Русский скит на Афоне. Новая Фиваида - Автор неизвестен. Страница 24

Подробности видения выпытал у отца Георгия больничарь монах С., к которому, как выше сказано, больной имел расположение. Приставая к нему, отец С. умолял сказать ему откровенно, для своей душевной пользы, что именно он видел и кто его водил в те райские места. Долго колебался отец Георгий, не хотел говорить, но когда отец С. смиренно, но настойчиво стал упрашивать поведать ему, то видно стало, что он пересиливает себя и, наконец, откровенно стал рассказывать, неспешно, с передышкой и остановками: «Когда я как будто умер, то увидел ангела Божия и святого великомученика Георгия (имя которого носил отец Георгий). Они привели меняв какой-то необыкновенный чудный сад, а посреди него я увидел неописанной красоты величественный дом наподобие соборного храма, где я и видел многих наших фиваидских монахов». – «Скажи же, кого из них ты помнишь?» – «Видел отца Анфима, отца Протасия, его ученика Иакова, видел иеросхимонаха Афанасия и прочих. Все они в хорошем

месте, но больше всех во славе отец Анфим. Эх, как мне хотелось остаться в этом месте! Но мне сказали, что не пришло еще время: “Ты должен еще возвратиться на малое время, а тогда придешь сюда”». И больше после этих слов отец Георгий ничего не стал говорить.

С этого времени он весьма переменился и уже не было слышно от него ни ропота, ни крика. Хотя болезнь его была жестокая, но он переносил свои страдания, как было видно, с покорностью воле Божией и с надеждой на будущую блаженную загробную участь. Прожив после этого всего только шесть дней, напутствованный Святыми церковными Таинствами елеосвящения и причащения Святых Христовых Таин, отец Георгий тихо и спокойно предал дух свой Господу, Которому благоугодно было заранее открыть сему страдальцу те блага, которые приготовлены в загробной вечности любящим Его. Скончался он 3 октября 1914 года 65 лет от роду, из них подвизаясь в Фиваиде 28 лет. Царство тебе Небесное и вечная память!

Глава 3

Святыни пустыни

Икона Божией Матери Владимирская

В пустынь Фиваиду в 1886 году прибыл на жительство духовник иеросхимонах отец Савва и от себя пожертвовал святую икону Божией Матери Владимирскую (копию с чудотворной), мерой вышины 7 вершков, шириной 6 вершков, в приличном киоте под стеклом, в серебряной позолоченной ризе с венчиком, украшенном камнями. К этой иконе привешен военный орден – крест святого Владимира 4-й степени, и другой небольшой грудной крестик, и цепочка серебряные. Об этой святой иконе отец Савва сообщил, что она ему досталась в благословение от старца его, иеросхимонаха отца Мелетия, с которым он несколько лет жил в келье на Афоне, а отцу Мелетию эта икона досталась также в благословение от его старца, иеросхимонаха отца Нафанаила, а сей последний соорудил ее, когда жил в Воронежском мужском монастыре, и привез ее с собою на Афон в сороковых годах сего XIX столетия. О происхождении этой святой иконы сохранилось старческое предание следующего содержания.

Вышеупомянутый старец иеросхимонах отец Нафанаил (мирское его имя отцу Савве было неизвестно) до вступления в монашество был человек военный в чине полковника. В молодости несколько лет он был под командой знаменитого полководца А. В. Суворова, затем, по наступлении французской войны, в 1812 году участвовал во многих битвах, из которых особенно для него памятна была битва под Лейпцигом в 1813 году. На память своему ученику отцу Мелетию отец Нафанаил рассказал один случай из своей военно-страннической жизни, живо напоминающий историю Сусанина.

Однажды вечером, во время военно-наступательных действий во Франции, к начальнику отряда, в составе которого был и полк отца Нафанаила, явился с неприятельской стороны лазутчик, объявил себя врагом своего отечества, на всех своих был ужасно недоволен и посему был готов действовать против своих. Он предложил начальнику отряда провести вечером русские войска известным ему кратчайшим путем на те позиции, на которые они направлялись, но дороги куда не знали, чтобы они могли без всякого урона занять их. Начальник отряда поверил ловкому лазутчику, отдал приказ, и войска вечером выступили в поход.

