Час убийства - Гарднер Лиза. Страница 66
– Девушка, без снаряжения, где-то в пещере. Больше ничего говорить не нужно.
Мужчины даже не взглянули на Кимберли. Они торопливо надели длинные фуфайки в почти сорокаградусную жару и натянули поверх них толстые комбинезоны. Оба обильно потели, но будто не замечали этого.
– Меня зовут Джош Шадт, – сказал первый, подойдя и запоздало пожав Кимберли руку. – Я не руководитель группы, но что-то вроде этого. За нами едут еще два грузовика, однако, раз дела обстоят так, начнем спускаться немедленно.
– Эта труба идет в пещеру?
– Да, мэм. Это световой люк в главном зале, находящемся у вас под ногами.
– Я говорила в него. Не знаю, слышала ли что-то девушка…
– Полагаю, она за это признательна, – сказал Шадт.
– Можно мне с вами?
– У вас есть снаряжение?
– Только то, что на мне.
– Оно не годится. В пещере круглый год температура тринадцать градусов. Кажется, что оказался в холодильнике, но это пока не попадешь в воду. Чтобы войти в пещеру Орндорфа, нужно спуститься по веревке на сорок футов в воду по колено. Потом протискиваться по тридцатифутовому туннелю, заполненному водой; высота туннеля примерно двенадцать дюймов. Правда, в главном зале сорокафутовый свод. И хорошо, если не наткнемся на бешеного енота или ядовитую змею.
– Там змеи? – испуганно спросила Кимберли.
– Да, мэм. Но по крайней мере летучих мышей нет. К сожалению, пещера Орндорфа гибнет. И если летучие мыши еще находят ее подходящим местом спячки, в это время года они охотятся за насекомыми. С октября по апрель другое дело. В нашем деле не соскучишься. Но не беспокойтесь. Мы найдем вашу пропавшую. Как ее зовут?
– Карен или Тина.
– У нее два имени?
– Мы не знаем, которая из жертв находится в этой пещере.
– Нет, об этой истории я больше ничего не хочу знать. Вы делайте свое дело, мы будем делать свое.
Шадт вернулся к груде снаряжения и стал надевать комбинезон. Тут подбежали Мак и Нора Рей. Все представились. Смущенные Мак, Кимберли и Нора Рей стояли в стороне, а трое мужчин оделись, пристегнули сумки, натянули толстые сапоги и прочные кожаные перчатки.
У спасателей были яркие веревки. Проворно свернув их кольцом, они надели их на плечи и приступили к последним проверкам: включали фонарики, поправляли каски. Наконец Шадт одобрительно хмыкнул, вернулся к кузову грузовика и вытянул длинный деревянный щит.
Для транспортировки жертвы. Если она не способна ходить или мертва.
Шадт взглянул на Мака.
– Нам пригодился бы помощник для работы с веревками наверху. Имели когда-нибудь дело с альпинистской страховкой?
– Немного занимался скалолазанием.
– Вот и хорошо. Пошли. – Шадт взглянул на Кимберли.
– Продолжайте говорить в трубу. Всякое может быть.
Мужчины направились в лес, а Кимберли снова села ва землю. Нора Рей устроилась рядом.
– Что будем говорить?
– Что вы больше всего хотели бы услышать?
– Что испытание скоро кончится. Что у меня все будет хорошо.
Кимберли сложила рупором руки и наклонилась к трубе.
– Карен? Тина? Это опять Кимберли Куинси. Поисково-спасательная группа уже идет к вам. Слышите меня? Самое тяжелое уже позади. Скоро мы отвезем вас домой, к родным. Скоро вы будете в безопасности.
Тина наделала выемок сколько смогла. От уровня колена и до той высоты, куда могла дотянуться. Потом для пробы сунула пальцы ног в первые два отверстия, ухватилась руками за неровные края других и поднялась на целых два фута.
Ноги ее сильно дрожали. Она чувствовала себя легкой как перышко, а вместе с тем тяжелой как якорь. Она моментально взберется наверх, как человек-паук. Или грохнется наземь и больше не поднимется.
– Ну, давай, – прошептала Тина сквозь запекшиеся потрескавшиеся губы и начала подниматься.
Три фута. Руки ее дрожали теперь так же сильно, как ноги живот сводила мучительная судорога. Тина прижалась голо вой к густым зеленым лозам, молясь, чтобы ее не вырвало и возобновила подъем.
