Домашняя церковь - Протоиерей (Каледа) Глеб Александрович. Страница 28

Самодвижная молитва бывает иногда даже у грешников; человек, занимаясь текущими делами, вдруг обнаруживает, что внутри его молитва идет сама без усилий ума и, будучи открытой в себе, заполняет все его существо: «нам хорошо быть с Богом вместе». В этой самодвижной молитве время останавливается, — человек погружается в вечность.

14. «Умиление молитвы не домогается, не ищется, как нечто такое, что Господь будто обязан дать», — писал С. И. Фудель в книге «Путь отцов». К молитве надо быть готовым как к труду и подвигу, и тогда — неизвестно когда — может снизойти Божий дар умной и сердечной молитвы.

Но молитвенная благодать уходит, если молящийся человек посмотрит на себя как бы со стороны и умилится своей молитве. Это любование собою означает, что человек ушел от общения с Богом в самотщеславии вместо благодарения.

15. Семья как домашняя церковь должна иметь совместную молитву и «ношение» друг друга в индивидуальных молитвах. Семейная молитва вырастает из совместных молитв отца и матери и обучения молитвам детей.

Когда младенец молится, стоя перед образом, и при этом присутствуют отец и мать, то один из супругов следит за правильностью молитвенного последования и четкостью произношения, другой, если возможно, молится внутренней молитвой, чтобы внешняя, делательная молитва ребенка окутывалась бы теплотою молитвы внутренней (умной или сердечной). Никогда не следует обоим родителям поправлять ребенка.

16. По мере возрастания дети приобщаются к родительской молитве, возникает общесемейное молитвенное правило, которое не исключает индивидуальных молитвенных правил у каждого члена семьи. В условиях современной жизни семье удобнее всего собираться на общую молитву один раз в сутки, вечером. Утренняя общая молитва в большинстве случаев, как показывает опыт, очень трудно организуется и как правило практически нереальна. Основное правило на общих молитвах хорошо читать детям.

17. События и нужды семейной жизни должны отмечаться общими молитвами; могут правиться даже молебны в той форме, которая доступна мирянам при отсутствии священника. Такие молебны сопровождаются специально подобранными молитвословиями и прошениями, подобающими соответствующему событию или нужде.

18. Общесемейное правило строится исходя из количества входящих в него молитв и их последовательности (утренних, вечерних или других); индивидуальное может исходить из отведенного на молитву времени, ибо в нем молящийся может снова и снова повторять пропущенные сознанием части молитв, о чем в той или иной форме писали преп. Иоанн Лествичник, свт. Феофан Затворник и митрополит Антоний Сурожский (см. подробнее п. 7).

19. Молитве следует учиться с юности, с молодости, а для неофитов — с момента обращения. Каждому возрасту и состоянию души нужны свои формы проявления молитвы. В старости, когда слабеют физические силы, делательная молитва с ее поклонами и длительными молитвословиями становится для многих все менее и менее возможной; трудно вникать и следить за тончайшим богомыслием и антиномичностью канонов всенощного бдения — мысль начинает растекаться по всяким случайностям или просто дремлет. У некоторых, весьма ослабевших и больных, при небольшой умственной нагрузке, необходимой для чтения Псалтири и канонов и даже обычного правила начинаются мозговые спазмы — телесная и умная молитва не получается.

Замечательный совет дал одной старой монахине владыка Антоний, еще будучи только что рукоположенным священником. Он предложил ей сесть в кресло перед иконами и проникнуться сознанием: «Вот Бог и я».

Близким людям хорошо друг с другом не только когда они говорят, но и когда молчат. Молчаливое общение с Богом есть высшая форма молитвы. «Бог и я, и нам хорошо вместе», — выразил сущность безмолвной молитвы сторож одного французского храма (рассказ митрополита Антония).

Самовольные попытки перейти к такой форме молитвы в молодости могут привести к прелести и угасанию молитвенного духа.

