Евангельская история. Книга III - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич. Страница 60

Римский правитель знал по прежним опытам, с каким народом имеет дело, знал упрямый и мятежный дух иудеев. видя угрожающее положение толпы, решился уступить требованиям ее относительно вараввы, а относительно Иисуса Христа – привести в исполнение свое решение. он повелел отпустить из темницы варавву, заключенного за возмущение и убийство, а Иисуса предал воинам для бичевания.

Бичевание

Мф. 27, 27–30; Мк. 15, 16–19; Ин. 19, 1–3

Бичевание, к которому Пилат приговорил Божественного Узника, было наказание чрезвычайно жестокое и мучительное. римские судьи употребляли его или для исправления и вразумления обвиненных в преступлениях меньшей важности (Деян. 5, 40; 16, 22, 37), или в виде пытки для открытия истины (22, 24), или, наконец, как обычное приготовление преступника к смертной казни, и тогда как римские граждане пользовались в этом отношении некоторой льготой и могли быть наказаны лишь розгами, для рабов и вообще не имевших прав римского гражданства орудием наказания служил «ужасный бич». Эти бичи делались обыкновенно из ремней, в которые были вплетаемы острые металлические или костяные наконечники. Число ударов и более или менее жестокие подробности бичевания вполне зависели от воли грубых, суровых и кровожадных исполнителей казни. осужденного обнажали, привязывали за руки к столбу и бичевали по спине, а иногда с умышленной жестокостью наносили удары по лицу и глазам. Это наказание было так ужасно, что, по свидетельству древнего писателя, «многие умирали во время бичевания». Пилат предал Божественного страдальца на истязание с той целью чтобы, с одной стороны, видом израненного смягчить сердца врагов Его (Ин. 19, 4) и, по выражению преподобного Ефрема Сирина, «искупив большее наказание меньшим, спасти Иисуса от смерти», а с другой – успокоить волнующуюся толпу и вразумить того, кто казался ему неосторожным мечтателем, восстановившим против себя не только старейшин и начальников, но и самый народ.

Исполняя повеление правителя, воины взяли Узника и отвели внутрь двора претории, – туда, где обыкновенно производилось бичевание. впрочем, хотя это место было обычным местом подобных наказаний, да и самые исполнители казни были, без сомнения, люди привычные, но в настоящем случае страдалец был необыкновенный, – тот Человек в язве сый и ведый терпети болезнь (ис. 53, 3), который задолго до события говорил о себе через пророка: плещи Мои вдах на раны и ланите Мои на заушения, лица же Моего не отвратих от студа заплеваний (50, 6). все, что ни происходило в это время на дворе претории, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «превосходит всякое описание». Здесь Владыка неба и земли, Себе умалив, зрак раба приим (Флп. 2, 7), благоволил претерпеть, по выражению святой Церкви, «страшные страсти». воины собрали для предстоящего ужасного зрелища весь полк [5]: они не ведали того, что если бы Узник, бывший во власти их, восхотел защитить себя, то мог бы окружить себя более, нежели двенадцатью легионами Ангелов (Мф. 26, 53). так недальновидная человеческая мудрость, служа высшим целям Божественной премудрости, принимала свои меры предосторожности на случай могущих произойти беспорядков. Древнейшее предание утверждает, что пречистое тело господа во время бичевания было привязано к каменной колонне. римские воины, не привыкшие щадить, наносили удары жестокие, желая отомстить мнимому противнику кесаря. но в этих язвах пророк, еще задолго до события, указал мир и спасение всего человечества: Той язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша; наказание мира нашего на Нем, язвою Его мы исцелехом (ис. 53, 5).