Наверх, к солнцу. Легкая словно перышко. Будь такой как Спайдермен.
На шести фугах Тина остановилась от изнеможения. Выемок больше не было, на лозы она уже не полагалась. Неуклюже встав на цыпочки, она подняла руку над головой и вслепую вонзила пилку. Старая древесина крошилась от металла, и это придавало ей смелости. Тина неистово делала выемки, уже мысленно представляя себя наверху.
Может быть, на поверхности она обнаружит озеро, большое и голубое. Нырнет вниз головой. Будет держаться на спокойной воде и нырять, чтобы смыть грязь с волос. А потом поплывет к прохладным глубинам в центре озера и будет пить, пока живот не раздуется как воздушный шар.
Потом доплывет до другого берега, где ее встретит официант в смокинге, держащий серебряный поднос с ворсистыми белыми полотенцами.
Тина громко засмеялась. Бредни больше не пугали ее. Они казались единственной возможностью счастья.
Древесная труха посыпалась Тине на голову. Внезапная острая боль в натруженных руках напомнила Тине о ее задаче. Она ощупала сделанное отверстие. Ухватиться за его край можно. Пора двигаться дальше. Как это пелось в старой рекламной песенке? Надо подниматься на самый верх, где она наконец получит кусок пирога.
С мучительным усилием Тина поднялась еще на одну ступеньку, ягодицы тянули ее вниз, руки тряслись от напряжения. Еще четыре дюйма. И вновь она замерла.
Пора делать очередную выемку. Левая рука так сильно болела, что не позволяла держаться. Тина повисла на правой руке, а в левую взяла пилку и стала ковырять древесину. Движения были неуверенными. Она не понимала, ковыряет в одном месте или в разных. Смотреть было очень трудно.
Тина прижималась к стене дрожащими ногами. Когда очередная выемка была готова и пришло время сделать еще шаг, Тина взглянула наверх и чуть не расплакалась.
Небо. Так высоко над ней. Сколько футов, десять, пятнадцать? Ноги ее болели, руки жгло. Она не знала, долго ли сможет продолжать этот подъем. У нее паучьи руки и ноги, но нет паучьей силы.
Тине очень хотелось к своему озеру. Хотелось плыть по прохладным волнам. Хотелось переплыть на другой берег, упасть в объятия матери, жалобно расплакаться и попросить за все прощения.
«Господи, дай мне сил вскарабкаться по этой стене. Господи, дай мне мужества». Ведь она нужна матери, нужна ребенку, и ей не хочется умирать, как крысе в ловушке. Не хочется умирать в полном одиночестве.
«Еще одну выемку, – приказала себе Тина. – Поднимись, выдолби еще одну выемку, а потом можешь вернуться в жижу и отдохнуть».
Она сделала еще одну выемку, затем еще одну. А потом убедила себя, что необходимо сделать еще одну. Сделала еще две, потом третью и поднялась по стене на десять – двенадцать футов.
Теперь Тине стало страшно. Ни в коем случае нельзя смотреть вниз. Надо только подниматься, хотя плечи кажутся такими эластичными, словно разболтались суставы. Несколько раз покачнувшись, она все же удержалась на месте, хотя руки жгло, и Тина вскрикивала от боли. Горло так пересохло, что вместо крика она издавала что-то похожее на карканье.
«Поднимайся. На самый верх. Получи наконец кусок пирога».
Тина плакала без слез, цеплялась за гнилую древесину, ненадежные лозы и старалась не думать о том, что делает. Она превозмогала боль. Выкладывалась изо всех сил.
Пятнадцать футов. Верхний край так близок, что уже видно торчащую кверху траву. Зеленую растительность. Пересохший рот Тины увлажнился от этой мысли.
Она смотрела наверх слишком долго, забыв, что делает и ее изможденное, обезвоженное тело вконец обессилело. Тин подняла руку, но пальцы не коснулись края.
И она полетела вниз.
На миг Тина ощутила, как парит в воздухе. Но сила тяготения вступила в свои права.
Тина шлепнулась в грязь.
На сей раз она не вскрикнула. Жижа поглотила ее целиком, и теперь Тина уже не имела ничего против этого.
Сорок пять минут спустя Кимберли все еще продолжала говорить. О воде, пище и теплом солнце. О погоде, бейсбольном сезоне и птицах в небе. О старых и новых друзьях, о том как приятно будет встретиться с девушкой.