Дневник. Том II. 1859-1860. Богопознание и самопознание, или внутренее священнонаучение от Святого Д - Кронштадтский Иоанн. Страница 55

Итак, отрясите с себя суету житейскую, и к празднику явимся с душою, не возмущаемою никакими житейскими заботами, чтобы всей душой отдаться празднику. Для того и постились вы пред праздником, чтобы трезвенною мыслию и бодренным сердцем [191] встретить вам праздник Господень. Иначе к чему же и пост? Для чего же? [192]

Сего ради высокий Бог на землю сниде, говорит святая Церковь, да нас на небеса возведет. [193] Запомните же все и углубите в сердцах своих вот эту мысль, что Сын Божий сошел на землю для того, чтобы нас спасти от грехов и смерти вечной и возвести на небо, то есть туда, где вечная жизнь, вечное блаженство. И если Христос сошел к нам для того, чтобы нас возвести на небо, то и мы должны заблаговременно чаще возноситься туда мыслями и сердечными желаниями и отрешаться душами своими постепенно от всего, что привязывает нас к земле — к этой стране изгнания (к этой гостинице), в которой так много искушений, бедствий, болезней, скорбей, где при всей скоротечности земной жизни видишь одни грехи и соблазны и смерть со всеми ее ужасами. (Итак, когда настанет велий день Рождества Христова — вознеситесь к Нему чистыми сердцами, не занятыми ничем земным, выйдите к Нему радостно навстречу и — мыслями и сердцами вознеситесь в селения небесные, в обители Отца Небесного, куда всех пришел переселить с земли Единородный Сын Бога Отца.) Христос раждается, славите. Христос с небесе, срящите. Христос на земли, возноситеся. [194] Некоторым из нас, может быть, в последний раз придется встретить этот праздник.

Размышляйте о небесном, желайте небесного, стремитесь к небесному. Итак, прежде чем настанет праздник Рождества Господа и Спаса нашего, приготовьтесь встретить Его Рождество чистыми сердцами, незапятнанными ничем неземным, чтобы Царю Пречистому угоден был ваш праздник, чтобы, когда Он с небес явится, — вы были как невеста уготована мужу своему (Ср.: Откр. 21, 2), как прилично достойная Его величия и святости. Будьте же, когда Христос будет на земле, внимательнее к себе — вот скоро все вознесетесь тогда мыслями и сердцами от земли горе — к Богу. Когда с такими мыслями и с таким расположением сердца встретите праздник Рождества Христова, то встретите его достойно, по–христиански и с пользою для души своей. Аминь.

Ныне у нас два праздника: к празднику Рождества Христова присоединяется праздник Воскресения Христова. Отдадим долг — и празднику Рождества и празднику Воскресения Христова. Один — праздник годовой, а другой — недельный. Христос родился для того, чтобы придти к торжеству Воскресения, и родился для нас и воскрес для нас: наш и Рожденный Младенец, наш и Воскресший Христос! (Тот же Христос, и рожденный, равно как Христос же и воскресший!) Такова уж любовь Его к нам: всего Себя отдал нам, только бы живыми вечно нас сделать, только бы ввести нас в обители Отца Небесного.

В том и другом празднике, возлюбленные, сокрыто наше собственное торжество: и родился Христос и воскрес для нас, наш и Рожденный Младенец, наш и Воскресший Христос. Такова любовь Бога Спасителя к нам: всего Себя отдал нам, только бы живыми вечно нас сделать, только бы ввести нас в обители Отца Небесного.

Жизнь Господа нашего Иисуса Христа с Его рождения до страданий, смерти, воскресения и вознесения на небо есть, возлюбленные, так сказать, зеркало, в котором отражается все то, что бывает и будет с Его последователями, или иначе сказать — вся Его земная жизнь есть изображение нашей жизни. Поэтому Рождество Его есть как бы наше рождение, Воскресение Его — наше воскресение. Какое же для нас торжество в том и другом празднике? Как не торжество? И Рождеством и Воскресением Его мы призваны к жизни вечной, к наследию нетленному, соблюдаемому на небесех нас ради (Ср.: 1 Пет. 1, 4). Без Спасителя, без Его рождения наше рождение было бы на осуждение и муку, наше воскресение — на вечное осуждение. Своим рождением Иисус Христос освятил наше рождение, вознес рог наш (Ср.: 1 Цар. 2, 1) чрез воскресение, обвеселил нас надеждою на наше воскресение. Верою Христос воста от мертвых, начаток умершым бысть (1 Кор. 15, 20).

