Подвешенный чулок (ЛП) - Сивек Тара. Страница 6
— Реджи, они могут спать в комнате Леон. Всё в порядке, — со вздохом говорит мать Ноэл.
Пока эти двое спорят о том, кто и где будет спать, я наклоняюсь ближе к Ноэл.
— Ты должна рассказать мне, почему они называют тебя Леон. Я начинаю беспокоиться.
Она поворачивается ко мне и шепчет.
— Позже.
Подмигнув, она с улыбкой возвращает внимание к спорящим родителям, и я смотрю на её профиль. Её длинные, густые волосы перекинуты на одно плечо, внезапно, я чувствую желание скользнуть пальцами по шёлковой длине, убрать их в сторону, чтобы открыть лучший обзор на гладкую кожу её шеи. Я наблюдаю за тем, как она высовывает кончик языка и облизывает губы, а я мысленно прошу свой член успокоиться. Эту ерунду с Леон нужно срочно прояснить. Если этот дядя/брат рулит в семье и Ноэл раньше была Нилом, я не смогу пережить это дерьмо.
Пока я рассматриваю Ноэл, размышляя о том, какие её губы на вкус, её отец подкрадывается к нам, встаёт с моей стороны у подлокотника дивана и смотрит на меня, держа руки в карманах.
— Мне не очень комфортно, что ты спишь с моей дочерью под моей крышей, — говорит он. — Зачем покупать корову, если молоко можно получить бесплатно? Ты любишь молоко, сынок?
Отец Ноэл около ста семидесяти сантиметров, маленький человечек в сравнении с моими ста восьмидесяти двумя, но выражение его лица говорит о том, что он без колебаний вышвырнет мою задницу за дверь, если я не правильно отвечу на вопрос. Не буду врать, сейчас я немного боюсь его.
— Хм, да? — в замешательстве отвечаю я. — Нет. Да. Подождите, я не знаю!
Я кашляю, стреляя в Ноэл встревоженным взглядом, чтобы она спасла меня от гнева её отца. Он словно знает, что с момента нашей встречи, я всё время думаю о ней, голой подо мной и наши касающиеся бёдра, сидя на диване, делают всё ещё хуже, мысли о её обнажённых ногах обёрнутых вокруг моей талии поглощают мой разум.
Отец Ноэл достаёт руки из карманов и раздражённо взмахивает ими.
— Вот именно! Я запрещаю молоко в этом доме, на ближайшее время. Ни молока, ни сыра, ни йогурта, ни молочных продуктов или ещё чего-либо. Бев, вычисти холодильник. Я не хочу, чтобы у этого парня появились какие-нибудь мыслишки по поводу Эгг-нога [4] нашей дочери.
Несмотря на то, что сближаться с Ноэл опасно для моего здоровья, но так как мой член отказывается слушаться, я снова наклоняюсь ближе к ней.
— Он всё ещё говорит о сексе? — шепчу я.
— Честно, я без понятия, — тихо отвечает она.
Её отец, наконец, прекращает злобно смотреть на меня и выходит из комнаты, направляясь на кухню, чтобы избавить дом от зла, коим является вся молочная продукция.
— Простите моего мужа, — улыбаясь, извиняется Бев, с чашкой кофе руке. — Леон впервые привела мужчину в дом, и он немного нервничает. Вы можете идти и вместе ложиться спать в её старой комнате. Встряхнитесь, оторвитесь по полной, займитесь делом… или как там дети сейчас это называют.
— Маааам, — сетует Ноэл, закатывая глаза. — Ничего страшного, что папе не комфортно. С-ооооган может спать в другой комнате.
Она чуть не проболталась и не назвала меня Сэмом, но вовремя опомнилась и создала неловкую комбинацию из Сэма и Логана, от чего тётя Бобби и её мать смотрят на неё с замешательством.
— Ты только что назвала его Соганом? — спрашивает Бев.
Ноэл начинает нервно постукивать ногой, наши бёдра соприкасаются с каждым ударом ноги об пол. Я быстро опускаю ладонь на её ногу и успокаивающе сжимаю, пытаясь игнорировать тепло её кожи под джинсами.
— Ммм, ну это... — заикается Ноэл, — забавная история. Когда я говорю Логану что-нибудь, то всегда начинаю с «Таааааак, Логан» [5] и это стало шуткой, я называю его Соган. Ха-ха, поняли? Соган? Таааааак, Логан?
Я снова сжимаю её бедро, чтобы она перестала говорить, но её нога, сжатая моей рукой, вызывает образ этих же ног обёрнутых вокруг моих бёдер.
