Евангельская история. Книга III - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич. Страница 27

2, 34–35) и Павел (Евр. 1, 13) также для доказательства Божества Его.

Этим окончились прения с противниками истины. Ученые и многознающие представители иудейских сект в самом средоточии мудрости – Иерусалиме, перед лицом народа и любопытных слушателей из всех стран мира, стекшихся в храм на праздник пасхи, состязались с мнимым сыном тектона (Мф. 13, 55), – и какими жалкими они оказались пред самосущею ипостасною Премудростью Божиею! Если ли бы не огрубело сердце их, и ушами они слышали, и очей своих не сомкнули (Мф. 13, 15), то могли бы еще воспользоваться этими последними предостережениями и вразумлениями спасителя.

Обличительная речь против книжников и фарисеев

Мф. 23, 1–39; Мк. 12, 38–40; Лк. 20, 45–47

Окончив беседу с фарисеями и заградив им уста, сердцеведец ясно зрел, что враги Его страждут неисцельным недугом. Ему были ведомы тайные мысли и намерения лицемерных завистников, а посему, приближаясь к концу земной жизни, он произнес речь, в которой обличил пороки книжников и фарисеев, прикрываемые наружным благочестием. то грозное: горе, которое уже слышали от него эти слепотствующие вожди народа (Лк. 11, 42–44, 47–51; 13, 34, 35), он повторил теперь с новою силою, не рассчитывая более на раскаяние ожесточенных, но желая «предохранить народ, дабы и он не впал в такие пороки, как они» (свт. Иоанн Златоуст). Зная, как лицемерие заразительно действует на простые души, спаситель посредством знакомых народу выразительных образов выяснил истинный дух и направление тех, которые выдавали себя за примерных исполнителей и непогрешимых толкователей закона. в словах, исполненных праведного негодования, самосущая и ипостасная истина произнесла свой суд над самым наглым и святотатственным проявлением притворства и лицемерия, какое когда-либо совершалось между людьми, и навеки запечатлела позором не только древних книжников и фарисеев, но и всех подражателей их.

Когда весь народ слушал господа, он сказал ученикам своим: внемлите себе от книжник, хотящих ходити в одеждах длинных и любящих целования на торжищах, и председания на сонмищах, и преждевозлежания на вечерях, иже снедают домы вдовиц и лицемерно надолзе молятся: cии приимут лишшее осуждение. Потом еще начал говорить народу и ученикам: на Моисеове седалищи седоша киижницы и фарисее, т. е. усвоили себе исключительное право толкования закона, – вся убо, елика аще, оставаясь верными Моисееву закону, рекут вам блюсти, соблюдайте и творите, по делом же их не творите, глаголют бо и не творят. Если спаситель здесь повелевает своим слушателям руководствоваться не законом благодати, а законом Моисеевым, то, как замечает святитель Иоанн Златоуст, потому что «еще не время было говорить об этом ясно, прежде креста».

Устраняя всякий повод к соблазну и нареканию на самый закон, Господь, по толкованию святого отца, «предписывает оказывать такое уважение к закону, что велит держаться оного, несмотря на развращение учителей закона, и даже у этих развращенных учителей не отнимает должного уважения, и таким образом подвергает их большему осуждению, а у слушающих Его учение отнимает всякий предлог к преслушанию». развращение книжников и фарисеев ясно выражалось в разладе между словами и делами их. обрядовый закон сам по себе был игом неудобоносимым (Деян. 15, 10), но это иго еще более было отягчено множеством преданий, измышленных иудейскими учителями и переходивших от одного поколения к другому. Мелочные или даже просто нелепые изобретения раввинской мудрости опутывали всю жизнь иудея: положение тем более безотрадное, что преданиям старец книжники и фарисеи усвояли такую же или еще большую обязательную силу, как и заповедям Богоданного закона (Мк. 7, 3–13). но, налагая на других непосильную, тяжелую ношу, они сами не хотели «даже и приблизиться, даже и прикоснуться к ней» (свт. Иоанн Златоуст): строгие и взыскательные к ближним, они учили их только словами и не считали себя обязанными подтверждать учение примером своей жизни. Связуют бо, – говорил Господь, – бремена тяжка и бедне носима, и возлагают на плеща человеческа, перстом же своим не хотят двинути их, ибо «когда учащий не только учит, но и делает, то он вместе с учащимся несет бремя и вместе с ним трудится» (блж. Феофилакт).