Для чего праздник Рождества Христова мы празднуем однажды в году, а праздник Воскресения 52 раза и один из них — так светло, с такою торжественностию, что свет его как бы затмевает все другие праздники? — Чтобы решить этот вопрос, возьмем, для объяснения его, другой: нужно ли уверять человека несколько раз, что он родился? Не нужно: потому что всякий это знает без уверения. А нужно ли уверять человека много раз, что он воскреснет? Необходимо нужно: потому что как воскресение еще будет и оно у нас только в надежде, то надобно чаще воскрешать, оживлять веру нашу в наше воскресение и надежду на него тем более, чем меньше видим мы пред глазами примеров воскресения; между тем как примеры рождения -— всегда пред глазами. Но год, братия, представляет собою как бы век наш своими годовыми переменами: весною, летом, осенью и зимою. Но родится человек однажды: потому и воспоминание в год бывает также однажды. Оттого мы ежегодно празднуем день своего рождения, как будто бы ежегодно мы рождались и начинали свою жизнь: ежегодно благодарим Господа за то, что Он благоволил даровать нам бытие — в день нашего рождения. [195] Итак, год изображает собою как бы век человеческий. В этот годовой век мы вспоминаем однажды все великие события в жизни Господа нашего Иисуса Христа, и этого одиночного воспоминания достаточно для нас, потому что как всякий верит в свое рождение, то и нет нужды уверять его в том. Л Воскресение Христово <как> именно день действительно Воскресения Его из мертвых также со всею торжественностию празднуем однажды; а Воскресение Христово празднуем один и пятьдесят один раз в год, чтобы чаще уверять людей, что воскресение их несомненно. Потому как раз с меньшею торжественностию, что Христово Рождество есть как бы наше рождество, так и день недельный, Христово Воскресение есть как бы и наше воскресение: воскреснусте со Христом (Кол. 3, 1), то есть вы воскресли вместе со Христом, говорит Апостол.

Итак, слава родившемуся нашего ради спасения [196] Господу и слава Ему, воскресшему из гроба и нас с Собою совоскресившего (Ср.: Еф. 2, 6). А вы, возлюбленные, все помните с каждым наступающим воскресением, что вы воскреснете и, воскресши, явитесь на Суд, потому что всем нам явитися подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2 Кор. 5, 10), а потому каждый позаботьтесь устроить жизнь свою так, чтобы на этом Страшном Судилище не посрамиться и не быть отосланным во тьму кромешную (Ср.: Мф. 22, 13). Аминь. И чтобы праздники Рождества и Воскресения Христова не осудили нас в том веке в нашей невнимательности и неуважении к ним. Аминь.

Человек дышит и всякое дыхание дышит, и Дух Божий дышит (Ср.: Ин. 3, 8), но Дух Божий дышит и Своим дыханием оживляет (Ин. 6, 63) всех. Счастлив, преблажен тот человек, коему Дух Божий по достоянию дхнет: скоро тогда вземлется он от земных восперяясь, возращаясь, устроямсь горе [197] от Всеоживляющего Духа Святого, Господа Животворящего [198].

Борись с бесплотными злодеями: Владыко все видит, и может быть, недалек час, в который Он воззовет тебя к Себе и увенчает тебя за победу. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем (Откр. 3, 21). Одушевляйся этою мыслию.

