Планета бессмертных - Гарднер Джеймс Алан. Страница 19

Потом все затопила тьма, в которой остались лишь звезды. Я опять сидела в кресле, в прежней позе. Оглядываясь, я видела лишь тело заретты, достаточно большое, чтобы я могла находиться в крошечном уголке ее легких.

Может, кто-то решит, что все это было лишь сном, однако лицо у меня все еще горело, как будто я находилась рядом с горящим костром.

ЧАСТЬ VIII

КАК НАЙТИ МЕСТО, ГДЕ МНЕ БУДЕТ ХОРОШО

СНОВА В РЕАЛЬНОМ МИРЕ

Несколько минут спустя кто-то застонал рядом со мной.

– Уклод? – прошептала я. – Поллисанд?

В ответ – невнятное бормотание. Я не узнала ни языка, ни голоса – для Уклода он был слишком звучным, для Поллисанда – чересчур гортанным.

– Ладжоли?

Может, этот рокочущий баритон и был ее настоящим голосом? Я от всей души надеялась, что это именно так, не испытывая никакого желания иметь дело еще с каким-нибудь неизвестным гостем.

– Ладжоли, это ты?

– О-о-о… О-о-о… – простонал тот же баритон. Потом голос зазвучал выше. – Что произошло? – Это, без сомнения, была Ладжоли – поначалу плохо соображавшая, а теперь вспомнившая о необходимости говорить более «женским» голосом: – Что ты со мной сделала?

Это прозвучало слишком по-женски; великанша, вероятно, предполагала, что так должна говорить женщина совершенно определенного типа – беспомощная, хрупкая. Очевидно, у Ладжоли сложилось достаточно искаженное представление о самой себе; интересно было бы разобраться в этом, когда будет время… однако сейчас я была просто счастлива, что кто-то нарушил мое одиночество.

– Эта ужасная штука, похожая на вязанку дров, которую вы назвали шадиллским кораблем, выстрелила в вас дьявольским боевым лучом, так что мне пришлось взять управление на себя. С чем я и справилась очень успешно: пролетела сквозь солнце, утерла нос человеческому флоту, не говоря уж о встрече…

Я умолкла, так как подумала: стоит ли рассказывать о встрече с Поллисандом? Ладжоли (или даже хуже того, Уклод) может выбранить меня за то, что я заключила маловразумительное соглашение с могущественным чужаком, руководствующимся сомнительными мотивами. Значит, лучше помалкивать о белом безголовом существе, пока я не решу, что для этого пришло время.

ОХ УЖ ЭТИ САНТИМЕНТЫ МОЛОДОЖЕНОВ!

Слева послышался щелчок, и спустя пару секунд что-то поползло по моему лицу… Ох, опять мерзкие кишки накрыли мою голову. На миг в глазах у меня потемнело, но тут же зрение (мое, а не заретты) восстановилось; я увидела Уклода, обмякшего в своем кресле, и Ладжоли, только что отодвинувшуюся от выпуклостей – то есть рычагов управления перед ее креслом. Очевидно, она отключила щупальца, притягивавшие нас к креслам. Они скользнули обратно в похожую на медузу обивку, и я почувствовала себя свободной; хорошо еще, что я не принадлежу к тем, у кого все тело деревенеет после долгого периода бездеятельности, а иначе сейчас превратилась бы в настоящую глыбу дискомфорта.

Путы Уклода тоже разжались, и он упал бы носом вниз, если бы Ладжоли не подхватила его. За это краткое мгновение я успела заметить, какая она быстрая и сильная… в особенности для того, кто только что много часов пролежал в бессознательном состоянии. Великанша усадила своего супруга по возможности ровно и принялась хлопотать – на мой взгляд, чрезмерно, – устраивая его поудобнее: выпрямляя тело, подпирая склоненную набок голову, укладывая руки на коленях… я бы на ее месте прежде всего проверила пульс, чтобы выяснить, стоит ли прикладывать дальнейшие усилия. Наконец она прекратила суетиться, и стало видно, что грудь Уклода поднимается и опускается.

Удовлетворенная своими действиями, Ладжоли уселась на пол и прислонилась к его ногам. Наверняка ей понравилось бы лежать, положив голову ему на колени… в позе покорности. Однако женщина была слишком высока для таких поз, поэтому удовольствовалась тем, что руками обхватила мужа за бедра и прижалась к нему. Досчитав до пяти, я сказала:

– Почему бы тебе не попытаться разбудить его?

Вскинув голову, она уставилась на меня большими карими глазами.

– Как?

