Дневник. Том II. 1859-1860. Богопознание и самопознание, или внутренее священнонаучение от Святого Д - Кронштадтский Иоанн. Страница 74
Священнику. Священник, молясь вместе с народом, должен заботиться всеми мерами о том, как бы молитвою своею вдохнуть в народ дух молитвенный, и молить об этом Духа Всесвятого.
Когда во время молитвы или чтения Слова Божия или творений отеческих, или своей проповеди (пред народом) сердце твое лукавит, отвлекая твой ум от содержания того, что предложено уму и сердцу твоему, и отнимает у тебя чувство собственного достоинства, представляя тебя нравственным и физическим уродом и повергая тебя чрез то в уныние (чего не делает лукавый!), тогда знай твердо, что в тебе лукавый демон, — и немедленно сосредоточься в молитве или чтении и не обращай на то внимания.
Диавольский пламень и смущение сердца бывает в тебе тогда, когда сердце твое не утверждено во Господе и рог твой не вознесен в Боге твоем (Ср.: 1 Цар. 2, 1): отчего и возносит диавол рог свой в тебе. Что это правда, видно из того, что когда ты утвердишь сердце свое верою в Господа, пламень исчезает и смущение проиадает, и ты вкушаешь мир небесный и чувствуешь дерзновение пред Богом. Диавол обижает или оскорбляет нас только тогда, когда сердце наше не в Боге.
Если не возгревать в сердце теплоты веры, то может от нерадения совсем погибнуть в нас вера; может совсем как бы помереть для нас Христианство со всеми его Таинствами. Враг о том только и старается, чтобы погасить веру в сердце и привести в забвение все истины Христианства. Оттого мы видим людей, которые только по одному имени христиане, а по делам — совершенные язычники. — Таковым ежегодно Церковь возглашает свое грозное: «анафема».
Священнику. Как можно живее вводи во время Богослужения предстоящий парод в молитву твою; он так несомненно вверен от Бога молитве твоей, как несомненно то, что он предстоит и молится в одном храме с тобою. Но помни, что молитва твоя сильна молитвою Христовою.
+ Говеющие! Бойтесь мнимой праведности своей или бесчувственности греховной, поражающей сердце особенно пред великим таинством исповеди и причащения. Вы не находите себя грешниками, великими грешниками? Вы не чувствуете и пе припоминаете своих грехов? А вот если вы не любите Бога всем сердцем — разве это не великий грех, и любите другое, кроме Бога; если вы не имеете в сердце живой искренней веры и надежды? Разве это не великий грех? Разве самая бесчувственность не есть грех — хула на Бога? Аще речем, яко греха tie имамы… (1 Ин. 1, 8.) Ах! Мы видели на исповеди и таких бесчувственных, которые стояли и ничего не говорили, как бы ничего преступного не сделали. Пакость сатаны (Ср.: 2 Кор. 12, 7). Бойтесь сатаны. Тут–то диавол хочет погубить весь труд вашего говения.
Есть еще такие, которые два–три или даже один день говеют и приступают к Таинству, нисколько не приготовивши к тому сердце свое молитвою с сокрушением о грехах. За целый год грехопадений, за целый год удаления от Бога не хотят помолиться и поскорбеть 4–5 дней.
Надобно, чтоб с изображением Креста было благоухание веры в Распятого: тогда верная победа над диаволом.
Не думайте, что вера наша не животворна для нас — пастырей, что мы лицемерно служим Богу. Нет, мы первые больше всех пользуемся милостями Божиими и знаем по опыту, что для нас — Господь с Его Таинствами, что Его Матерь Пречистая и Его святые. Например, причащаясь животворящих Таин Тела и Крови Господней, мы часто–часто испытывали на себе их животворность, небесные дары мира и радости о Дусе Святе; знаем, что не веселит так милостивый царский взор последнего из подданных, как веселит благоственный взор Небесного Владыки нашего, как веселят Его Тайны. И мы были бы крайне неблагодарны пред Господом и ожесточены сердцем, если бы не поведали об этой славе животворящих Таин вам, возлюбленные Божии, если бы не прославляли Его [Господа] чудес в нашем сердце, совершающихся в каждую Божественную литургию! Так, мы часто испытываем на себе также непобедимую, непостижимую, Божественную силу Честнаго и Животворящего Креста [244] Господня и силою его прогоняем из сердца своего страсти, уныние, малодушие, страх и все козни бесовские. Он — наш друг и благодетель. Говорим это искренно, с сознанием всей истины и силы своих слов.
