Радиобеседы - Архимандрит (Конанос) Андреас. Страница 16

Я тогда онемел. И эти слова, от которых можно потерять рассудок, навсегда врезались мне в память: «Здравствуйте! Меня зовут Коста, мне 25 лет и я болен раком». Есть логика в этой фразе? Есть ли ответ? Помнишь, потом я спросил тебя:

— Что говорят врачи, когда ты приходишь к ним на прием?

— Некоторые бывают шокированы и говорят мне: «Не может быть, парень, как это случилось с тобой?» Другие же реагируют спокойно, потому что привыкли, постоянно видят такое, они сроднились с болью людей, с болезнью, со смертью, с операциями, химиотерапией и неудачами. Некоторые даже испытывают что-то вроде благоговения к больному, другие становятся менее строгими, говорят с тобой спокойно, мягко, как не говорили бы, если бы ты был здоров.

Еще я вспоминаю тот день, когда этот мой друг должен был уехать заграницу. Я нашел ему отель, где он должен был остановиться. Я ждал звонка. Когда он позвонил через два дня, я увидел, что он звонит из Греции. Я с удивлением спросил:

— А ты разве не уехал?

— Я вернулся. Мне позвонили, что нужно начинать проводить исследования, делать химиотерапию, и теперь я должен изменить свою жизнь. Все изменилось, все перевернулось.

Вот так. Учеба, дипломы, магистратура, докторантура, работа, профессия, армия, семья, покупка автомобиля, все остановилось в один день, понимаешь? Об этом я и хочу сказать тебе, слушающему мою передачу. Вот ты слушаешь, как я рассказываю все это, и думаешь, наверно: «Ну, хорошо, а что я могу сделать?» Отвечу: «Делай следующее: сострадай, то есть, слушай и люби». Когда любишь тех, кто испытывает боль, когда сострадаешь тем, кто страдает — это не малое дело, поверь.

Существует такое страдание, дитя мое, которое абсолютно подавляет тебя. Тогда становишься на колени, поднимаешь руки вверх, и… не знаешь, что сказать. Я не знаю, видел ли ты 25-летнего молодого человека, больного раком после химиотерапии. Если да, то ты знаешь, что я имею в виду, понимаешь и поэтому сейчас ты плачешь, наверняка плачешь. А если нет, значит, ты не испытывал боли, и я молюсь, чтобы она тебя не коснулась, чтобы ты никогда не испытал ее, если это возможно. Но те, кто прошел через это, смотрят на жизнь по-другому.

Этого нам телевидение не показывает. Телевидение не показывает нам страдающего человека, не показывает нам человека с выпавшими волосами, истерзанного, измученного многими операциями, который смотрит нам в глаза, не говорит: вот, дитя мое, есть и такие люди в жизни! Не только life style, ночная жизнь и развлечения. Есть еще и это.

Может быть, страдание не является жизнью? Что же тогда это такое? Ложь? Неужели онкологическая больница имени святого Саввы в Афинах является ложью? Неужели отделения интенсивной терапии тоже являются ложью? Больничные палаты, где много людей с капельницами, катетерами, трубками, проводами — неужели и это тоже ложь?

Нас научили жить лживой жизнью и мы избегаем боли. Сюда приписываю и себя тоже. Да, я не хочу испытывать боль. Не хочу. Не хочу заболеть. Разве есть такой человек, который хочет быть больным? Нет, и не надо говорить громких слов. Кто-то сказал мне: «Ты священник, разрешается ли тебе говорить, что ты не хочешь страдать?» Интересно, а кем является священник, по мнению этого человека? Сверхъестественным человеком, сверхъестественным существом?

Я не являюсь таким. «Но, — возразит мне кто-нибудь, — старец Порфирий шел в лес и взывал: „Боже мой, позволь мне заболеть раком“». Хорошо. Но знаешь ли ты других людей, которые бы уходили в лес и говорили бы это? Если сможешь, иди и ты, произнеси это, попробуй! Сможешь ли это сделать? Я не могу это сказать. Не могу. Совсем другое, если Господь допускает, чтобы ты заболел раком, тогда Он может дать и силы, и терпение, и выносливость, но помни, что боль, болезнь тебя ломает, парализует, все в твоей жизни меняется. Все переворачивается.

