Домашняя церковь - Протоиерей (Каледа) Глеб Александрович. Страница 36

Да, Христос считал развод поводом к прелюбодеянию, которым тем самым оказывается повторный брак; прелюбодеянием был в Его глазах и брак с разведенной (Мф 5:32, ср. 19:6–11). Он отмечал аморальность многих исторически сложившихся к Его времени норм брака и подчеркивал, что многие брачные установления Моисеева законодательства являются снисхождением к жестокосердию человеческому, а в начале было не так и должно быть по–иному.

Мы не защищаем дореволюционный брак, который, хотя и «оформлялся» в церкви, но часто совершался в нарушение церковных канонов, ибо они категорически запрещают совершать таинство брака при принуждении. При венчании жениху и невесте задается вопрос, который мы приводим в переводе с церковнославянского: «Имеешь ли доброе намерение, никем не принуждаемый (-ая), и твердое желание взять себе в жены (мужья) <имя>, которую (которого) видишь здесь перед собою?».

Вступающие в брак по принуждению обычно лгали священнику, отвечая на этот вопрос, и тем самым церковные каноны попирались нравами общества. Как указывалось выше, выдающийся иерарх Русской церкви святитель Московский Филарет считал, что для бракосочетания необходимо согласие жениха и невесты и благословение родителей, причем первое он считал абсолютно необходимым, а вторым при капризах и тирании родителей считал возможным пренебрегать.

…Считая брак «надстройкой» над экономическим «базисом», Энгельс призывал вернуть женщин к общественному производству ради ее «освобождения», понимая, что при этом семья лишится своего значения хозяйственной единицы общества, а женщина сможет уделять дому только незначительное время. И действительно, у горожанки сейчас нет времени заниматься детьми, — она лишь кое–как успевает управиться с обедом и стиркой. В антирелигиозной литературе подчеркивалось, что домашнее, материнское воспитание передает новому поколению религиозное сознание, поэтому женщин нужно вовлечь в производство, лишив их возможности влиять на детей. Н. К. Крупская также считала детские сады и ясли средством борьбы с женской религиозностью. Внимательно рассмотрим эти утверждения: они косвенно свидетельствуют о том, что не только ребенок черпает религиозность от матери, но и мать, воспитывая свое дитя, душой устремляется к Творцу всех и всего.

И вот, важнейшим сознательным и целенаправленным средством для борьбы с религией был избран отрыв матерей от их детей. Чтобы этого достичь, необходимо вынудить матерей идти на работу в общественное производство, а для этого нужно сдерживать зарплату для большинства населения на уровне, не позволяющем одному супругу содержать семью. Кроме того, надо было изменить психологию хотя бы части женщин, чтобы для них общественная работа стала выше материнства и семейных обязанностей.

Иными словами, широкая производственная и общественная деятельность женщины призвана стать предпосылкой того, чтобы воспитание детей взяли на себя либо государственные институты, либо уличная стихия, и чтобы семья не могла оказывать на детей воспитующее мировоззренческое влияние. Когда в конце 50–х — начале 60–х годов начался новый (хрущевский) виток антирелигиозной борьбы, газеты стали упорно писать, что основной формой воспитания детей должны быть школы–интернаты: они позволяют воспитывать детей так, как этого хочет государство, а не так, как хотят родители. К счастью, на интернаты не хватило средств. Еще Платон, пытаясь представить себе социальный идеал государства, писал: «Дети более принадлежат государству, чем своим родителям», в то время как один из раннехристианских писателей говорил: «Смотрите, какую радость дал нам Господь, чтобы самим воспитывать чад своих».

Когда желаемое было почти достигнуто и дети в основном оказались во власти школы и улицы, то забили тревогу: падение рождаемости, рост преступности среди подростков и молодежи. В «Комсомольской правде» появился «Клуб молодой семьи». Но ничто уже не помогло остановить процесс нравственного одичания, у истоков которого были гонения на веру и фактически насильственное отлучение женщины от домашнего очага и детей — от семьи.

