История русских обителей Афона в XIX–XX веках - Троицкий Павел В.. Страница 15

Свято-Никольский храм. Современное состояние

Довольно скоро благотворительная деятельность Иннокентия Михайловича становится из ряда вон выходящей. Помочь бедному товарищу окончить университет и стать на ноги – это нельзя назвать чем-то удивительным. Но когда ежедневно сибирскому меценату приходится принимать до 400 бедняков [78], то иного названия, чем самопожертвование, этому роду деятельности просто не найти. Немало потрудился Иннокентий Михайлович и на ниве общественной благотворительности. Надо отметить, что Сибиряковым принадлежит особое место в истории России. Купеческий род Сибиряковых был известен в Иркутске с начала XVIII в. Отец Иннокентия, Михаил Александрович, был купцом 1 гильдии, совладельцем золотых приисков, винокуренных заводов, Бодайбинской железной дороги, пароходства. Старший сын Александр наследовал капитал в 5 млн. руб. и был крупным предпринимателем и благотворителем [79].

Его младший брат, Иннокентий Михайлович, старался подражать ему, субсидируя важные для России проекты. Помогал Томскому университету, Восточно-Сибирскому отделению Российского географического общества. Высшие женские курсы получили от него в дар около 200000 руб. Иннокентий Михайлович способствовал изданию произведений многих русских классических и современных ему авторов. На его средства изданы «Сибирская библиография», «Русская историческая библиография» и др., открыта в 1887 г. публичная библиотека в Ачинске, снаряжена экспедиция в Якутию.

В начале 80-х гг. в Петербурге развил бурную лекционную деятельность Петр Францевич Лесгафт. Он читал лекции по анатомии, гигиене, физиологии, и сотни слушателей стремились на эти лекции. 24 августа 1883 г. к нему подошел Иннокентий Михайлович и предложил ему 200000 рублей золотом на строительство ставшего впоследствии знаменитым института. Перед тем как покинуть мир, Иннокентий Михайлович отдал 420 тыс. руб. для выдачи пособий приисковым рабочим в случае увечий и других несчастий.

Сибиряков совершает поездку по Европе. «Сибиряков, путешествуя по свету, учится христианской философии, открывает суету жизни, видит страдания честных, любящих Бога людей, решается идти навстречу тем, кто обездолен судьбой и, как в этом деле, так и в общении с Богом, в молитве, думает найти утешение скорбящему духу», – пишет его жизнеописатель [80]. После поездки Сибиряков всю свою благотворительную деятельность сосредотачивает на Церкви. Теперь его часто видят в петербургских храмах.

Видимо, именно в этот период жизни он попадает на Петербургское подворье Свято-Андреевского скита. В те годы настоятелем подворья является архимандрит Давид [81], личность необычная и весьма примечательная. Мы не знаем всех подробностей этого знакомства, но именно о. Давид окончательно утверждает о. Иннокентия в намерении стать афонским монахом, но при этом пытается показать Иннокентию Михайловичу все сложности монашеской жизни, для чего они предпринимают совместную поездку на Афон. В ходе этой поездки произошло знаменательное событие. В Андреевском скиту 25 лет строился собор, но строительство двигалось чрезвычайно медленно за неимением средств. В таком же состоянии находилось строительство больничного корпуса с храмом свт. Иннокентия Иркутского.

