Библейский культурно-исторический комментарий. Часть 2. Новый Завет - Кинер Крейг. Страница 44

26:62. В *Ветхом Завете судья обычно вставал при вынесении вердикта. Согласно позднейшему *раввинскому закону, первосвященник не имел права принуждать Иисуса обвинять Самого Себя, но старейшины не обращали внимания на разработанные фарисеями установления, даже если они уже вошли в практику. В заключение первосвященник спрашивает, считает ли Иисус Себя мессией, т. е., по его мнению, мятежником и подстрекателем.

26:63. Первосвященник пытается заставить Иисуса говорить, взывая к имени Бога: таким образом, слово «заклинаю» означает «требую поклясться говорить правду» (ср.: 1 Цар. 14:24; 3 Цар. 22:16). Ложные клятвы именем Божьим были запрещены в Ветхом Завете как «произнесение имени Бога напрасно».

26:64. Ответ Иисуса означает, что Он не просто земной мессия, но и небесный владыка из Дан. 7:13,14, олицетворение призвания Израиля, Который грядет в славе и будет царствовать вечно; «отныне» звучало для них особенно оскорбительно, потому что тем самым Он претендовал на эту роль в настоящем, откуда следовало, что Он их судья, а не они Его судьи. «Сила» — один из еврейских титулов Бога.

26:65. Одежды раздирали в знак траура или покаяния, но к тому, что происходит здесь, ближе предписание раздирать одежды при звуках хулы на святое имя. Но первосвященник хотел добиться признания во что бы то ни стало; пока Иисус не упомянул священное имя Бога, или не призвал к идолопоклонству (объявив Себя Богом, чего Он здесь не делает), или каким-то иным путем не оскорбил достоинство Бога, формально Он не мог быть обвинен в богохульстве. Факт Иисусова отождествления Себя с Богом мог рассматриваться как преступление, но первосвященник мог первым показать, что это неправда.

26:66. Первосвященнику не разрешалось вершить суд единолично. Он должен был поставить решение на голосование в совете. (Если позднейшие *раввинские источники дают какое-то представление о деятельности *синедриона, то секретарь просил каждого члена суда объявить о своем решении вслух.) Хотя они не могли признать, что Иисус совершил богохульство в соответствии с его формальным юридическим определением (см. коммент. к 9:3), у них была важная причина расправиться с Ним как можно быстрее: Он явно представлял опасность для религиозных вождей, а Его мессианские притязания угрожали их влиянию и национальной стабильности (ср.: Иер. 26:9,11). 26:67,68. В отличие от публичной порки, глумление над узником противоречило иудейскому закону.

26:69–75

Последнее отречение Петра

См. коммент. к Мк. 14:66–72.

26:69–72. Будучи служанкой в богатом доме, расположенном неподалеку от храма, эта женщина, несомненно, была в храме и хорошо разглядела Иисуса и Его учеников. «Не знаю, что ты говоришь» — принятая формула отрицания в еврейских юридических текстах. Назвать знакомое лицо «человеком» иногда служило выражением презрения.

26:73. В Иудее галилейское наречие обращало на себя внимание. Галилеяне небрежно произносили гласные и им трудно давались задненёбные звуки. Слуги и храмовые охранники первосвященника жили в Иерусалиме и считали себя истинными гражданами Иудеи. Некоторые богословы полагают, что жители Иудеи считали галилеян мятежниками, хотя основания для такого предположения весьма сомнительные. Учитывая издавна сложившееся недоверие между городскими и сельскими жителями, однако, нельзя исключить, что многие жители Иерусалима смотрели на галилеян свысока. Впрочем, здесь речь идет просто о том, что подошедшие правильно определили, что ученики галилейского учителя сами были родом из Галилеи.

26:74. Слова, которые произносил Петр, не были грубыми, он просто клялся, чем мог, что не знает Иисуса (ср.: 5:33–37), навлекая на себя проклятия, если он лжет. Никто не может одобрить таких клятв с религиозной точки зрения.

26:75. Для большинства жителей древнего Средиземноморья пение петуха означало наступление дня. Те, кто пробуждался раньше, могли услышать его пение между половиной первого ночи и половиной третьего утра.