…Христианская брачная любовь — не только радость, но во многом и подвиг, в том числе — в охранении ее от соблазнов. На венчании Церковь вспоминает мучеников: как они страдали за Христа, так и супруги должны быть готовы на мученичество ради своей любви. Свт. Иоанн Златоуст в одной из бесед прямо говорит, что муж не должен останавливаться ни перед каким мучением и даже смертью, если это нужно для блага жены. Брак сравнивается с любовью к Церкви Христа, Который «предал Себя за нее» (Еф 5:25).

Свободная же любовь ищет своего, она подразумевает отсутствие взаимной ответственности, отсутствие чувства долга. Ее последствия — брошенные дети, которые в той или иной степени оказываются на попечении общества и государства.

В первые послереволюционные годы идеология свободной любви из аристократических салонов и революционного подполья хлынула в массы.

О дворцовом разврате много писалось в дореволюционные и особенно в послереволюционные годы. О нравах революционных кругов (конечно, очень разных по своему этическому уровню) говорить не принято. А между тем «вождь революционных разночинцев второго призыва» и кумир молодежи шестидесятых годов В. А. Слепцов  [158] по свежему рецепту романа Чернышевского «Что делать?» организовал «фаланстер»!  [159]. «Слепцовские коммуны, — писал впоследствии Н. С. Лесков А. С. Суворину, — «ложепеременное спанье» и «утренний чай втроем». Вы никогда ведь не были развратным, а я в тот омут погружался и испугался этой бездны  [160].

Л. Аннинский, приведший это письмо, ставит вопрос: «откуда в самом деле напасть такая, что вечно липнут к нигилизму «шавки» и «архаровцы»?» — И продолжает: «А может быть в самой структуре нигилистических идей есть что–то для «архаровцев» сподручное»  [161]. Автор считает роман Лескова «На ножах», описывающий «коммуну», провидческим. Ю. Трифонов в записках о Достоевском, опубликованных в «Новом мире» (? 11 за 1981 г.), подчеркивает пророческую силу романа «Бесы» и призывает постоянно возвращаться к нему и осмысливать его в свете современности, в частности, в связи с растущим сейчас терроризмом. А давно ли «Бесы» и особенно «На ножах» считались бездарной контрреволюционной макулатурой?

Лев Иванович Поливанов был директором весьма известной московской гимназии, которая так и называлась в обиходе «Поливановской», и председателем комиссии по устроению Пушкинских юбилейных торжеств в 1899 году Вл. Соловьев посвятил его памяти некролог. И вот однажды к ужасу семьи эмансипированная гувернантка Поливановых заявила своей хозяйке, что брак, по ее мнению, «безнравственное дело», ибо «в нем человек постоянно насилует себя», и что она берется всякому мужчине вскружить голову и «завлечь» его. Позже она же пришла к идее брака втроем  [162].

Знаменитая Александра Коллонтай проповедовала свободу полового чувства, а идею взаимной принадлежности в любви рассматривала как частнособственническую и недостойную коммуны, восхваляя «свободную любовь пчел трудовых». Среди комсомольцев двадцатых и тридцатых годов была распространена теория «стакана воды», признававшая случайную связь столь же «естественной и необходимой», как глоток воды во время жары. Массовым тиражом был издан роман «Без черемухи», провозглашавший «коммунистический», по мнению его автора, стиль отношения полов «без букетов роз и черемухи». На сценах шла пьеса «Квадратура круга», персонажи которой мирно и полюбовно обменивались женами. Составленный А. Богдановым «Декамерон Боккаччио» рекомендовался в качестве антирелигиозного пособия.

Последующим поколениям в школах на уроках литературы по существу проповедовали свободную любовь «на примерах» Анны Карениной и Катерины из «Грозы»  [163], а слова пушкинской Татьяны «…я другому отдана; я буду век ему верна» объясняли ее дворянской ограниченностью. И почти не говорили о том, что же такое — хранить крепость брака. О любви говорили только как о страсти, а если и упоминали брак, то рисовали его как личное счастье, как удовлетворение сильной страсти, которая изображалась тем прекраснее, чем более неудержимой она была, — говорили, что чувствами не управляют. Но ведь главные свойства страсти — это ее безрассудность и переменчивость.