– Говорят, – ответила я, – что в таких случаях обычно хлопают по лицу. Сначала потихоньку, потом все сильнее…

– Нет, этого я делать не хочу.

– По-твоему, пусть он лучше остается без сознания?

– По-моему, пусть очнется сам, когда придет время. Куда нам спешить? Ты сказала, что мы убежали от шадиллов. И «Кусаку» пилотировать не нужно – как только перестаешь отдавать ей прямые приказы, она автоматически выбирает курс к Новой Земле. Это направление предварительно запрограммировано, я проверила. Значит, мы летим домой и у нас полно времени.

– Но просто ждать скучно. Лучше делать то, что можно сделать сейчас.

Секунду-другую Ладжоли пристально смотрела на меня, а потом покачала головой, с легкой улыбкой поплотнее прижалась к своему мужу и закрыла глаза.

Без сомнения, она делала это, чтобы позлить меня. Не в силах наблюдать, как огромная тетка разыгрывает роль кроткой овечки, я выбралась из кресла и пошла осматривать корабль.

УПРЯМЫЕ ДВЕРИ

Я оказалась не слишком хорошим разведчиком. Покинуть мостик можно было лишь одним способом: по длинному, похожему на трубу коридору с рубчатым полом поверх голубовато-белой кожи. Этот коридор привел меня в комнату, где я оказалась, когда вылетела из глотки, – и больше идти было некуда. Уклод говорил, что в заретте восемнадцать комнат, но я понятия не имела, где они.

– «Звездная кусака», – вслух сказала я, – мы же теперь друзья, верно? Мы с тобой пролетели сквозь солнце… и потом далеко отсюда, там, где лава, мы держались вместе, успокаивая друг друга. Значит, ты понимаешь, что я достойна доверия, и можешь открыть двери, чтобы показать, что там у тебя в глубине.

Тишина.

– Открой их, «Звездная кусака». Мы друзья. Мы же союзники – когда приходится трудно.

Однако ничего не произошло. Я не думала, что моя подруга игнорирует меня после того, как совсем недавно мы испытали драгоценные моменты близости на чужеземной равнине; более вероятно, что она просто не слышала меня. В конце концов, мало у кого из нас в легких есть уши! Если я хочу, чтобы заретта допустила меня в свои укромные уголки, нужно найти места, где следует потереть ее рукой или топнуть ногой.

Вот так я принялась экспериментировать, наобум потирая стены: ощупывая пористую мягкость, прикасаясь к желтым грибкам на стенах, освещавшим помещение. Поначалу я чувствовала себя просто глупо. Но по мере того, как в бесполезных поисках проходило время, я не смогла избавиться от чувства, будто меня предали… а «Звездная кусака» сознательно отгораживается от меня, точно от кого-то нежеланного, ненужного.

Как грустно! Кроме неприветливой заретты, единственные живые существа в пределах световых лет находились в соседней комнате. Отвратительное зрелище – нарочитая демонстрация супружеской преданности и влюбленности! Я, например, ни за что не согласилась бы, чтобы кто-то сидел у моих ног, и тем более, чтобы я сидела у ног кого-то.

Короче говоря, быть предоставленной самой себе внутри чьего-то легкого – не самое радостное времяпрепровождение. У меня не было при себе даже куртки разведчика, прихваченной на Мелаквине; она осталась на капитанском мостике, и возвращаться за ней мне не хотелось. Что я скажу, войдя туда? «Простите, но мне нужно срочно что-то обнять, чтобы не чувствовать себя такой одинокой».

Ну, я уселась на пол и подтянула колени к груди. Я не плакала, ни единой слезинки не уронила; просто плотно зажмурила глаза. Веки у меня замечательно-серебристые – почти единственная непрозрачная часть тела… и в тот момент, уткнув лицо в колени, я и не желала ничего видеть, тем более что ноги у меня действуют как искажающие линзы. Иногда, если смотреть через них, мир выглядит странным и пугающим.

ТРУДНО ОЖИДАТЬ, ЧТО ЛЕГКИЕ – ЭТО ПРОХОДНОЙ ДВОР, ГДЕ МОЖНО ВСТРЕТИТЬ КОГО УГОДНО

Осторожное прикосновение к моему плечу застало меня врасплох. Я вздрогнула от испуга, так как не услышала ничьего приближения, резко обернулась, ожидая увидеть Уклода, или Ладжоли, или, может, очередной мерзкий полип, высунувшийся из стены и теперь пытавшийся присосаться ко мне с неизвестными чужеземными намерениями.