Ученикам. Ученики учатся проникать в дух лекции, в сущность ее; чрез это они должны научиться проникать, как христиане, в дух веры, писания, молитв, обрядов и провождать духовную, а не плотскую жизнь. А бывает больше не так.
О слезах. Ты плачешь о грехах, а в слезах твоих видит Бог слезы Христовы, за грехи твои пролитые, и милует тебя.
<…> [245]Есть дух гонитель, или мысленный, фараон [246], который стремительно гонит нашу мысль при чтении молитв. Надо быть осторожным. А как он гонит людей века сего!
Молитва должна обнимать всю жизнь христианина со всеми его грехами, добрыми делами (благодарениями) и всеми обстоятельствами, все его времена, потребности — все состояния людей — от царя до земледельца, от пастыря до последнего пасомого. Сообразно с этим и разделение.
Священнику. В служении Богу, какого бы рода оно ни было (преимущественно в служении треб), полагай все свое удовольствие и счастие. Забывай о нище для служения Богу, о доме, жене, о покое телесном и о всех удовольствиях житейских. Не усумнись день и ночь от всей души работать Господу (Ср.: Пс. 2, 11). Малейший ропот неудовольствия ни на мгновение да не касается не только уст твоих, но и сердца твоего (февраля 28 дня 1860 г.). Помни, что для Бога стоит положить жизнь свою. — Для живота ли нашего, для покоя ли нашего, блаженства ли нашего не пожертвовать всем? — Если же случится тебе по маловерию и нетерпению показать когда–либо нетерпение и неудовольствие на те лица, которые зовут тебя на дело Божие (на требу какую–либо), вскоре же уничтожь это богопротивное нетерпение сердечною готовностию (если нет, возбуди сердечную готовность) на всякие требования, во всякое время, на требования всех возможных лиц. Если не будет времени совершить все требы — не твой грех, тогда и откажись. Боже сердца моего (Пс. 72, 26), Боже живота моего (Ср.: Пс. 41, 9), укрепи меня в служении Тебе.
Диавол чрез ничтожные средства достигает весьма важных последствий. Христианин! Крепись и всем сердцем веруй во Христа, зная, что без Христа ты верная добыча диавола. Этот последний все силы употребляет к тому, чтобы ты сердцем не веровал во Христа. И горе тогда тебе.
Ты хочешь постигнуть Непостижимое, но можешь ли понять, как постигают тебя внутренние, убивающие душу скорби, и найти средство — вне Господа — как их прогонять? — Узнай же сердцем, как освобождаться тебе от скорбей, как соделывать покойным сердце свое, и тогда, если нужно, мудрствуй о Непостижимом. Аще ни мала что можете, о прочих что печетеся? (Лк. 12, 26.)
Размышляй чаще: Чья мудрость проявилась в устройстве твоего тела и постоянно поддерживает его в бытии и отправлениях? — Кто предписал законы твоей мысли, и она доселе следует им — у всех людей? Кто начертал на сердцах всех людей закон совести, и она доселе у всех людей добро награждает, а зло наказывает? — Боже всемогущий, премудрый и всеблагий! Рука Твоя постоянно на мне грешном, и нет мгновения, когда бы благость Твоя покидала меня. — Даруй же мне всегда живою верою лобызать десницу Твою. — Зачем мне ходить далеко искать следов Твоей благости, Твоей премудрости и Твоего всемогущества? Ах! Следы эти так явственно видны во мне! Я, я чудо Божией благости, премудрости и всемогущества. Я — в малом виде — целый мир; моя душа — представительница мира невидимого; мое тело — представитель мира видимого.
Братия! Какая цель нашей жизни на земле? — Та, чтоб, по испытании нашем земными скорбями и бедствиями и после постепенного усовершения в добродетели при помощи благодатных дарований, преподаваемых в Таинствах, нам опочить по смерти в Боге — покое нашего духа. Вот почему мы поем об умерших: упокой, Господи, душу усопшаго раба Твоего. [247] Мы желаем усопшему покоя, как края всех наших желаний, и молим о том Бога. Не безрассудно ли поэтому много скорбеть над умершими? — Приидите ко Мне ecu труждаю щиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28), говорит Господь. Вот покойники наши, христианскою кончиною уснувшие, приходят на этот глас Господа и упокояются. — Чего же скорбеть?