Однажды я ездил на Кипр. Я выступал с беседой, а потом меня отвели в детскую больницу имени Макария III в Никосии. Там было много больных детей, больных лейкемией, раком, двухлетние, трехлетние, грудные дети… Одних прогуливали по коридору в колясках, другие были прикованы к постели… Меня попросили: «Раздай им по иконке и по мячу». Я не понимал, почему надо раздавать этим детям мячи, не знал что им сказать: возьмите и поиграйте в мяч?! Я был в шоке и вышел оттуда больным. В этой больнице работала медсестра, которая слушала мои радиопередачи. Я честно сказал ей: «Проходя по больничным палатам, я едва выдержал тут полтора-два часа, как ты выдерживаешь все это?» Она ответила: «Я работаю здесь в течение многих лет. Батюшка, я здесь многое видела! Лишь когда входишь сюда, на самом деле понимаешь, что происходит в мире. Вот эти молодые родители, чей грудной ребенок сейчас находится там…». И рассказала мне историю несчастья этой молодой семьи. Только одну из многих историй.

Что можно сказать после этого?

Я не говорю, чтобы ты не ел и не пил, но если ты готовишь еду, помолись и скажи: «Господи, помилуй!». Скажи: «Слава Богу!» за то, что у тебя все хорошо, что у тебя все в порядке, и помолись о болящих, прояви сострадание, симпатию и любовь к тем, кто испытывает боль. И если ты ее не испытываешь, не думай: «У меня все хорошо, у меня здоровое сердце, у меня прекрасное здоровье, пока у меня все в порядке». Помни, что они твои братья, дитя мое, твои друзья, ведь когда твои близкие чувствуют себя так, ты не можешь остаться равнодушным.

В этой больнице лежала маленькая девочка, которой поставили что-то в горло, чтобы она могла дышать. Страшная картина. Я смотрел на нее, и думал, что ей сказать. И я не смог сказать ничего. Я хотел взять этого ребенка и просто поцеловать ее ручку и безволосую головку… Я испытывал желание заплакать, но сказал себе, что не должен этого делать. Ведь я должен был поддержать этих детей и родителей и помочь им не отчаиваться.

Боль, страдание, боль! Жизнь есть большая боль. Когда я был маленьким, то с удивлением слушал, как взрослые говорят о болях, беспокойствах и болезнях, и не понимал, о чем они говорят. Маленькие дети всему радуются и не понимают, что значит боль. В то время мне надоедало слушать проповеди о скорбях, о горе и я этого не скрываю. Все говорили о скорбях, испытаниях и тому подобном. И я говорил себе: «Все! Все, хватит! Где эти ваши скорби?» Тогда я не понимал ничего, потому что пока что-нибудь не случится с тобой или с твоими близкими, ты не сможешь этого понять. И это нормально, что не понимаешь.

Если ты сейчас начал тревожиться и нервничать, то я тебя понимаю. Я тебя понимаю, потому что ты можешь сказать: «И как мне жить с тем, что ты сейчас говоришь? У меня есть дети, они ждут меня, чтобы сегодня вечером в хорошем настроении пойти вместе на прогулку, а перед этим нужно приготовить им еду и подумать об их будущем образовании, а ты меня своей передачей сейчас душевно угнетаешь!» Да, я это знаю, но я тебе сразу сказал, что можешь выключить радио и не слушать эту передачу. Но есть и другие, которые слушают меня, понимая, что должны научиться жить, зная и это измерение жизни: измерение боли.

Раньше, когда я был маленьким, недалеко жил один священник, который ходил по домам и проповедовал. Когда он говорил о боли, я слышал, как вздыхают некоторые из женщин и пожилых мужчин рядом. Я же говорил себе: «О чем он говорит? Лучше пойду, съем мороженое, которое мне мать оставила», или думал о чем-нибудь еще, приятном, радостном. Так думает каждый. И так будет продолжаться, пока ты не вырастешь, и пока не случится что-нибудь с близким тебе человеком или с тобой. И тогда ты начинаешь чувствовать боль. Она входит в твою жизнь так, как будто бы была в ней всегда. И знаешь, я чувствую великое уважение к тебе, если ты испытываешь боль и страдаешь. Ты достоин уважения, и поэтому необходимо поцеловать твою руку, попросить твоей молитвы и пожелания добра, потому что молитва болящего имеет большую силу, и в своей молитве он не говорит глупостей.

Представь себе, как молится человек, который болен раком. Что он скажет в своей молитве? Неужели он скажет: «Боже мой, пусть победит Панатинаикос»? Или: «Пусть победит Олимпиакос»? Это мы говорим, когда здоровы и нас ничего не волнует, поэтому в своей молитве мы говорим глупости, говорим бессмысленные вещи и не вникаем в сущность. Тогда как тот, у которого рак, о чем молится он? «Боже мой, дай мне терпение, чтобы не беспокоить родственников, которые заботятся обо мне! Боже мой, дай мне любовь, дай мне силы, чтобы не роптать! Боже мой, спаси мою душу! Боже мой, если я умру, возьми меня к Тебе в рай! Услышь молитву мою!»