Насытившись видом истерзанной жертвы, мучители закончили свое кровавое дело поруганием над страдальцем. в этом отношении закон и обычное право ни мало не стесняли злого произвола их, а пример ирода и желание устроить для себя грубую забаву служили для них как бы поощрением. они знали также, что, нанося многообразные и крайние обиды обвиненному судом синедриона, делают приятное иудейским старейшинам, которые не забудут такой важной услуги. сам правитель недавно называл Узника Царем иудейским (Ин. 18, 39), и вот теперь воины, как бы продолжая и развивая угаданную ими мысль вождя, задумали окружить страдальца мнимыми знаками царского достоинства. но эти знаки, составлявшие новый вид страданий, Божественный искупитель, намереваясь взойти на крест, как на Престол славы, с которого воссияла любовь Божия к падшему человечеству, благоволил приять, как Ему Единому приличные знаки крайнего самоуничижения и смирения (Флп. 2, 1, 8). в подражание царской багрянице на пречистое тело господа, покрытое ранами, накинули пурпуровую хламиду – нечто вроде короткой епанчи, закрывавшей лишь половину тела и служившей отличительной принадлежностью военного звания. Эта, по выражению церковной песни, «ложная багряница», «багряница поругания», без сомнения, соответствовала цели, т. е. была ветхая и непригодная к употреблению. Для обозначения царского венца и победных лавров кесарей сплели венец из колючих ветвей терна и возложили на главу спасителя. терновый венец, уязвивший пресвятую главу, по изъяснению преподобного исидора Пелусиота, был поистине победным знамением для того, кто пришел разрушить клятву, произрастившую на земле терния и волчцы (Быт. 3, 18): «так поступают благоискусные победители, выставляя на вид то самое орудие, посредством которого одержали победу». вместо царского скипетра вложили в правую руку Божественного страдальца трость. окончив эти приготовления, воины с притворной торжественностью окружили жертву своей жестокости для того, чтобы приветствовать ее новым поруганием. в изъявление особенного уважения на востоке перед царями обыкновенно преклоняли колена и падали на землю (Пс. 71, 9; ис. 49, 24); и вот, как бы подражая этому обычаю, они становились перед господом Иисусом на колена, кланялись Ему и говорили: радуйся, Царю иудейский! Затем, обнаруживая истинное значение приветствия, били Его по ланитам, плевали на него, и, взявши трость, били Его по голове. «Что может быть тягчее, что обиднее? не часть одна, а все тело терпело страдания: глава от венца и трости, лицо от ударов и заплеваний, ланиты от заушений, все тело от бичевания, наготы, одеяния хламидой и притворного поклонения, рука от трости, которую дали держать Ему вместо скипетра» (свт. Иоанн Златоуст). Долготерпеливый Господь перенес эти страдания ради нашего спасения и, как агнец ведомый на заклание, не отверзал уст Своих (ис. 53, 7), будучи укоряемь противу не укоряше, стражда не прещаше, предаяше же Судящему праведно – Богу, отцу небесному (1 Пет. 2, 23).

Приговор Пилата

Мф. 27, 24–26; Мк. 15, 15; Лк. 23, 25; Ин. 19, 4–16

Первосвященники, старейшины и народ продолжали стоять на улице у судейского места в намерении довести дело до желаемого конца: при заметном колебании правителя они не теряли надежды исторгнуть у него согласие на распятие Христа-господа. Между тем повеление Пилата, предавшего Божественного Узника на бичевание, было исполнено с такою жестокостью, какой он, по всей вероятности, не желал и не ожидал. Пилат опять вышел к народу и, повелев привести Божественного страдальца, еще раз засвидетельствовал о невинности Его: се извожду Его вам вон, да разумеете, яко в Нем ни единыя вины обретаю. Иисус Христос появился у судейского места со знамениями страданий, весь истерзанный, изъязвленный, в терновом венце и в багрянице, омоченной пресвятой кровью. Жалостное зрелище! Этого единственного страдальца разумел вдохновенный пророк, когда, описывая таинственного воителя, спрашивал: кто Сей пришедый от Едома, червлены ризы Его от Восора? Сей красен во утвари, зело с крепостию. Почто червлены ризы Твоя и одежды Твоя, яко от истоптания точила? и не Его ли мысли изображал тот же пророк: исполнен истоптания, и от язык несть мужа со Мною, – лето избавления, приспе, – воззрех и не бе помощника, и помыслих и никтоже заступи, и избави я мышца Моя (ис. 63, 1–5).