Вскоре Иннокентий Михайлович передал колоссальную сумму своему духовнику Давиду для завершения работ на подворье, на строительство собора апостола Андрея Первозванного на Афоне и храма свт. Иннокентия Иркутского – 2400000 руб! [82]. Он твердо осознает, что монашество – единственно приемлемый для него путь, и в 1894 г. он поступает на Андреевское подворье в Петербурге. 1 октября 1896 года, в возрасте 35 лет он принимает постриг в рясофор и в тот же день отправляется на Афон. Скинув мирской костюм, примеряя монашеский подрясник, он произнес знаменательные слова: «Как хорошо в этой одежде! Нигде не давит! Слава Богу! Как я рад, что в нее оделся!» Особенно привлекает о. Иннокентия безмолвная жизнь иноков. Он ищет уединения. Возможно, на него повлиял пример известного подвижника Андреевского скита молчальника Андрея, подвизавшегося неподалеку от скита. Иннокентий берет благословение у игумена скита и строит недалеко от скита маленькую келлью с храмом в честь великомученицы Варвары и преподобного Михаила Клопского, небесных покровителей его родителей. Там он поселяется вместе со своим духовным отцом архимандритом Давидом, с которым он теперь связан неразрывно. Поэтому ему на краткое время приходится вернуться в Петербург, так как о. Давид снова назначается настоятелем подворья. Трудно было покидать афонское уединение, но скоро его духовный наставник вновь возвращается на Афон, и с ним о. Иннокентий. Там он вскоре принимает постриг в мантию с именем Иоанн, а затем и в великую схиму опять с именем Иннокентий [83].

На сорок первом году жизни о. Иннокентий, недолго поболев, переселился в обители вечные. Это произошло 6 ноября 1901 г. Братия монастыря отмечала, что на Афоне о. Иннокентий проводил строго постническую и аскетическую жизнь. Нельзя не удивляться, как человек, с детства приученный к изысканным блюдам, питался грубой монастырской пищей наравне со всеми монахами, в большинстве своем выходцами из крестьянской среды. Никогда и нигде не позволил себе выделиться среди остальной братии строитель одного из самых больших соборов в православном мире, вмещавшего 5000 человек [84]. В 1900 году совершается освящение собора, слышится множество благодарственных речей. Только не слышим мы ни одной похвалы в адрес главного ктитора – схимонаха Иннокентия. Даже о кончине его сообщали скупые телеграфные строки.

Важно заметить, что афонская монашеская жизнь того времени знала иные примеры. Они характерны для греческих штатных (идиоритмических) монастырей. В них каждый вкладчик получал соответственную его вкладу честь. Это создавало неравенство в монашеской среде. Богатые вкладчики имели по нескольку комнат и даже своего рода прислугу из числа бедных монахов. Иннокентий Михайлович мог бы поступить в греческий идиоритм или купить отдельную келлью, но он искал настоящего монашества и истинного подвига. По смерти братия воздала своему благотворителю достойную честь, похоронив его рядом с основателем скита иеросхимонахом Виссарионом. В сообщении о кончине бывшего миллионера в журнале Пантелеймонова монастыря «Душеполезный собеседник» прекрасно сказано словами Священного Писания: «О нем кратко и ясно можно так сказать: „скончався вмале, исполни лета долга» (Прем. 4, 13) [85]. На стене нынешнего архондарика скита сегодня можно увидеть великолепный венок, присланный сестрой о. Иннокентия на могилу брата. В усыпальнице скита сохранилась его глава в отдельном роскошном ковчеге [86].

Следует упомянуть и о сподвижниках о. Виссариона: первом духовнике Нафанаиле, бывшем помещике из Симбирской губернии, положившем начало монашеской жизни в Задонске; монахе Иларии, белгородском купце, взявшем на себя нелегкий и редкий на Афоне подвиг юродства, схимонахе Серапионе из Финляндии, бывшем военном благородного происхождения. С последним связано удивительное и назидательное событие. Когда он скончался, то гроб с его телом был по обычаю поставлен в церкви и над ним читалась Псалтырь. И вдруг читавший в тот момент монах Паисий увидел, что покойник начал двигаться. Он сообщил об этом о. Виссариону. О. Серапиона отнесли обратно в келью, где он двое суток сидел на кровати, рыдая и ни с кем не говоря. Затем он долгое время беседовал с о. Виссарионом и духовником, когда же прошло около 2,5 суток, он простился и мирно отошел ко Господу. О чем говорил воскресший, к сожалению, нам неизвестно, но история сохранила, что беседа эта привела в умиление старца Виссариона. Без сомнения, эта беседа могла бы украсить любой древний патерик [87].