Проводник повел их сперва местами низменными, а затем ввел их в топкое и болотистое место, так что пришлось шагать по кочкам в воде, а наконец и совсем уже нельзя было идти – впереди и вокруг раскинулось топкое болото. Тогда лазутчик объявил, что он их обманул и, жалея свое отечество, с целью завел их в болото. Его тут же изрубили на мелкие части, и, кто мог, стали возвращаться обратно.

Трудно было усталым, изнуренным и измокшим воинам: куда кто ни направится – болото как море, и конца его нигде не видно. Действительно, воины очень поспешно шли за проводником, надеясь, что скоро выйдут из топкого места, как о том и проводник им говорил с той целью, чтобы завести войска подальше в глубь болота. В короткое время они ушли далеко, а когда стали возвращаться, то болото им казалось как море безграничное. Некоторые ослабели до крайнего изнеможения. К этому горю вскоре прибавилось другое – не стало хлеба.

Потянулось время безотчетного и неизвестного пути. Шли и конца не находили. Среди войска стали проявляться заболевания, и многие умерли от холода и голода. «Станешь, – говорил отец Нафанаил, – ногой на кочку, опираясь о другую ружьем. Не успел укрепиться, глядь, уже в воде выше колен». Тогда-то отец Нафанаил и простудил ноги на всю жизнь. На Афоне, особенно по старости, он и короткое время не мог стоять, но все сидел, церковные службы, кроме Литургии, и келейное правило выполнял сидя; на ногах же у него из костей во многих местах образовались от простуды костяные наросты вроде сучьев.

Итак, положение русских солдат было крайнее опасное, даже опаснее, чем на самой жаркой битве, – смерть неминуемая. Никто не знал, что делать. Уже каждый из воинов потерял надежду на выход из болота. Прошло несколько дней такого бедственного положения.

За это время некоторым из наиболее сильных воинов удалось возвратиться к своим войскам. Было сделано необходимое распоряжение, на помощь послали достаточно солдат и съестных припасов и наконец вывели измученных людей из болота и подкрепили их пищей.

Вскоре после того, как отец Нафанаил со своими солдатами был освобожден из болотной засады, его полк в составе остальных русских войск двинулся на Париж. При помощи Божией взяли город, и был объявлен войскам трехдневный отдых, гуляние и дозволение распоряжаться полной свободой: пить, есть и брать, что кому угодно. Многие из начальников, товарищи отца Нафанаила, набрали себе золота и других ценных предметов, а отец Нафанаил ничего не взял себе. «Что же, – он сам себе говорил, – наберу денег, и тут же убьют меня? Какая мне будет польза из этого?» И поэтому он не взял себе ни золота, ни других ценных вещей, но пил и кушал, что ему нравилось.

По возвращении в Россию товарищи его купили себе богатые имения, женились и стали хозяйничать, а отец Нафанаил подал в отставку и определился в число братства Митрофаниева монастыря, где вскоре был пострижен в мантию, а затем и рукоположен во иеромонахи с именем Нифонт. Послушание ему было дано стоять при гробе и мощах святителя Митрофания; на этом послушании отец Нифонт прожил семь лет.

В числе братства Воронежской обители был весьма благоговейный и святой муж, иеродиакон и иконописец (имени его отец Нафанаил не помнил). Этому-то иеродиакону отец Нифонт поручил написать для себя, в свою келью святую икону Божией Матери Владимирскую. Иеродиакон исполнил заказ. Святую икону он писал в посте и молитве красками, составленными на святых мощах со святой Богоявленской водой, наподобие того, как инок Иамвлих писал святую икону Божией Матери Иверскую. Благоговейный иконописец написал святую икону в самом прекраснейшем, можно сказать, художественном виде: выражение ликов Богоматери и Богомладенца Господа Иисуса неуловимы при взгляде на святую икону, но в душе чувствуется благоговение, страх Божий и какая-то необъяснимая духовная радость и утешение.