Если же книжники и фарисеи, увольняя себя от выполнения тех обязанностей, которые возлагали на вверившихся духовному руководству их, делали что-либо, то только для того, чтобы казаться исполнителями закона. При этом главное внимание их было обращено на внешние, бросающиеся в глаза отличия людей благочестивых, которые они старались делать как можно заметнее. Вся же дела своя, – продолжал нелицеприятный обличитель, – творят, ди видими будут человеки, расширяют же хранилища своя и величают воскрилия риз своих. обычай носить хранилища основанный на буквальном понимании слов Моисея (Исх. 13, 9; Втор. 6, 8; 11, 18), соблюдается иудеями до сего времени. Это – кожаные мешочки с вложенными в них выписками из закона, которые иудеи при молитве обыкновенно прикрепляют к головной повязке и к одежде на левой руке. воскрилия были ясно предписаны законом Моисеевым и состояли из четырех кисточек, украшенных шерстяными нитями голубого цвета (Чис. 15, 38–40; Втор. 22, 12): эти кисточки пришиваются к четырем углам верхнего покрывала, которое евреи налагают на себя во время молитвы. и те, и другие принадлежности своей одежды, предписанные законом или введенные обычаем с нравственною целью напоминания о Заповедях Божиих, древние лицемеры обратили в пищу своему тщеславию, выставляя напоказ народу расширенные более надлежащего хранилища и увеличенные воскрилия. как обыкновенно бывает с людьми тщеславными, фарисеи от всех требовали себе всевозможных знаков почтения: любят преждевозлегания на вечерях, и преждеседания на сонмищах, и целования на торжищах, и зватися от человек: учителю, учителю.

По восточному обыкновению, во время пиршеств иудеи возлежали около стола на подостланных подушках или циновках; первые места, которых так домогались фарисеи, были в середине, а в синагогах, где устроены были седалища, – подле ящика, в котором хранился свиток священного Писания. Почетный титул учителя (рав, равви или высшая степень – равван) принадлежал всем искусным и сведущим толкователям закона: так называли святого Иоанна Предтечу ученики его (Ин. 3, 26), а в особенности самого Иисуса Христа – и ученики (Мф. 26, 25, 49; Мк. 9, 5; 11, 21; Ин. 1, 38; 4, 31; 6, 25; 9, 2), и простой народ (Мк. 10, 51; ин. 20, 16). Фарисеи, не соответствуя своими делами этому высокому достоинству, тем не менее требовали знаков всенародного уважения к себе на улицах и площадях. «там, где особенно нужно было учить других смиренномудрию, фарисеи сами являлись людьми испорченными, потому что все делали для славы и, поступая так, не стыдились, но еще хотели того, чтобы им говорили: “учитель, учитель!”» (блж. Феофилакт). но т. к. истинная добродетель смиренна и избегает суетной славы, то Господь, предостерегая учеников от пагубного примера, обратился к ним с таким внушением: вы же не нарицайтеся учители: един бо есть ваш Учитель – Христос, вcu же вы братия есте; отца не зовите себе на земли, един бо Отец ваш, Иже на небесех; ниже нарицайтеся наставницы, един бо есть Наставник ваш – Христос. самое имя невинно, если оно употребляется по праву, без хвастовства и в известных пределах, но преступно и достойно отвращения тщеславие, которым фарисеи порочили и унижали самые почтенные названия. По толкованию блаженного Феофилакта, «Христос не запрещает называться учителями, но запрещает страстно желать этого названия, всеми способами стараться о приобретении его: и словами – отца не зовите себе на земли, не возбраняет почтения к родителям, но возводит нас к познанию истинного отца, т. е. Бога», или, как выражает мысль господа святитель Иоанн Златоуст, «один Бог есть виновник всех учителей и отцев». Повелев ученикам своим удаляться тщеславного самопревозношения, спаситель указал им основное правило христианского преуспеяния в смирении: болий же в вас да будет вам слуга, иже бо вознесется, смирится и смиряяйся вознесется.