Как смотреть на познание языков? — Дар языков дан был Святым Духом апостолам для того, чтобы они проповедали всем народам, говорящим на разных языках (См.: Деян, 2, 4), Слово Божие — о покаянии и оставлении грехов во имя Иисуса Христа и о даровании жизни вечной во Христе. Соответственно этому и теперь — сближение человека одной нации с человеком другой и одного народа с другим чрез взаимное познание языков должно главным образом иметь ту цель, чтобы чрез это сближение нация, исповедующая веру истинную, не поврежденную мудрованием человеческим, проповедовала о необходимости исповедовать именно эту веру (или исповедание), а не другую, то есть сближение должно иметь целию — славу Божию и спасение душ человеческих. Для этой цели хорошо обладать познанием языков, но если эта цель совсем выпускается из виду и на место ее поставляются одни цели и отношения житейские, особенно — суетные, вредные вере и отечеству, как и бывает обыкновенно, то познание языков будет для лингвиста мечом, убивающим его собственную душу, бесполезным капиталом, тратою драгоценного времени. Надо помнить, что хотя Дух Снятый егда огненныя языки раздаяше, в соединение всех призвал [199], но в соединение веры и любви; для такого соединения дай Бог, чтобы все приступали со всем усердием к изучению иноземных языков и своими познаниями в них способствовали распространению в мире истины Божией, святой православной веры, успокоительной надежды и оживотворяющей сердца человеческие истинной любви, что и делается у нас в России, потому что благовествуется Евангелие Царствия Божия таким народам, которые прежде не знали Господа, идеже имя Его не призваша (Ср.: Пс. 78, 6). Но если нет этой цели в виду, тогда лучше оставаться при своем родном языке и помнить, почему Господь некогда сошедше смесил языки людей (Ср.: Быт. 11, 7). Смешение это было тогда необходимо для гордых и безрассудных людей. Необходимо оно для многих лингвистов и теперь. Развяжись их язык для беседы с другими нациями, и наделают проказ, и погубят свою душу или отступничеством в другое вероисповедание, или злобною болтливостию в своем родном крае, или принятием обычаев и пороков иноземных. Но всего удивительнее то явление, что в пределах родного отечества язык родной даже в пренебрежении, между тем как в великом почтении языки иностранные. Что это за комедия, что на изучение иностранных языков и при воспитании обращено огромное внимание, а на веру, на Закон Божий — на эту основу человеческого благоденствия земного и залог блаженства вечного — только по вниманию к нему власти самодержавной и низшего начальства обращено внимание, на самом же деле родителями обращается весьма мало внимания? Объюродели; впали в неискусен ум — творити неподобная (Ср.: Рим. 1, 28). Родной язык — дар нам Божий вместе с бытием и после бытия — величайший дар Божий: на нем возносилась первая молитва о нас к Богу, на нем совершено наше духовное возрождение, на нем мы прежде всего слышали Слово Божие, воззвавшее нас из небытия в бытие, слово о воплотившемся для нашего спасения Слове как Сыне Божием, об оставлении грехов во имя Его; на нем мы слышали все Божественные службы, на нем слышим мы совершение всех таинств. И как же после этого пренебрегать родным языком? Как с предпочтением смотреть на другие языки и заниматься ими? Не значит ли это ругаться над дарами Божиими, то есть над языком отечественным, и над неоцененным даром веры православной? Так и ругаются: и индифферентизм или холодное безразличие в вере многих доказывает, что вера православная для них все равно что католицизм или лютеранизм, даже — исламизм. Как пагубно отведать иностранного! Свое–то кажется и ниже всего иностранного. И это не в вере только, а и во всех почти науках и искусствах, как будто все, что наше, от сравнения с иностранным в самом деле становится хуже. Ослепит же окаянный так страшно — неразумных почитателей всего иностранного. О родной язык! О сильный и звучный язык! Звони колоколом на всех любителей языков иноземных, сзывай, зови на защиту свою всех верных сынов отечества и их устами скажи всем любителям иноземного, скажи им, благородный, священный язык: я принес к вам первоначально веру православную и с верою — ваше спасение; я возгремел к вам в спасительном слове Евангелия и в святолепном чине православного Богослужения; я в продолжение почти тысячелетия раздаюсь во всех храмах ваших и приношу на нем в сердца верные волны благодати Божией; я, а не французский, не английский и немецкий языки, был в сердце и на устах всех святых вашей Церкви, прославленных от Бога нетлением и чудесами; мною выражали свою верность и любовь к царю и отечеству все верные сыны отечества; чрез меня слышали клич победоносным вашим воинам, когда взывали к ним о защите отечества или когда они возвращались, увенчанные славою, с поля брани; и чтоб сказать короче: чрез меня стояло и стоит могучее царство Русское; чрез меня переливаются из сердец в сердца величайшие сокровища всех людей — странников к отечеству небесному — вера, надежда и любовь. За что же вы мною пренебрегаете? Какое нашли вы во мне погрешение, легкомысленные чада мои? Не звоню я так нежно и приятно, как звонит язык француза, германца и британца? Но разве вы дети? Разве ваше дело только колокольчики? Разве сущность языка — в нежности и мягкости звона? Язык — орган истины; разве святая истина хуже может выражаться мною, чем на языках иностранных? Но нет: вы ищете не истины. Вы любите суету и ищете лжи (Пс. 4, 3), как говорит Давид. Оттого они (особенно язык французский) и нравятся вам больше, чем свой язык. Не ревную я вас без разума. Изучайте, знайте языки иноземные, но знайте для пользы души своей и отечества; о том я и сокрушаюсь, о том и скорблю, что вы изучаете и знаете их не для того. Смотрите же: я скажу об вас Слову, Которое раздает всем слово чрез Духа Святого, что вы обижаете родное слово, а с родным словом и Слово Божие на родном языке. Вы оставили Слово и не читаете Слова, и говорите: непонятно Божие Слово. А разве языки иностранные сначала были понятны? Разве вдруг, как апостолы, получили вы дар говорить на разных языках? Разве не учились вы им долго? Точно так же, если бы вы захотели изучить язык родной славянорусский, вы узнали бы и его, и ясно было бы вам Божие слово. А теперь что же? Зная в совершенстве языки иностранные, вы не знаете и читать по–церковнославянски и удалились вы сами от глаголов живота вечного (Ин. 6, 68), изрекаемых в Божием Слове. — Мария сидит у ног Господа и слушает слово Его; а Марфа молвит — только о мнозе службе (Лк. 10, 41) — о европейских языках, о разглагольствии пустом и бесполезном на этих языках; пишет письма на этих языках и просит в них новых мод платья, различного снадобья для убранства телесного, различных предметов суетности житейской. — Про ту Марфу больше ничего худого сказать нельзя, а про нашу надо сказать много худого: у нашей Марфы сердце очень растленное, нет у ней заботы о душе своей, а забота все о теле: кумир для нее тело; не знает, как украсить, как почтить свое тело; кланяется ему день, да и ночь почти, а все кажется ей еще, что мало боготворит свое тело. И весь век свой Марфа сидит над телом своим. А век–то такой короткий, смотришь, Марфе дурно и Марфа в отчаянии и бросается во все стороны, а помочь–то нечем, и раздушенная, разряженная Марфа умирает, и, как разломанную куклу, выносят — в могилу. Вот свет! Подумайте: чудные дела! Да как только они делаются.