— Думаю, ты должен спать там, — неубедительно закачивает Ноэл, её мать с тётей всё ещё смотрят на неё как на сумасшедшую.
— Знаешь, если ты не хочешь спать в одной комнате с этим горячим куском человеческого мяса, я с радостью займу твоё место, — заявляет тётя Бобби, и, подняв бокал мартини в мою сторону, манит пальцем свободной руки.
Та же рука, что сжимала мой член, как тиски. Я вздрагиваю, вспоминая этот момент.
— Тётя Бобби, гей? — уголком рта шепчу я Ноэл.
К сожалению, мой шёпот расходится по комнате громче звуков рождественской музыки, играющей на звуковой системе, установленной там, где сидит тётя Бобби.
— Нет, но мой пенис да, — с пьяной улыбкой сообщает мне тётя Бобби, разделываясь с последней каплей, пятого по счёту, мартини.
Ноэл внезапно подскакивает с дивана, берёт меня за руку и тянет за собой.
— Сегодня был длинный день и нам нужно поспать, — выпаливает она и с усилием тащит меня за руку мимо дивана к дверям.
Моё тело так измотано, что я едва ли чувствую свои ноги, когда снова встаю. Поспать было бы неплохо, но мысль о целой ночи в спальне наедине с Ноэл, сразу же взбадривает меня.
— СТОЯТЬ! — внезапно кричит мать и Ноэл замирает, я врезаюсь ей в спину и хватаюсь за её бёдра, чтобы мы не упали.
Ноэл поворачивается, мои руки всё ещё на ней и мы оба смотрим на Бев.
— Смотрите! Вы под омелой. Значит должны поцеловаться. Рождественское правило, — весело напевает она и делает глоток кофе.
Стоя у входа в гостиную, мы с Ноэл смотрим наверх и видим маленькое зелёное растение, перевязанное красной ленточкой, свисающее с арки над нами.
— Хм, не похоже на омелу, — задумываюсь я, глядя на листья над нашими головами.
Ноэл прижимается ко мне и встаёт на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть. Я крепко сжимаю её бёдра, чтобы она стояла неподвижно. Она прижимается своей фантастической грудью к моей, и я чувствую, как мой член снова твердеет.
— Мам, у вас что, марихуана подвешена под потолком? — спрашивает Ноэл.
— Ты же знаешь, твой папа использует её от артрита, — вздыхает её мама. — Марихуана-омела, кортошка-картошка. Она зелёная и праздничная, вы должны под ней поцеловаться.
Стоя на цыпочках, Ноэл опускает взгляд и смотрит на меня, её рот на уровне моего. Её губы горячие и пухлые, она нервно облизывает их, как будто знает, что я не могу свести с них глаз, когда она делает это.
Мы оба пожимаем плечами, понимая, что никогда не выйдем из этой комнаты, если не сделаем то, о чём просит Бев. Ноэл кладёт ладони на мою грудь и быстро чмокает в губы, я даже не успеваю ничего почувствовать.
— Точно, я заберу его у неё, — объявляет тётя Бобби.
— Леон, ты его усы? — беспокойно спрашивает её мать.
Ноэл в замешательстве смотрит на неё.
— О чём ты говоришь?
Её мама пожимает плечами и ставит кружку с кофе на столик.
— Ну, знаешь, его усы. Прикрытие, чтобы никто не узнал, что он гей, как одежда у тёти Бобби, — объясняет она.
— Эй! Я заметила сходство, — кричит тётя Бобби, громко отрыгивая.
Ноэл вздыхает и закатывает глаза, а я задаюсь вопросом, что, чёрт возьми, заставило её мать подумать, о том, что я гей. Она, правда, ждёт, что я грубо возьму её дочь прямо перед ней и засуну язык в горло? Не то, чтобы я возражал, но у меня есть нормы поведения, и целоваться с женщиной перед её семьёй, возглавляет мой список «Не делать».
— Это называется борода, мам, а не усы, — поправляет её Ноэл.
— Не обижайся, но этот скучный поцелуй говорит об обратном, — пожимает плечами тётя Бобби. — Леон, пообщайся со мной, я покажу тебе, как это делается.
Какого хера? Я НЕ гей!
— Ничего страшного, если ты гей. Мы любим геев и полностью их поддерживаем, — с доброй улыбкой уверяет меня Бев.
— Я не гей, — отыскав свой голос, наконец, заявляю я в свою защиту.
— Хорошо, как скажешь, — отвечает Бев, не веря моим словам.
— Вы, должно быть, прикалываетесь, — тихо говорю я, продолжая держать Ноэл за бёдра, и думаю над тем, а не стоит ли просто уложить её, чтобы заткнуть всех.