Русский скит на Афоне. Новая Фиваида - Автор неизвестен. Страница 18

Некоторые отцы, которые его уважали, побуждаемые состраданием, по благословению духовника, хотя и с трудом, но добивались того, что он отворял им двери своей каливы и беседовал с ними. С их стороны употреблено было все, чтобы сдвинуть его с погибельного пути, но, как его ни просили, как ни уговаривали, чтобы он смирился пред духовниками и по-прежнему ходил в обитель для приобщения Святых Христовых Таин, как ни указывали, как ни напоминали ему соответствующие примеры, но он был непреклонен и оставался при своих суемудрых убеждениях, осуждая духовников, и ни под каким видом не соглашался подчиниться их требованиям. Глаза его при этом сверкали решительной непреклонностью и самодовольством. С болью на сердце за своего друга и собрата отцы уходили от него. И то, чего все опасались, то вскоре и случилось с этим несчастным иноком к ужасу всего братства.

Первоначально ему стал являться свет, открывались некие видения, слышались голоса, он же, принимая ложь за истину, совсем забыл в это время о хитростях диавола, забыл, что он преображается в ангела света. И вот однажды, когда отец Н. стоял на молитве, ему явился некто в образе Христа, и сей несчастный в обольщении своем поклонился ему до земли и увидел вместо ног лапы. Какие после этого он испытал ужасы и вопли от бесов, подробности этого было у него узнать трудно, однако некоторые пустынники видели, как он не бежал, а как бы летел во весь дух с пустыни по направлению к обители, растрепанный, без шапки, в одном подряснике. Не добежав немного до обители, он стал бросаться то в одну, то в другую сторону и схоронился в кустах близ одной каливы, где его нашел схимонах отец Феофан, который вместе с отцом Иеронимом привел его почти без сознания к некоему иеродиакону, его другу отцу С., жившему тогда в большой каливе близ обители на горе. В этой-то каливе отцу Н. была дана отдельная комната внизу, и что он делал в этой комнате, невозможно описать, как он скакал, кричал, старался выломать в окне толстую железную решетку, вопил неистовым голосом, так что мирские мастера, делавшие в то время огород, говорили: «Какой там сидит монах, больно нехорош!»

На третий день с великим трудом отца Н. удалось связать и отправить в больницу, где он продолжал также неистовствовать, так что ничего не могли с ним поделать и вынуждены были увезти его в монастырь [26]. Там он был помещен в особую комнату с предохранительной решеткой, и что творилось с ним в это время, никак невозможно изобразить и без ужаса вспомнить. Две недели положительно не принимал он никакой пищи и – о ужас! – брал в руки свой кал и ел его. Все братство Пантелеимонова монастыря стало за него молиться – три раза тянули о нем четку с молитвой Иисусовой, умоляя Его милосердие помиловать страждущего раба Его, после чего – о дивная милость Божия! – он как бы пришел в себя и успокоился. Потом его перевели в общее больничное помещение, где он и находился день-два, но пищи никакой не принимал, ничего не говорил, лицо у него сделалось цвета темно-коричневого, он стал почти неузнаваем.

Но недолго он пробыл там. Каким-то незаметным образом ему все же удалось ускользнуть от наблюдавших за ним больничных служителей, и, как оказалось потом, кто-то из монахов, узнав его, довел до врат прежней его обители. Слышно было, что в течение года он поправился, начал проходить огородное послушание, а потом с ним опять произошло что-то ужасное, и он уехал в мир. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Вот какие бывают бедственные последствия самочинной жизни, происходящие от уклонения от Святых Христовых Таин и непослушания своим духовникам, ибо, по словам Святого Симеона Нового Богослова, впадающий в пагубный грех прекословия и неверия духовному отцу своему еще живой бедственно низводится в глубину ада и становится жилищем сатаны и всего его нечистого воинства как непокорливый сын погибели.

Следовательно, Сам Господь отступает от такого человека, и он предается еще заживо в руки бесам на ужасное поругание, но что они сделают с этим несчастным в загробном мире, страшно и подумать! Боже, сохрани и спаси создание Твое!