27:1–10

Раскаяние другого предателя

Раскаяние Петра (26:75) противопоставлено угрызениям совести, мучившим Иуду, который, вместо того чтобы *покаяться, покончил собой (27:5).

27:1,2. Еврейские вожди должны были привести Иисуса к Пилату, потому что они не имели права приводить в исполнение смертный приговор без разрешения римских властей. Пилата можно было застать уже на рассвете; как и другие римские сановники, он заканчивал прием посетителей до полудня.

27:3,4. По мнению некоторых еврейских законоучителей, изменить приговор не мог даже отказ свидетеля обвинения от ложных показаний. Однако первосвященники, по всей видимости, были озабочены не столько теоретическими аспектами закона, сколько политической выгодой.

Взяточничество наказывалось законом (Втор. 27:25), а лжесвидетельство подвергалось наказанию, равному приговору, который выносился осужденному на основании данного лжесвидетельства (Втор. 19:18,19). «Предать кровь невинную» означало быть виновным в убийстве. В *Ветхом Завете эта вина могла быть искуплена только кровью убийцы или, если убийца был неизвестен, через жертву (Быт. 4:10; 9:6; Чис. 35:33; Втор. 21:1–9). Бог мог, однако, смилостивиться над раскаявшимся человеком (Быт. 4:15; 2 Цар. 12:13,14).

27:5. Самоубийство Иуды было актом отчаяния (ср.: Саул — 1 Цар. 31:4; предатель Ахитофел — 2 Цар. 17:23). В греко-римской традиции самоубийство считалось более благородным способом уйти из жизни, чем дать другим убить себя. Такого же мнения придерживались и некоторые евреи, особенно если самоубийство совершалось, чтобы не попасть в руки мучителей или чтобы избежать осквернения (напр., у *Иосифа Флавия и в *4 Мак., возможно, под влиянием греков). Но иудаизм, особенно ортодоксальный палестинский иудаизм, рассматривал самоубийство как грех. (Древние читатели, таким образом, более негативно относились к поступку Иуды, чем к попытке темничного стража покончить собой в Деян. 16:27.)

Согласно древним представлениям, если Иуда повесился в храме, то осквернил его (хотя, возможно, он «вышел», чтобы найти более подходящее место). Брошенные в храме деньги напоминают Зах 11:13 (см. коммент. к Мф. 27:9).

27:6. Древние писатели часто прибегали к иронии, и Матфей здесь не исключение: первосвященники были больше озабочены юридическими формальностями пополнения казны деньгами за предательство, чем тем, что Иуда собирается совершить самоубийство (ср.: 23:23,24). Хотя в *Ветхом Завете нет прямого запрета на использование таких денег, первосвященники решили израсходовать их на нечто заведомо нечистое (напр., место погребения чужеземцев). Ряд комментаторов полагают, что упоминание о сокровищнице может указывать на игру слов в еврейском языке: слово «горшечник» (27:7) звучит как «сокровищница», если слегка изменить его написание, хотя веских оснований у этой гипотезы нет.

27:7,8. Погребение бездомных или безродных было актом благочестия (ср.: Тов.). Многие евреи приезжали со всего мира в Иерусалим или перебирались туда в преклонном возрасте, и если они умирали в крайней бедности, другие должны были заплатить за их похороны. Среди «странников» могли быть и ритуально нечистые *язычники. (Существовала также традиция хоронить на таком поле преступников.) Таким образом, первосвященники, без сомнения, считали, что поступают благочестиво!

27:9,10. Еврейские богословы могли цитировать одни тексты, подразумевая при этом другие. Матфей здесь цитирует Зах. 11:12,13, но, приписывая этот текст Иеремии, он намекает на близкий по содержанию текст, что, как он надеялся, не останется незамеченным его наиболее искушенными читателями (Иер. 32:6—10; ср.: 19:1–4,10,11). Цитата почти дословная, и маловероятно, что Матфей, прекрасно зная текст, случайно приписал ее другому автору; скорее он использует ключевые *мессианские тексты, вместо того чтобы прямо цитировать из Книги Пророка Захарии, или намеренно «смешивает» эти тексты. В Зах. 11:12,13 говорится о низкой оценке, которую дает Господу народ Божий; они оценили Его по цене раба (Исх. 21:32).