Тэсс из рода д'Эрбервиллей - Гарди Томас. Страница 46

— Ну, все в порядке… Нет, не совсем: дождь стекает мне на шею, а вам, должно быть, приходится еще хуже. Вот теперь хорошо. Тэсс, руки у вас — как влажный мрамор. Вытрите их парусиной. Теперь дождь вам не страшен, если будете сидеть смирно. Ну, дорогая, что же вы мне ответите на мой вопрос? Я долго ждал.

В ответ он услышал только хлюпанье копыт по грязи да плеск молока в бидонах, стоявших за его спиной.

— Вы помните, что вы мне сказали?

— Помню, — отозвалась она.

— Вы мне ответите раньше, чем мы вернемся домой?

— Постараюсь.

Больше он не настаивал. Вдали показались развалины господского дома времен Карла I, четко вырисовывались на фоне неба, а потом остались позади.

— Вот это интересное место, — начал он, желая развлечь ее. — Одно из многих поместий, принадлежавших древнему нормандскому роду, который некогда пользовался огромным влиянием в этой части страны, — роду д'Эрбервиллей. Я всегда о них вспоминаю, проезжая мимо их бывших владений. Есть что-то грустное в вымирании древнего знаменитого рода, даже если представители этого рода прославились как жестокие и властные феодалы.

— Да, — сказала Тэсс.

В темноте они медленно подвигались вперед, и вдали замаячил слабый свет — там, где днем на темно-зеленом фоне появлялась белая полоска дыма, — знак, свидетельствующий о том, что между уединенным их мирком и современной жизнью устанавливается время от времени связь. Раза три-четыре в день современная жизнь вытягивала белое свое щупальце, прикасалась к здешнему мирку, а затем щупальце быстро втягивалось, словно прикоснулось к чему-то чуждому.

Слабый свет исходил от закоптелой лампы на маленькой железнодорожной станции — от жалкой земной звезды, которая, впрочем, имела в некотором смысле больше значения для обитателей мызы Тэлботейс и всего человечества, чем небесные светила, хотя далеко ей было до них. Повозку начали разгружать, а Тэсс спряталась от дождя под ближайшим деревом.

Послышалось шипение паровоза, по мокрым рельсам поезд почти бесшумно подошел к станции, и бидоны с молоком были быстро погружены на товарную платформу. Фонари локомотива на секунду осветили Тэсс Дарбейфилд, неподвижно стоявшую под огромным остролистом. Ни одно существо не могло быть более чуждо этим сверкающим рычагам и колесам, чем Тэсс — наивная девушка с полными обнаженными руками, с мокрыми от дождя волосами и лицом; на ней было ситцевое, отнюдь не модное платье, коленкоровый чепчик сдвинулся на лоб; она напоминала ласкового, отдыхающего леопарда.

Снова она уселась возле своего возлюбленного, с той молчаливой покорностью, какая иногда свойственна страстным натурам. Завернувшись с головой в парусину, они снова окунулись в глубокий мрак ночи. Тэсс была очень впечатлительна, и промелькнувшая перед ней вихрем картина технического прогресса заставила ее глубоко задуматься.

— Завтра утром лондонцы будут пить за завтраком это молоко, правда? — спросила она. — Незнакомые люди, которых мы никогда не видели.

— Да, должно быть, будут пить. Но не в том виде, в каком мы его посылаем. Нужно его разбавить, чтобы оно не ударило им в голову.

— Знатные мужчины и женщины, послы и центурионы, дамы, торговки и дети, никогда не видевшие ни одной коровы.

— Да, пожалуй, особенно центурионы.

— Люди, которые понятия о нас не имеют и не знают, откуда явилось это молоко; им и в голову не придет, что сегодня, под дождем, мы проехали много миль по лугам, чтобы доставить его вовремя.

— Это путешествие мы совершили не только ради почтенных лондонцев, мы и себя не забыли — нам нужно поговорить о животрепещущем деле; и я уверен, что сегодня мы покончим с ним, дорогая Тэсс. Выслушайте меня: ведь вы мне уже принадлежите — я говорю о вашем сердце. Не правда ли?

— Вы это знаете не хуже, чем я. Да, да!

— Но если ваше сердце принадлежит мне, то почему же вы мне отказываете в своей руке?

