!

— Пресвитер — тоже человек, — продолжал авва. — Он может страдать и грехом тщеславия, и грехом объядения. И всеми другими пороками. Но представь себе, что на город нападает враг. Женщины и дети бегут, а тот, кто определил себе поприще воина, выходит на стены крепости. Не спросится с женщин и детей, почему они спрятались. Но если спрячется воин — спросится с него. Так же и с пресвитера спросит Господь иначе, чем с тебя. Если ты сам не станешь пресвитером.

— А я стану?

— Ты решил сегодня смешить меня? — спросил авва. — Лучше подумай, не могу ли я назвать тебя «клушей»?

Авва улыбался. Мне ничего не оставалось, как только улыбнуться в ответ.

Глава 35

Весь день я молился и плёл корзины. С аввой мы больше не разговаривали. Но мне было так хорошо! Хотелось улыбаться и петь, петь и улыбаться...

Перед ужином я не удержался и спросил:

— Авва, а это ничего, что мне всё время... ну, весело?

— Ешь с весельем хлеб твой, — ответил он, кладя себе кусок хлеба, а мне — кусок хлеба и сыр. — Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За всё благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе.

— Хорошо! — не мог не ответить я.

— Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Всё испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла, — закончил авва, и мы приступили к трапезе.

Шестой день заканчивался.

— Авва, — спросил я, укладываясь на каменное ложе. — А если я вдруг останусь там?

— На всё Божия воля, — ответил он.

— Но... Я буду скучать по тебе.

— Спи, Всевлаад.

— Я буду вспоминать тебя каждый день, сколько буду жить.

— Не говори ничего больше.

— А ты... будешь вспоминать меня?

— Не надо спрашивать... — авва быстро встал и вышел из пещеры.

А я повернулся на бок и попытался заснуть.

Я был почти уверен, что окажусь в своём времени. Коридор полёта стал совсем коротким.

На этот раз Аня сидела рядом.

Слава Богу!

Я попытался открыть глаза. Это мне удалось. Попытался пошевелиться. Это мне удалось хуже. Но Аня заметила.

— Сева! Сева! — начала она громко звать меня. Но я не оглох. Я просто не мог пошевелить ничем, кроме век. Нет, ещё я мог заставить себя захрипеть. Что я и сделал.

— Сева! Ты слышишь меня?

Слышу, слышу... только не могу сказать тебе об этом.

— Сева... Сева... если слышишь... мигни три раза! Три раза!

Сейчас. Раз. Два. Три.

— Ура! Я знала! Я знала! ещё три раза, ещё!

Раз. Два. Три.

— Если ты меня узнаешь, мигни четыре раза! Четыре!

Анюта, не кричи. Раз. Два. Три. Четыре.

— Доктор!

Она вскочила и побежала звать доктора. Я посмотрел на соседнюю кровать. Она была аккуратно застелена.

«Умер, — подумал я. — Жаль. Как жаль...»

В это время дверь в палату распахнулась и вошла Аня, таща за собой мужчину средних лет в белом халате и зелёной шапочке.

— Доктор, видите! Он открыл глаза и смотрит! Сева! Сева! Если ты меня узнаёшь, мигни три раза! Три!

Пожалуйста. Раз. Два. Три.

— Сева! — присоединился к разговору доктор. — Ты видишь меня? Я — врач. Если видишь и понимаешь, мигни два раза, и один раз — после паузы. Слышишь?

Ага! Он хочет показать Ане, что всё это — случайность. Сейчас. Раз, два. Пауза. Три.

— Гм, — пожал плечами доктор. — Похоже, он и вправду пришел в себя. Сева, если ты хочешь выздороветь, мигни пять раз.

Сказал бы ещё — двадцать пять! Раз, два, три, четыре, пять.

Хочу, конечно.

Я был так занят своим морганием, что не заметил, что Аня плачет.

Аня, не плачь... Ты ещё не знаешь... Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За всё благодарите...

Спасибо, Господи! Спасибо, Господи...

Глава 36

— Вставай, Всевлаад.

Боже! Я снова в египетской пустыне... Радоваться мне или печалиться? Рвать душу или не рвать?

Испытывать помыслы и желания? Подождать и снова помолиться.

— Доброе утро, авва.

Двести Иисусовых молитв — моё утреннее и вечернее правило.

Здравствуй, пустыня. Как ты хороша! Как прекрасны твои рассветы, как прекрасны твои закаты. Твои смоковницы и твои колючки, твои мелкие звери и крупные звери.

Как прекрасно солнце, которое над тобой. И надо мной. И над всем миром. Слава Тому, Кто сотворил этот мир. Слава Тебе, Господи, слава Тебе.

Стол, скамья. Молитва перед завтраком.

Хлеб, сыр, вода.

Нет, больше ничего.

Медленно, по кусочку, размачиваю в воде засохший хлеб. Спасибо тебе, хлеб. Спасибо тебе, сыр. Спасибо, вода.

Благодарю Тебя, давшего хлеб, воду и сыр.

Слава Тебе, Господи, слава Тебе.

Благодарю Тебя, Господи, ибо знаю, что всё творится по Промыслу Твоему. Благодарю Тебя, что Ты направил меня сюда. В иной мир, в иной век. Благодарю Тебя, что там, в моём веке, я пока полностью парализован. Ты удержал меня от того, чтоб не сделал я чего хуже, чем раньше. Я не знал об этом, но знаю теперь. Благодарю Тебя за это знание.

Ты показал мне ту женщину, которой я нужен. Спасибо Тебе.

Господи... Благодарю Тебя за моего авву... Могу ли я выразить словами, как я благодарю Тебя за моего авву...

Прости, мне хочется заплакать... Сейчас, только крепче сожму кулаки.

Благодарю. Благодарю. Благодарю.

Моя утренняя молитва завершилась, когда солнце вышло в зенит.

Авва плёл корзину, вплетая Иисусову молитву в каждый извив прута. Я присел рядом и взял в руки заготовку.