20. Молитва — это тончайшее художество, учиться которому надо трудом в благоговении сердечном. Учить молитвенности, руководить молитвой — обязанности духовников. А мирянам надо помнить, что без семейной молитвы нет и не может быть домашней церкви. Супруги! Организуйте ее, применяясь к обстоятельствам вашей семейной жизни. Учитесь молиться всю жизнь и учите молитвам и молитве своих детей.

Телевизор

Злой, умный и хитрый дух сказал: «Из всех искусств для нас в конечном счете важнейшим является кино». В те годы, когда было произнесено это изречение, в мире еще не существовал телевизор. Он важнее кино: «хлеба и зрелищ», — кричала римская толпа, а телевизор зрелища ввел в дом. Раз заплатил за ящик — и будешь иметь ежедневно бесплатные зрелища. Он не требует мысли, а заполняет время человека картинами, навязанными ему другими. Он разжигает в человеке постоянную жажду смены впечатлений и вытравляет ею ростки внутренней сосредоточенности. Вспоминаются слова Рене Декарта: «Ум ненасытного любознайки болен более, чем тело больного водянкой». Князю мира сего эта болезнь нужна.

Старушка ходила в церковь, а теперь сидит у телевизора и боится пропустить интересную передачу. Другая сокрушается: «Сломался телевизор, — прямо не знаю как жить: только к концу недели исправят». Девушка поверила в Бога, крестилась и стала читать духовные книги, — неверующая мать занимает денег и покупает телевизор, чтобы отвлечь любимое чадо от чтения, молитв и размышления.

«Зрелища», не требующие мыслей о жизни и ее духовных основах, о глубинном смысле происходящих событий и не тревожащие их — вот в чем ценность телевизора. Он уводит человека от него самого и от Бога: в сутолоке мира, которую телевизор вбрасывает в квартиры, совесть спит. Чтобы она проснулась, человеку нужно уйти в свою внутреннюю келью. Н. К. Крупская даже на кино и радио смотрела как на «могучее средство отвлечения от церкви и религии  [132]. Телевизор мощнее!

По словам писателя Бориса Викторовича Шергина, «есть совсем «простые сердца», потребностей кроме того как попить, поесть да поспать никаких. Эти «простые сердца» даже кино не интересуются: ведь там ничего не дают. Есть, опять, сорт голов пустых, но которым требуется чем–то заполнить эту врожденную пустоту. Поверхностная щекотка нервов в местах общественного пользования вроде всезаполняющего кино их не удовлетворяет. Публика поцивилизованнее, интеллигенты, — этим нужен театр, лекция о научной сенсации и т. п. Эта интеллигенция всерьез, но без разбору, интересуется литературой, поэзией. Какой бы хлам ни выбросил рынок, эта «культурная публика» живет этими «новинками». У всех у них пустые сердца, пустые умы. Но они чем–то непременно должны заполняться, заполняться извне, — книжонкой, газетой, киношкой, папироской <…> Иначе — невыносимая, нестерпимая пустота, скука, тоска <…>

Есть люди тонкой психической организации, они любят музыку. Они знатоки и ценители ее <…> Но где–нибудь в лесу, в хижине они не могут долго пробыть. Нужны внешние возбудители.

А между тем у человека должно быть сокровище внутри себя, должна быть внутренняя сила, собственное богатство. Человек должен светить из себя…»  [133].

Беспрерывное мелькание телевизионного экрана не может не глушить этого внутреннего света и духовной, и умственной жизни. Оно воспитывает с детских лет потребность легкого внешнего щекотания зрительных и слуховых нервов.

Телевизор пропагандирует спортивные зрелища, особенно — хоккей и футбол, подобно тому, как владыки Рима вводили бои гладиаторов и пиршества зверей на аренах цирков. Мы, конечно, поднялись, но лишь на несколько ступенек от кровавых зрелищ развратного Рима. На много ли? А убийства в телефильмах?

Всепоглощающий спорт страшен своей бездуховностью. Проигрывает команда хоккеистов, а ее болельщик–старик умирает от огорчения перед экраном телевизора, схваченный инфарктом, ибо «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:21). Проиграла любимая команда на футбольном чемпионате мира — болельщик кончает жизнь самоубийством.