— Я думала только о вас… Я хотела спросить… Я должна вам кое-что сказать…

— Ну представьте себе, что вы это делаете только ради моего счастья и благополучия.

— О, если бы это было так… Но моя прежняя жизнь — до того, как я поселилась тут… я хочу…

— Да, для моего счастья и благополучия. Если я арендую большую ферму в Англии или в колониях, вы будете незаменимой женой для меня, лучшей, чем любая девица из самого знатного рода. Тэсси, милая, пожалуйста, перестаньте думать о том, что вы станете мне поперек дороги.

— Но моя жизнь… Я хочу, чтобы вы ее знали. Вы должны выслушать, тогда вы меня будете меньше любить.

— Расскажите, если хотите, дорогая. Расскажите вашу чудесную жизнь. Ну-с, родилась я там-то, в таком-то году…

— Я родилась в Марлоте, — начала она, цепляясь за его слова, сказанные шутливым тоном. — Там я и выросла, училась в школе, но шестого класса не закончила. Говорят, я была очень способной и могла сделаться хорошей учительницей. И решено было, что я буду учительницей. Но моей семье жилось тяжело; мой отец не очень-то любил трудиться и к тому же выпивал.

— Да, да! Бедное дитя! Старая история! — Он крепче прижал ее к себе.

— А потом… я должна вам рассказать… Это очень необычно… это касается меня… я… я… была…

Голос Тэсс прервался.

— Да, милая, не волнуйтесь.

— Я… я не Дарбейфилд, а д'Эрбервилль… из того самого рода д'Эрбервиллей, владевших старым замком, мимо которого мы проехали. И мы все обеднели.

— Д'Эрбервилль! Вот как! Это и смущало вас, дорогая моя?

— Да, — чуть слышно проговорила она.

— Но почему же я буду меньше любить вас теперь?

— Хозяин говорил, что вы ненавидите старинные роды.

Он расхохотался.

— Ну что ж, в этом есть доля правды. Мне противно, что аристократы превыше всего ставят чистоту крови. Я считаю, что уважать мы должны лишь духовные качества — ум и добродетель, а отнюдь не благородное происхождение. Но эта новость меня заинтересовала; вы не можете себе представить, как я заинтересован. А разве вас не занимает, что вы происходите из такого знатного рода?

— Нет. Мне это казалось печальным… в особенности с тех пор, как я сюда приехала и узнала, что эти холмы и поля когда-то принадлежали предкам моего отца. Но другие холмы и поля принадлежали предкам Рэтти и, быть может, Мэриэн, так что я ничего особенного в этом не вижу.

— Да, удивительно, как много людей, обрабатывающих теперь землю, некогда владело ею! Не понимаю, почему не воспользуются этим представители некоторых политических школ! Но они, по-видимому, не знают… Странно, что я не заметил сходства вашей фамилии с фамилией д'Эрбервилль, не уловил искажения, бросающегося в глаза. Так вот она, страшная тайна!

Тэсс промолчала. В последнюю секунду мужество ей изменило: она боялась, как бы не упрекнул он ее за то, что она не сказала ему обо всем раньше. И инстинкт самосохранения оказался сильнее ее чистосердечия.

— Конечно, — продолжал ничего не подозревающий Клэр, — я был бы рад, если бы вы происходили из среды многострадального, немого и безвестного простого народа, а не от этих корыстолюбцев, которые составляют меньшинство и могущества достигли в ущерб остальным. Но меня испортила любовь к вам, Тэсс, — добавил он со смехом, — и сделала своекорыстным. Узнав о вашем происхождении, я радуюсь за вас. Общество состоит из неисправимых снобов, и теперь — благодаря вашим предкам — с большой охотой примет вас как мою жену, тем более что я намерен заняться вашим образованием и сделать вас начитанной женщиной. Да и моя мать, бедняжка, будет лучшего мнения о вас, Тэсс. С этого дня вы должны правильно произносить свою фамилию — д'Эрбервилль.

— Прежняя мне больше нравится.

— Но вы должны, дорогая! Ведь десятки выскочек-миллионеров ухватились бы за такую фамилию. Кстати, один из них завладел этим именем… Где я о нем слыхал? Кажется, в окрестностях Заповедника. Ну конечно, это тот самый человек, который повздорил с моим отцом, — я вам о нем рассказывал. Какое странное совпадение!

— Энджел, я не хочу носить эту фамилию! Быть может, она приносит несчастье!