Описанное выше несчастье с монахом Н. есть плод самомнения и самодовольства. Подобные факты нередко встречаются в описании святых отцов, часто можно увидеть их и в современном подвижничестве в разных видах и образах, это не редкость. Вниманию боголюбивого читателя предлагается еще один весьма загадочный и оригинальный случай, происшедший недавно также в пустыни Фиваида со смиренным, кротким и болезненным истинным рабом Христовым схимонахом Тарахом.

Необыкновенный случай, произошедший со схимонахом Тарахом

С каким страхом подобает нам соделовать свое спасение, как нам должно опасаться хитрых козней диавольских! С каких только сторон он не заходит и какими только путями не тщится погубить человека! Он, по учению святого апостола, яко лев, рыкая, ходит, иский кого поглотити (1 Пет. 5, 8). Только милосердный Господь державной десницей Своей содержит, покрывает и охраняет рабов Своих от погибели и сдерживает адскую злобу губителя диавола. До того простирается его наглая дерзость, что живьем он выхватывает из обители рабов Христовых. Так, недавно (в 1915 году), произошел в фиваидском братстве следующий из ряда вон выдающийся удивительный случай.

Один пустынник, схимонах Тарах (в миру Тарасий Петрович Орехов, из крестьян Самарской губернии), прибыв на Афон в сию пустыню Фиваиду уже в преклонных летах, то есть на 63-м году своего возраста, прожил в ней ровно 20 лет. Он отличался крайним смирением, совершенным незлобием и детской простотой, находясь в пустыни вдвоем с одним строгим старцем схимонахом Арсением. Безропотно и терпеливо перенося от него все нападки и оскорбления, он не обнаруживал и тени озлобления или даже недовольства. В то же время он измождал плоть свою трудом, постом и прочими пустынными подвигами. Говорил он редко и мало, и притом еще был глух. Плодом такого глубокого его смирения и терпения было то, что по милости Божией он стяжал непрестанную Иисусову молитву, и было заметно, что он всегда в ней пребывал.

Годов за пять до смерти, когда отцу Тараху было 78 лет, по дряхлости его и болезненным недугам его перевели в пустыню на покой при фиваидской больнице, где он еще более усердно стал проходить молитвенный путь, всегда перебирая четку и шепча Иисусову молитву или вслух поминая имена своих родных. Трудно было у него допытаться даже одного слова, так внимал он своему спасению. За последнее время он впал в такую детскую простоту, что забывал, кушал он или нет, случалось, что утром пред причащением Святых Таин он что-нибудь жует, смокву или иное что-либо. Разумеется, тогда не давали ему причащаться, и он с покорностью уходил к себе, шепча Иисусову молитву. Далее жизненные его силы окончательно погасли и до такой степени он ослабел, что ходил около стенки, еле-еле переставлял ноги, держась за нее обеими руками, но тем не менее Литургии, которая бывала в больничной церкви, не пропускал и дважды или трижды в неделю приобщался Святых Христовых Таин.

Месяца за три до смерти, готовясь, по обычаю, приобщаться Святых Таин, он забылся и утром этого дня, взяв смокву, стал ее есть. Больничные служители заметили это и, когда он стал приступать к Святой Чаще, отвели его в сторону и сказали, что ему нельзя причащаться. На этот раз отец Тарах заскорбел, и Бог ведает, что он думал в это время, но только вскоре после Литургии хватились – его нет, стали разыскивать всюду по всем углам и портарейкам и на дворе – нет нигде. Дали знать отцу настоятелю, что отец Тарах исчез. Немало сему все дивились.

Тотчас послано было человек десять братий на розыски в разные стороны в окрестностях обители. Тщательно искали по кустам, по дорогам, по оврагам, но все поиски оказались тщетны, пропал отец Тарах, словно в воду канул. Все приходили в недоумение: убежать он не мог, потому что с великим трудом едва мог сделать несколько шагов около стены, не только бежать – ходить не мог.